«Сила, сколько силы вылито впустую… Показушница. И откуда в пустышке столько магии?..»
Чем дальше тень отрывалась от тела владельца, тем меньше становилась их связь, тем лучше себя чувствовала темная сторона и тем хуже — оболочка. Если Самолов потеряет контроль над темной половиной, то для физической сущности это закончится плачевно. Тень вырвется на свободу и останется бродить по свету, неприкаянной, ненужной, порождая слухи и сплетни о приведениях и злых духах…
«Далеко отходить нельзя… Тем более после стольких вылазок сегодня»
Тень скользнула над руинами таверны. Тела погребенные под камнями… И смерть, всюду смерть и боль.
«Что же упустило тело? Что же мы упускаем сейчас?»
Просочившись под обломки, тень выскользнула через несколько мгновений и со всей возможной скоростью устремилась в физическое воплощение. Худшие опасения оправдались…
Все потуги Лесандрин вырваться из тела воспользовавшись способностями, были равны нулю. За последнее время она, кусая губы, силилась что-нибудь сделать. Но не могла. Она пробовала раз за разом, но результат оставался одним. Плачевным. Силы убывали попытка за попыткой.
— Глупо было надеяться, что у тебя что-то получится, — за последние часы девушка пристрастилась к беседам с собой, — если я даже тела не чувствую, то остального и подавно сделать не смогу. И долго мне тут сидеть?
Тело, словно собранное из тысячи кусочков, как лоскутное одеяло, пульсировало ноющей болью. Помимо того, оно вовсю заявляло о том, что неплохо было бы справить кое-какие физические потребности. В положении, когда из двигающихся частей тела у тебя только голова, сделать это довольно проблематично.
В животе было пусто, в голове — тоже. Есть не хотелось. Хотелось просто лечь и умереть. Именно лечь, потому что умирать в подобной позе и врагу не пожелаешь. Шея затекла и по ощущениям ни чем не отставала от остальных частей. Язык распух от жажды. Нос… после близкого знакомства с носками сапог Наума, Лесандрин предпочитала не думать о том, что подобный у нее имеется.
Девушка пробовала звать мучителя, но в горле пересохло, и звуки, вырывающиеся из горла, можно было назвать, разве что хриплым шепотом…
Лесандрин опустила голову и закрыла глаза. Темнота утащила ее за собой в спасительный сон.
Тварь бежала во весь опор, оставляя за собой почерневшую, словно от огня, землю. Невидимая, неслышная, она упивалась собственной значимостью и возможностью смять этот мир и всех живущих в нем. Сотни городов осталось за ее спиной, тысячи жертв… Эх, надо было видеть глаза жалких людишек, которые поняли что им пришел конец. Тварь искренне наслаждалась, всматриваясь в посмертное выражение ужаса, застывшее на их лицах.
Ужас… Что бы ни говорили люди, но он удивительно многогранен и красив. Завораживающе бесподобен. Видеть его в глазах, в изгибе губ, в перекошенных мордах… Чем не искусство.
Дорога вильнула, и тварь выбежала к городу, к которому добиралась ой как долго. Святоград. Существо одобрительно и самодовольно хмыкнуло.
Ну, что? Посмотрим в глаза Императору?
Звук открывающейся двери показался Лесе самой сладкой музыкой на свете. Она с трудом разлепила глаза, взгляд уперся в подсунутую под нос тарелку с непонятным варевом и омерзительным запахом.
— Видишь, как я о тебе забочусь? — с усмешкой поинтересовался Наум, — Даже на стол еду поставил, чтоб ты смогла поесть. Цени.
— И как я, по-твоему, есть должна? Со связанными руками?
Шаги над ухом оповестили о том, что мучитель рядом.
— А вот так не пробовала? — Наум с силой ударил Лесандрин по затылку, так, что голова оказалась в тарелке с похлебкой, — Захочешь есть. Придумаешь.
Лесандрин сглотнула ком, подкативший к горлу. Эта тварь не должна видеть ее слез. Она подняла голову и прикрыла глаза, сдерживая слезы. Тяжелые шаги эхом разнеслись по темнице. Скрежет замка…
— Придет день, и я лично перережу тебе горло, Наум. Придет день.
