…В восемь сорок к остановке у Рижского вокзала подошли двое — Рубин и тот самый молодой человек, который вчера спрашивал, как проехать на Киевский вокзал. Бутов сразу узнал «незнакомца»: Рейган, сотрудник посольства. Как же, встречались — этот «дипломат» уже давно находился в поле зрения контрразведки. Было известно, что его деятельность в Москве не имела ничего общего со службой дипломата.
У Рубина и Рейгана в руках — портфели-близнецы. Ожидать автобуса пришлось недолго. Битком набитый, он подкатил в восемь сорок две. Рейган и Рубин протиснулись в машину и, прижатые друг к другу, обменялись портфелями.
Михеев проследовал за Рейганом. «Дипломат» сошел в центре. Пересел на троллейбус. Потом спустился в метро. Куда-то позвонил по телефону-автомату. Сел на такси и помчался в международный аэропорт Шереметьево. Там его ждала молоденькая девушка с чемоданом и портфелем. Рейган взял портфель, чемодан, нежно поцеловал девушку и направился к пункту регистрации улетающих. Через час он вылетел в Вену.
А Бутов уже был на квартире у Рубина и вместе с ним рассматривал нандоровские сувениры. В портфеле лежала портативная быстродействующая радиостанция, конверт с советскими деньгами и конверт с инструкциями: в эфир выходить два раза в месяц, не чаще. Каждая передача должна содержать не более двух страниц машинописного текста. В этом случае сеанс передачи будет длиться в пределах нескольких секунд. В конце инструкции напоминание:
«Действуйте, как вас учили. Прилагаемую открытку бросьте в любой почтовый ящик через пять дней. Когда мы ее получим, это будет означать, что у вас все в порядке и что между нами установилось взаимопонимание».
На открытке адрес дома в Вене и всего лишь несколько слов:
«Я здорова, чувствую себя хорошо. Путешествуем без приключений. Целую. Герта».
Бутов читает инструкцию вслух и улыбается.
— Так как же, Захар Романович, помните еще, чему вас учили?
— Не надо так зло шутить, Виктор Павлович…
— Я не шучу… События могут повернуться по-разному…
— Не понимаю…
— Со временем поймете. А пока… Я не прочь кофе с коньячком выпить.
— Всегда к вашим услугам.
— А самочувствие, настроение? Как спали ночью?
— Не спал. Настроение и самочувствие соответственно событиям… Рано утром звонила Ирина. Вечером она придет ко мне с отцом… И с Сергеем…
Рубин уперся локтями в колени и, закрыв лицо ладонями, стал усиленно тереть пальцами глаза. Так, не проронив ни слова, они сидели друг против друга несколько минут — не состоявшийся разведчик Сократ и контрразведчик Бутов.
Виктор Павлович узнал его голос — звонил Сергей. Взволнованный, встревоженный. Ему надо срочно сообщить полковнику нечто важное. Как быть? Однако полковник не спешит с приглашением.
— Вы откуда звоните?
— Из дома. В квартире я один, но…
— Рассказывайте, что случилось. Ну и что же? Да, да, по телефону.
…Сегодня утром Сергей встретил на Сретенке своего бывшего однокашника Толю, того самого, который когда-то просил помочь «организовать» дубленку, который раза два бывал у него дома на шумных застольях с участием Веселовского. С тех пор они и подружились, два «деятеля» — Толя и Владик. Захлебываясь от восторга, Толя рассказывал Сергею, что вчера получил письмо от Владика. («Вот дает, вот дает! Силен, бродяга!») Веселовский писал откуда-то из Заполярья, из Оймякона. («Пишет, что живет припеваючи, решил рвануть на Север, золотую жилу разрабатывать. Взял да и сорвался, никого не спросил, даже на работе никому ничего не сказал. Сила!»)
