— Ты это видел?

— По крайней мере мне так показалось. Было ли это видение? Не знаю, но сомневаюсь… случайность самоубийства…

— Или преступление.

— Может быть.

— Где находился поезд, когда ты видел или предполагаешь, что видел?

— Как раз против нас.

— Хорошо, так пойдем же на розыски.

— Без сомнения, но как? Терновая изгородь преграждает нам путь…

— Но если кто-то упал, не можем же мы оставить раненого без помощи, с риском быть раздавленным первым же проходящим поездом? Изгородь не так высока, чтобы мы не могли перелезть через нее, да поискав хорошенько, верно, найдем какую-нибудь лазейку.

Молодой человек пытался расчистить путь сквозь изгородь.

— Вот здесь можно пройти, — сказал он через минуту, — но мне мешает ружье. Возьми его, поставь у изгороди и подойди ко мне.

Второй охотник, Леон, пунктуально исполнил приказание друга и пролез в узкий проход среди кустарника, потом оба спустились с откоса на дорогу.

Уж пора было проявиться утренней заре, а вьюга все не утихала. Ветер бушевал, а снег шел все сильнее и сильнее. Белые хлопья хлестали друзьям прямо в лицо и совсем их ослепляли. Рене пошел налево, по направлению к станции Сен-Жюльен-дю-Со.

— Надо держаться правее, — сказал Леон.

Охотники пошли направо, наклоняясь к земле и старательно оглядывая снег.

Вдруг Рене заметил какой-то черный предмет.

— Там! Там! — закричал он, устремляясь вперед.

Леон последовал за ним, и они склонились над своей находкой.

— Это женщина, — сказал Леон, — она одета в меховую шубку, крытую сукном. Что делать?

— Прежде всего поднять, — отозвался Рене, — она лежит отчасти на полотне железной дороги.

В это время глухое шипение, сопровождавшееся еще неопределенным колебанием, послышалось вдали. Алый свет, подобно кровавому глазу громадного циклопа, показался в темноте. Это был фонарь поезда, приближавшегося на всех парах.

Двести метров отделяли его от молодых людей, склонившихся над безжизненным телом девушки. Через секунду все трое могли быть раздавлены. С необыкновенным присутствием духа и ловкостью Рене и Леон схватили тело и прыгнули на край откоса.

Поезд прошел с быстротой молнии по тому самому месту, которое они только что покинули.

Леон, обернувшись, приставил рупором две руки ко рту и изо всех сил закричал:

— Несчастье!… Остановитесь!… Помогите!

Но его призыв затерялся в двойном шуме: от бури и от грохота вагонов, шедших с большой скоростью.

— Никто не услышал… — прошептал Рене.

— Жива ли еще эта несчастная женщина? — спросил Леон, снова наклоняясь к телу. Он расстегнул меховую шубку. Приложив руку к левой стороне груди, он почувствовал слабое биение сердца.

— Жива! — воскликнул Леон радостно. — Может быть, удастся ее спасти!

Рене сел на землю у изгороди и повернулся спиной к ветру. Он вынул из кармана коробочку спичек и пытался зажечь хоть одну.

— Если бы нам увидеть ее лицо! — говорил он.

Показался синеватый свет, и послышался легкий треск, но порыв ветра затушил огонек. Три раза кряду молодой человек возобновлял свои попытки, но результат был все тот же. Наконец благодаря минутному затишью четвертая спичка загорелась, и на две секунды колеблющееся пламя осветило лицо девушки. Как ни коротко было время и как ни слаб свет, но Леон успел рассмотреть лицо. Глухой крик сорвался с его губ, и он обеими руками схватился за голову.

— Что с тобой? — с живостью спросил Рене, удивленный и испуганный. — Разве ты знаешь ее?

— Знаю ли я ее? — воскликнул Леон отчаянным голосом. — Еще бы! Это Эмма-Роза, воспитанница моей тетки, содержательницы пансиона в Лароше. Я не только ее знаю, но и люблю.

— Ах, Боже мой! — воскликнул Рене, взволнованный словами друга.