Десяток горящих свечей по контуру большой кровати создавали романтичную обстановку. Наум заметно нервничал и ходил из угла в угол. Ожидание сводило с ума. Где она?
Негромкий щелчок и в потайной двери у кровати появилась женщина. Наум стремглав бросился к ней, снимая плащ и без устали целуя руки в длинных до локтя перчатках.
— Соскучился, дорогой? — насмешливый голос с нотками нежности обволакивал мужчину, как кокон.
— Ты не представляешь, как… — с энтузиазмом пробормотал он, целуя обнаженную шею любимой.
— Тише-тише, родной. Сначала дела, а потом все остальное, — женщина слегка отстранилась и посмотрела на Наума взором, обещающим много чего приятного.
— Ладно, — вздохнул он и выпустил любимую из рук. Наум провел рукой ото лба к затылку, взъерошив волосы, и, устало опустив плечи, сел на кровать.
— Сколько мне ее держать в камере? — спросил он.
— Знаешь, милый, я думаю, что в наших планах произойдут кое-какие изменения. Как ее состояние?
— Она еще не готова. Что я только не делал: и унижал, и бил. Держится. Я не могу сломать ее. Хотя, дорогая, возможно, нам нужно чуть больше времени и все.
— Не-ет, — задумчиво потянула женщина, — Я думаю, что мы должны ее отпустить…
— Что-о-о? — от подобной новости Наум подскочил на кровати, как ошпаренный, — но… Эль…
Женщина оборвала его на полуслове, приложив указательный палец к губам.
— Тише, мой горячий друг, — она села рядом с Наумом. Нежно поглаживая шею и прокладывая поцелуями дорожку от виска к сонной артерии, женщина продолжила: — Я думаю, что ты должен помочь Самойлову спасти девушку, но… при этом он должен потерять контроль над своими способностями. При ней. Это добьет ее окончательно. Уверившись в том, что любимый человек, бросивший однажды, предал еще раз, она потеряется и сломается.
— Но… как я помогу ему, — выдохнул Наум, прикрыв глаза от блаженства.
— Ну, допустим, оставить едва заметный след, который приведет его к ней. Оказать ему сопротивление и вынудить использовать силу, — промурлыкала соблазнительница.
— Но, ведь он убьет меня! — Воскликнул мужчина.
— О, боги, какой же ты глупенький у меня. Все с тобой будет в порядке. Как же я без тебя, — она прильнула к губам околдованного женскими чарами мужчины и повалила на кровать.
— А теперь, можно и отдохнуть, — страстно прошептала она.
Милада, словно в бреду металась на кровати. Дыхание участилось, щеки раскраснелись, а на лбу выступила испарина. Пронзительный крик распорол тишину и девушка, задыхаясь, села на постели. Сердце, словно угорелое колотилось где-то в районе горла, кровь набатом стучала в висках.
Милада перевела дыхание и осмотрелась. Обстановка незнакомая. На соседней кровати спит Атан. На столе догорает оплавившаяся свеча… Где остальные?
Нехорошее предчувствие протянуло острые когти и сжало грудь черноволосой тисками. Она встала на ватные ноги и с трудом добрела до стола, на котором лежала записка. Опершись руками о край столешницы, девушка постаралась прочитать написанное, но буквы расплывались перед глазами. От усилий держать непослушное тело в вертикальном положении, Миладу бросило в дрожь.
Осторожно, чтоб от резкого движения не свалиться в глубокий обморок и не дай Всевидящий разбудить Атана грохотом, бывшая травница опустилась на стул, примостившийся рядом, и перевела дух.
— Ну, что ж, первая часть плана, по прочтению коротенькой писюлечки, завершена, — пробормотала она.
Девушка лукавила, потому как письмо, оставленное для них, нельзя было назвать «писюлечкой». Скорее уж мемуары в кратком изложении. Милада посетовала на то, что не воспользовалась мозгами и не прихватила из своей комнаты сумку с травами. Что-что, а она бы ей сейчас пригодилась, как нельзя кстати. Девушка сосредоточилась и прочитала:
«Милада.
Знаю, что именно ты доберешься до этого письма первой.