— Вы меня слушаете, Виктор Павлович? — Бутов не подает голоса, а Сергею кажется, что их разъединили. — Можно продолжать? Так вот, поначалу я решил, что это бред сумасшедшего, что у Толика не все дома. Я стал его допытывать: «Ты уверен, что это писал Владик?» Но он посмотрел на меня так, будто я сбежал из психиатрической больницы. «Сергей, ты соображаешь, что говоришь — писал ли это Владик? А был ли мальчик? Смешно. — И Толик многозначительно стал крутить пальцем у своего виска: — А что, собственно, так поразило твое воображение: Владик вдруг появился в Заполярье? А что, разве он не мог там появиться?» Я, Виктор Павлович, чуть было не проболтался, но вспомнил о вашем предупреждении. Однако понять не могу — что это: наваждение, мираж? Или я действительно того… Как мог Владик оказаться…
— А почему бы ему и не поехать в Заполярье? — Бутов впервые за время этого долгого телефонного разговора подал голос. — Насколько мне известно, Веселовский последние две-три недели путешествовал по Кавказу, вернулся в Москву…
Сергей ошеломлен.
— Виктор Павлович, я, кажется, действительно того… А встреча с Владиком в вашем доме?
— Я не знаю, о какой встрече вы говорите. Никакой встречи не было. Вам это показалось. Вы меня поняли?
— Нет, не совсем…
— Я еще раз повторяю: Вам это показалось. Никакой встречи не было. Вы меня поняли?
Наступила пауза. Сергей продолжал прижимать к уху телефонную трубку. Прошло несколько секунд, и он вновь услышал теперь уже настойчивый вопрос Бутова:
— Вы меня поняли, Сергей?
— Да, пожалуй…
Крымов ответил еще нерешительно, но теперь он, кажется, начинал догадываться, что раз Бутов говорит: «Не было никакой встречи», — значит, ее не должно существовать — ни в его сознании, ни в его памяти…
Полковник неторопливо положил трубку на место и долго рассматривал ее, будто надеялся услышать еще что-то. Ему надо идти к генералу, докладывать и о звонке Крымова. А как комментировать? Что ответить на естественный вопрос Клементьева: «Вы уверены в Крымове и Рубиной? Не разболтают?» В общем-то он, пожалуй, уверен. Но слишком многое зависит от того, сохранится ли в тайне арест Веселовского, чтобы вновь и вновь не обеспокоиться мыслью: «Понял ли его Сергей? Сумеет ли дать понять Ирине?» Хочется верить, что он все понял.
А если не поняли, если проболтаются, — увы, бывают и такие случаи, — если поползет от одного к другому пикантный рассказ о загадочном появлении Владика в суровом Заполярье? «Слыхали, Сергея Крымова вызывали в КГБ по делу Веселовского, а через несколько месяцев Владик присылает письмо и сообщает, что весело живет в Заполярье, «разрабатывает золотую жилу». Тут что-то туманное…»
Виктор Павлович вспоминает обстоятельный разговор с генералом, что был у них сравнительно недавно.
— …Ну, вот, кажется, и все, товарищ генерал. Первая часть операции завершается. Теперь вырисовывается ситуация, при которой Сократ может оказаться полезным для нас человеком.
— Полезным или надежным? По велению обстоятельств или души? Это ведь разные понятия.
— Разные, товарищ генерал. Понимаю… В том, что он может оказаться полезным человеком, не сомневаюсь. А насчет надежности… Я не склонен верить в чудеса, в ошеломляющие своей быстротой «перековки». Да еще таких, как Рубин. Не уверен: можно ли, нужно ли вводить его в игру? Если подвести черту итога, то…
И Бутов резко чеканит слова:
— Состава преступления нет. Вот разве только — недонесение. А между тем человек этот вызывает…
Бутов ищет подходящего слова, а генерал, угадав его мысль, продолжает:
— Есть еще кодекс не уголовный, а нравственный. В нем тоже статьи имеются. И тем не менее…
Генерал запнулся и стал осторожно стряхивать пепел сигареты в маленькую изящную пепельницу. Ему надо собраться с мыслями. Генерал иногда ловил себя на том, что вынужден оставлять без прямого ответа, казалось бы, самый простой вопрос. И радовался, когда позже, становилось очевидным, что вопрос был не так уж прост. Вот и тогда…
О том, что случилось в его жизни тогда, много лет назад, сегодня ему напомнил Указ, опубликованный в газете: крупному ученому, в связи с восьмидесятилетием со дня рождения и за большие заслуги перед наукой, присваивалось звание Героя Социалистического Труда. Газета лежала на столе, и Указ был обведен жирным красным кругом. Бутов сразу обратил на него внимание, а генерал, перехватив вопрошающий взгляд полковника, нахмурился и негромко, тяжело роняя слова, сказал:
