— Вы один можете ответить на этот вопрос.

— Мой сын любит мадемуазель де Лилье, и их свадьба решена.

— Свадьба может расстроиться.

— Но какой же предлог избрать для этого разрыва?

— Я не знаю, но, поискав хорошенько, всегда можно найти.

— Анри возмутится.

— Вы имеете над ним права отца, вы уговорите его.

— Это будет трудно.

— Не все ли равно, если это возможно, герцог.

Герцог помолчал.

— В таком случае, мне надо переехать обратно домой.

— Конечно! И теперь это совершенно безопасно. Но подождите еще день или два, могут явиться какие-нибудь непредвиденные осложнения. Знает ли мистрисс Дик-Торн, что вы живете на улице По-де-Фер-Сен-Марсель?

— Я ничего не говорил ей об этом мнимом путешествии, она думает, что Фредерик Берар — мой поверенный.

— Она слишком ловка, чтобы доверять вам, но это не имеет большого значения. Вернитесь к ней завтра, объясните необходимость подготовить вашего сына к разрыву с невестой и к женитьбе на ее дочери. Она не может отказать вам в отсрочке на несколько дней. Что касается Эстер Дерие, то не беспокойтесь: мистрисс Дик-Торн, по всей вероятности, не знает, что вдова вашего брата в Шарантоне, а если бы и знала, то ей невозможно открыть двери больницы и добраться до сумасшедшей. Теперь, герцог, если вам угодно, поговорим о наших делах.

— Пожалуй, — прошептал сенатор.

— Я уже сказал, что, служа вам, я ставлю на карту свою голову.

— Я готов исполнить свое обещание и, оставив дом в Баньоле, передам вам чек на двести тысяч франков.

— Господин герцог, — сухо возразил Тефер, — одно только похищение Берты Леруа будет стоить пятьдесят тысяч.

— Я знаю, что это дорого, но в таких делах нельзя торговаться.

— Господин герцог, Клодия Варни, может быть, менее опасна, чем дочь казненного, однако вы готовы дать ей три миллиона, хотя она не подвергается никакой опасности, — я же рискую своей головой. Двести тысяч франков — недостаточно.

— Однако мы условились за эту цену.

— Я знаю, но передумал.

— Сколько же вы хотите?

— Вдвое, четыреста тысяч франков.

— Однако… — начал Жорж.

— Спорить бесполезно, герцог, — перебил Тефер. — Если вы не согласны, то мои люди отвезут девушку туда, где они ее взяли, и все будет кончено.

Шантаж был очевиден, но герцогу пришлось уступить.

— Вы приступаете ко мне с ножом к горлу, — сказал он. — Вы злоупотребляете вашим положением, но я уступаю: вы получите то, что требуете.

— Хорошо, я верю вашему слову.

Экипаж остановился.

Тефер высунул голову в окно.

— Господин! — крикнул кучер. — Мы доехали до укреплений.

— Мы приехали, герцог, — сказал полицейский. — Выходите!

— Вы не оставите меня? — спросил кучер.

— Нет.

Полицейский щедро заплатил кучеру, взял за руку Жоржа и тихо сказал:

— Мы пойдем пешком: было бы неблагоразумно ехать дальше.

Дождь перестал, но небо было черно, как чернила, и дорога совершенно пуста.

Тефер ускорил шаги, прося герцога сделать то же. Вскоре они дошли до деревни, все дома которой были заперты и огни потушены.

Они вышли на дорогу, которая вела к холму, где стоял завод.

Дождь размыл дорогу.

— Экипаж с трудом сможет въехать сюда, — прошептал Тефер. — Погода не благоприятствует нам.

На холме жидкая грязь наполняла колеи. Герцог хотел идти по краю дороги, но полицейский схватил его за руку и поспешно привлек к себе.

— Что такое? — с удивлением спросил Жорж.

— Не отходите от меня, вы рискуете жизнью. По обеим сторонам дороги трещины, произведенные обвалами оставленных каменоломен. Один неверный шаг, и все погибло.

Жорж вздрогнул.

— Трещины, — повторил он.

— Да, и глубина некоторых ужасна.

Тефер, как хищная птица, отлично видел в темноте.

Он остановился.

— Посмотрите, — сказал он, зажигая спичку, слабый свет которой осветил на несколько мгновений глубокую трещину.