— Эмма!… Дорогая Эмма!… — сказал Леон, становясь на колени перед телом девушки и беря ее за руку. — Скажите что-нибудь!… Отвечайте мне, умоляю вас! Как, ни одного движения!… Она глуха к моим словам! Какая неподвижность, молчание! Неужели ее уста сомкнулись навеки, неужели она умерла?…

— Успокойся, будь хладнокровнее, милый Леон, — сказал Рене. — К чему придумывать небылицы? Что mademoiselle Эмма-Роза была жертвой несчастного случая или преступления — это несомненно. Но она еще жива, даже, может быть, вне опасности… Подумаем, как ее перенести отсюда…

— Перенести… да, — повторил Леон вне себя, несмотря на увещевание друга.

Рене продолжал:

— Мы находимся между Сен-Жюльен-дю-Со и Вильнёвом. Всего проще сходить за помощью в Сен-Жюльен к моему отцу. Ее перенесут в наш дом под надзор моей матери. Позовут доктора…

— Да, — бормотал Леон, — да, мой друг, мой лучший друг, единственный друг, иди за помощью, а я не хочу ее покидать! Иди скорее, и если мы спасем ее, я твой должник на всю жизнь.

— Бегу!…

Рене быстро пошел по направлению к станции Сен-Жюльен-дю-Со, находившейся в четырех километрах.

Он не перелез через изгородь, считая, что гораздо проще идти вдоль дороги. Леон, оставшись один, всецело предался своему горю, и крупные слезы текли по его щекам, хотя он их и не замечал.

— Ох, — говорил он, — исполнился сон, виденный мной вчера ночью и так меня напугавший! Я видел вокруг себя кровь, которой была покрыта и она. Это не обыкновенный сон, но предсказание! Что случилось? Какая несчастная случайность была причиной этого происшествия, или какое чудовище совершило это преступление? Но если она умрет? Одна мысль об этом сводит меня с ума. Нет, нет, Бог не допустит! Не без причины привел Он меня сюда. Не допустит Всевышний погибнуть двум душам зараз!… Холод усиливается… Снег все идет и покрывает ее… Ах, если бы я мог защитить ее от снега и мороза!

При этих словах Леон приподнял тело девушки. Кровь, струившаяся из раны, испачкала его руки.

— Ранена! — воскликнул он с невыразимым испугом. — Она ранена! Помогите, Боже мой, помогите!

Этот отчаянный призыв никем не был услышан, и Леон совершенно упал духом; он стоял, устремив свой взор на тело, которое едва различал сквозь слезы и падавший снег.

Рене, задерживая дыхание, продолжал быстрым шагом свой путь к станции, где надеялся найти помощь. В четверть седьмого он дошел до Сен-Жюльен-дю-Со и, запыхавшийся, влетел, как бомба, в контору начальника станции. Тот только что встал с постели и проверял счета.

Увидев Рене, которого хорошо знал, и заметив расстроенный вид молодого человека, он вскочил в удивлении и беспокойстве.

— Вы, monsieur Дарвиль! Вы — в такое время, весь в снегу, с взволнованным лицом! Что случилось?

— Несчастье, большое несчастье!.:

— Несчастье! — повторил начальник станции. — На линии?

— Да.

— Какое?

— Одна молодая женщина упала или была выброшена с курьерского поезда, который проходит через Ларош в пятьдесят восемь минут пятого…

— Что вы говорите?

— Истину.

— Как вы узнали?

— Я сам видел! Я шел вдоль полотна с другом. Мы шли, несмотря на дурную погоду, на охоту. Вдруг почти в четырех километрах от Сен-Жюльен-дю-Со, в ту минуту, как проходил поезд, мы услышали страшный крик. Думая, что случилось какое-нибудь происшествие, мы спустились к дороге и нашли там в снегу тело девушки, которую узнал мой друг.

— Мертвая? — спросил испуганный начальник.

— Нет, она еще не умерла… еще дышит, но в такую темную ночь мы не могли точно судить о ее положении. Я прибежал предупредить вас и просить спасти несчастную…

— Сию минуту, monsieur Дарвиль, я сейчас распоряжусь. Думаете, присутствие врача необходимо?

— Конечно, но поиски доктора отнимут у нас время, а малейшая проволочка может быть гибельна. По-моему, самое главное, — укрыть ее как можно скорее от снега и холода.

— Ваша правда. Подождите меня минутку, вы нас проведете. Я только велю своему помощнику заменить меня на время моего отсутствия.