— Вы уже говорили с ним обо мне, сударыня? — спросил он.

— Нет, пока я ему ничего не говорила… Только удостоверилась, что он еще никого не нашел на то место, занять которое вы желаете. Я решила, что лучше действовать в вашем присутствии. Так положитесь во всем на меня и идемте!

Она протянула молодому человеку руку — маленькую и горячую; взявшись за нее, он почувствовал, как она дрогнула. Мэри вышла из гостиной и остановилась в комнате возле библиотеки.

— Подождите меня здесь, — сказала она, — и приготовьте письмо Жоржа Дарье.

Девушка тихонько постучала в дверь библиотеки, потом вошла туда.

— Как, это ты, детка? Ты уже встала?

— Да что ты, папа! Вот было бы мило, если бы я в половине десятого еще валялась в постели!

— Значит, ты пришла позвать меня на завтрак?

— Нет. За стол мы сядем чуть позже. Я пришла поговорить с тобой по делу.

— По делу! Ты с таким серьезным видом об этом объявила!

— Потому что и разговор предстоит серьезный!

— Тогда говори, прелесть моя; слушаю тебя очень внимательно.

И Мэри, усевшись рядом с отцом, начала:

— Представь себе, в голову мне пришла одна затея! Обещай мне согласиться на то, о чем я тебя попрошу.

— Ты прекрасно знаешь, что, если это реально, то все будет сделано. Разве я тебе когда-нибудь в чем-то отказывал?

— Нет, никогда… Так вот, затея моя заключается в следующем: я хочу, чтобы самый первый служащий был принят на твой завод по моей рекомендации.

— Что означает, радость моя, что ты взяла кого-то под свое высокое покровительство и собираешься мне его рекомендовать.

— Совершенно верно! Ты сказал, что в самом ближайшем будущем тебе понадобится главный инженер, чтобы руководить чертежной мастерской, которую ты собираешься открыть уже сейчас. Тебе нужен образованный, умный, практичный человек, на которого ты сможешь положиться как на себя самого… Ты ведь говорил мне это, правда?

— Говорил и еще раз могу повторить. А у тебя что, именно такой уникум для меня заготовлен?

— Да, и ты примешь его на работу; за него готова поручиться не только я, но и твой адвокат господин Жорж Дарье.

— Ах, вот как! Мой адвокат солидарен с тобой в этом вопросе?

— Речь идет о друге Жоржа Дарье… И очень близком… о его товарище по коллежу. Господин Дарье готов поручиться за него как за себя самого. Мне кажется, что, если я внесу свою лепту в создание твоего нового предприятия, это принесет тебе счастье; кроме того, мы сделаем доброе дело. Нашему с господином Дарье протеже, как я поняла из его весьма немногословного пояснения, пришлось пережить большое несчастье, и в настоящее время он занимает положение, не слишком соответствующее его достоинствам, а ты можешь изменить все к лучшему и сделаешь это, правда?

Миллионер обнял дочь и еще раз поцеловал.

— А ты достойная ученица моего адвоката! — с улыбкой сказал он. — С такой убедительностью в речах ты бы все процессы подряд выигрывала.

— А этот выиграла? — живо спросила Мэри.

— Сейчас посмотрим. Тут никак нельзя допустить, чтобы чувства возобладали над разумом! Человек, которому предстоит стать моей правой рукой, моим заместителем, должен обладать довольно специфическими и весьма редкими качествами. Мне очень хочется сделать приятное Дарье, а тебе — особенно, но прежде всего я хочу быть уверен, что тот, о ком идет речь, способен справиться с ответственными задачами, которые ему предстоит выполнять, и что я совершенно спокойно смогу на него положиться, доверив свои полномочия. Поэтому я сейчас же напишу вашему протеже и попрошу его прийти для личной беседы.

— Нет ни малейшего смысла писать, — торжественно сказала Мэри. — Он здесь, в соседней комнате, с рекомендательным письмом господина Дарье в руках.

— Ну, тогда это самый настоящий заговор, — рассмеявшись, сказал миллионер.

— Заговор, папа, заговор; и ты падешь его жертвой, ибо не откажешься встретиться с лучшим другом твоего адвоката.

— Нет, конечно…

Мэри радостно бросилась к дверям и распахнула их.