— Эта дорога ужасно опасна, — прошептал Жорж, слегка вздрогнув.

— Она опасна для пьяных и для неблагоразумных, которые пошли бы по ней ночью с близкими родственниками, желающими поскорее получить наследство.

Эти слова, произнесенные без всякой задней мысли, заставили герцога снова вздрогнуть. Он испугался, но скоро успокоился, подумав, что полицейский не имеет никакого интереса избавиться от него.

Они молча продолжали путь.

Вдруг Тефер остановился перед калиткой, проделанной в середине высокой стены.

— Герцог, мы пришли. Вы видите, что место отлично выбрано?

— Да, конечно.

— Войдем!

Полицейский открыл калитку и ввел своего спутника в сад, а затем в дом, в котором зажег свечу.

Бросив взгляд вокруг, герцог прошептал:

— Какая печальная обстановка!

— Да, не особенно веселая, — улыбаясь, ответил Тефер, — но чрезвычайно удобная. Посмотрите, как все хорошо придумано! Железные решетки повсюду, не считая толстых ставен, которые не пропускают света, и, кроме того, этот дом так далек от всякого жилья, что какой бы шум в нем ни произвели, никто его не услышит.

Дрова, сложенные в первой комнате нижнего этажа, привлекли внимание сенатора.

— Это было здесь? — спросил он.

— Нет, это я приказал купить.

Жорж понял и слегка вздрогнул.

— Огонь!… — прошептал он.

Тефер ответил утвердительно.

— Пожар виден издалека, могут прийти на помощь.

— Слишком поздно. Когда пожарные приедут, от этого дома не останется ничего, кроме пепла.

— Но если девушка будет звать на помощь?

— Повторяю, что ее никто не услышит, к тому же, если она умрет до пожара, то никого не позовет, а пожар уничтожит все. Где прошел огонь, там не остается следов преступления.

Брови Жоржа нахмурились, и лицо приняло свирепое выражение.

Тефер вынул часы.

— Четверть двенадцатого. Я вас оставлю, господин герцог, и пойду дожидаться моих людей. Они, наверное, скоро приедут.

Полицейский вышел и стал у дверей, прислушиваясь к отдаленному шуму.

Мы уже знаем, что Берта без малейшего недоверия села в фиакр номер 13 и нисколько не удивилась, найдя там спутника.

— Вы друг Рене Мулена? — спросила она Термонда.

Тот ожидал этого вопроса, поэтому просто ответил:

— Да.

— Близкий друг?

— Да, он мне очень доверяет.

— Вы знаете, почему я еду в дом мистрисс Дик-Торн?

Вопрос удивил Термонда, но, боясь сказать какую-нибудь глупость, он ответил:

— Нет.

— Рене ничего вам не сказал?

— Нет. Он сказал только: «В половине десятого ты пойдешь к кучеру фиакра, которому я уже дал нужные объяснения. Он отвезет тебя на улицу Нотр-Дам-де-Шан, ты останешься в фиакре, к тебе выйдет мадемуазель Берта Монетье, и вы вместе приедете ко мне».

— В дом на улицу Берлин, — прибавила Берта.

— Он не сказал, куда именно, но прибавил: «Это мне нужно». Для меня — совершенно достаточно. Я сам не знаю, куда мы едем. Я знаю только, что дело идет о вашем бедном отце, умершем на эшафоте совершенно безвинно.

Берта не стала настаивать. Она прижалась лбом к стеклу.

Улица была темна и пустынна.

— Где мы теперь? — спросила она.

Термонд выглянул.

— Теперь мы у набережной.

— Значит, скоро приедем на площадь Согласия?

— Очевидно.

Доехав до берега Сены, Дюбье повернул направо к Аустерлицкому мосту. Милорд, которого Пьер Лорио хвалил вполне справедливо, бежал во всю прыть.

Вскоре они въехали на Аустерлицкий мост.

Берта увидела свет газовых фонарей, отражавшихся в черной воде, и сказала:

— Мы только теперь переезжаем Сену, а между тем мы едем очень быстро. Я никогда не думала, что это так далеко.

Термонд не ответил.

«Девочка начинает скучать, — подумал он, — вскоре в ней пробудится недоверие, когда же ее сомнения перерастут в уверенность, она испугается и может закричать, что нам совсем неудобно. Надо быть готовым ко всему».