— Входите, господин Люсьен! — крикнула она. — Папа ждет вас.

Люсьен, с письмом в руке, на дрожащих ногах шагнул вперед.

Поль Арман пристально глянул на него. Похоже, проситель произвел на миллионера благоприятное впечатление: несколько напряженное до этого лицо промышленника прояснилось.

— У вас письмо от господина Дарье, сударь? — доброжелательно спросил он.

— Да… Вот оно.

— И одновременно вас весьма настоятельно рекомендует моя дочь. Поэтому мне очень хочется пойти навстречу вашим желаниям, но дело есть дело, вы это не хуже меня знаете, и я ничего не могу решить, не побеседовав с вами самым серьезным образом.

— Совершенно справедливо с вашей стороны, сударь.

— Папа, — сказала Мэри, — я оставлю вас наедине и с нетерпением буду ждать результатов вашей беседы.

— Ступай, милая.

Девушка вышла, ободряюще глянув на Люсьена; тот поклонился. Поль Арман жестом предложил ему сесть, и молодой человек, волнение которого возрастало по мере приближения решающего разговора, опустился на стул напротив него.

— Как я понял, вы претендуете на должность главного инженера на моем предприятии?

— Да, сударь; и я, поверьте, нисколько не заблуждаюсь относительно той высокой ответственности, которая возлагается на занимающего этот пост, равно как и относительно тех качеств, которыми надлежит обладать… Но прежде чем мы продолжим нашу беседу, ознакомьтесь, пожалуйста, с письмом, которое я имел честь вручить вам. Оно написано человеком, знающим меня хорошо, и он взялся за меня поручиться.

Жак Гаро вскрыл письмо, прочел лишь начало и, не дочитав до конца, положил перед собой.

— Жорж Дарье, — сказал он, — пишет о вас очень убедительно, как человек, совершенно уверенный в ваших достоинствах. Его письмо нисколько не похоже на банальную рекомендацию. Вы ведь учились в Школе искусств и ремесел?

— Да, сударь, и специализировался на железнодорожном машиностроении, то есть именно на том аспекте механики, который, судя по газетным статьям, интересует вас в данный момент. Я не ограничивал себя лишь теорией, знаком и с практической стороной дела. Вполне могу встать за тиски, орудовать напильником или даже взяться за молот, чтобы показать рабочим, как выковать и подогнать ту или иную деталь.

— Браво, это и в самом деле доказывает, что вы на редкость умны. О том, знакомы ли вы с чертежным делом, наверное, и спрашивать не стоит?

— Если бы я не был с ним знаком, вряд ли бы осмелился явиться сюда. Поскольку у меня не было работы, я согласился брать заказы на чертежи от предприятия «Симоне и К°» в Сент-Уане, чем, собственно, сейчас и занимаюсь.

— О! — произнес лже-Арман, снова посмотрев на молодого человека очень внимательно. — Значит, вы делаете чертежи для предприятия «Симоне и К°»? Сколько вам лет?

— Двадцать семь.

— Вы парижанин?

— Не совсем, но почти: я родился в Альфорвилле.

Услышав слово «Альфорвилль», лже-Арман почувствовал себя так, словно его ледяной водой окатили. Он вздрогнул; затем, еще пристальнее вглядевшись в Люсьена, спросил:

— Ваш отец жив?

— Нет, сударь.

— Но мать хотя бы жива?

— Нет, сударь… оба умерли… Мать — когда я родился… Отец — когда я был совсем ребенком…

Тревога возросла настолько, что стала почти заметной.

— Вот как! Значит, вы — сирота… А чем, позвольте спросить, занимался ваш отец?

— Он был весьма известным в свое время инженером и имел довольно большой завод в Арфорвилле.

Лже-Арман побледнел, как привидение.

— Как вас зовут? — нетвердым голосом спросил он.

— Люсьен Лабру.

— Люсьен Лабру… — повторил миллионер, чувствуя, что у него волосы на голове зашевелились.

— Да, сударь, — произнес Люсьен, удивленный столь явным ошеломлением, охватившим промышленника. — Вы были знакомы с отцом?

Почему-то именно этот вопрос, способный, казалось бы, окончательно выбить Жака Гаро из седла, помог ему обрести хладнокровие.