Усевшись за кухонный стол со стопкой бумаги и ручкой в руке, я набрала номер телефона больницы «Вальгалла».

— Джини Сэмпл, пожалуйста. — Я не представилась.

— Она пациентка, мэм? — без паузы спросила секретарша.

— Нет. Она сотрудница... — Я изобразила наивность, — я так думаю, во всяком случае. Я не видела Джини много лет.

— Одну минуту, пожалуйста.

Она снова взяла трубку:

— У нас нет сотрудницы с таким именем.

Черт! Как это возможно? Я была в недоумении. Номер телефона, записанный рядом с ее именем в отчете медицинского эксперта, принадлежал больнице «Вальгалла». Что же, доктор Браун ошибся? Девять лет назад, Думала я. Многое могло произойти за такой срок. Мисс Сэмпл могла переехать. Могла выйти замуж.

— Простите, — сказала я, — Сэмпл — ее девичья фамилия.

— Вы знаете ее фамилию после замужества?

— Как ужасно. Я должна бы знать...

— Джин Уилсон?

Я неуверенно помолчала.

— У нас есть Джин Уилсон, — продолжал голос, — одна из наших психотерапевтов, которая занимается трудотерапией. Вы можете подождать?

После очень короткой паузы она заговорила снова:

— Да, мэм, Сэмпл указано как ее второе имя, но она не работает по уик-эндам. Она будет в понедельник с восьми утра. Не хотите оставить ей сообщение?

— Вы не могли бы сказать мне, как с нею связаться?

— Нам не разрешается давать домашние телефоны. — В голосе появились подозрительные нотки. — Если вы мне скажете свое имя и номер телефона, я попытаюсь сообщить о вашем звонке и попросить ее перезвонить вам.

— Боюсь, что я недолго буду находиться по этому номеру. — Я какое-то время подумала, а затем разочарованным тоном уныло добавила: — Я попробую в другой раз, когда снова буду неподалеку. Полагаю, я могу написать ей по вашему адресу, в «Вальгаллу».

— Да, мэм, разумеется.

— И этот адрес?..

Она дала мне адрес.

— А имя ее мужа?

Пауза.

— По-моему, Скип.

Иногда это уменьшительное от Лесли.

— Миссис Скип или Лесли Уилсон, — пробормотала я, как бы записывая. — Спасибо вам большое.

В справочной мне сообщили, что в Шарлоттсвилле есть один Лесли Уилсон, один Л. П. Уилсон и один Л. Т. Уилсон. Я начала звонить. Мужчина, который подошел к телефону, когда я набрала номер Л. Т. Уилсона, сказал мне, что «Джини» ушла по делам и будет дома примерно через час.

Я понимала, что Джини Уилсон вряд ли будет отвечать на вопросы незнакомому человеку по телефону. Она, скорее всего, будет настаивать на том, чтобы сначала поговорить с доктором Мастерсоном, на этом все и закончится. Однако несколько сложнее будет отказать тому, кто появится во плоти у ее двери, особенно если этот человек представится главным медицинским экспертом и в подтверждение предъявит соответствующий значок.

В джинсах и красном пуловере Джини Сэмпл Уилсон выглядела не старше тридцати лет. Она оказалась бойкой брюнеткой с доброжелательными глазами и кучкой веснушек на носу, ее длинные волосы были завязаны сзади в хвост. Через открытую дверь гостиной были видны два мальчугана, смотревшие мультики по телевизору, сидя на ковре.

— Сколько времени вы работаете в «Вальгалле»? — спросила я.

— Э... около двенадцати лет, — ответила она после некоторых колебаний.

Меня так обнадежил ее ответ, что я чуть было не испустила облегченный вздох. Джини Уилсон работала в больнице не только, когда девять лет назад был уволен Джим Барнз, но и когда двумя годами раньше Эл Хант находился там в качестве пациента.

Она как будто приросла к косяку. На подъездной аллее кроме моей машины, стоял только один автомобиль. По-видимому, ее муж куда-то уехал. Замечательно.

— Я расследую убийства Берил Медисон и Кери Харпера, — сказала я.

Ее глаза расширились.

— Что же вы хотите от меня? Я их не знала...

— Можно мне войти?

— Конечно. Извините. Пожалуйста.

Мы устроились в ее маленькой кухне — линолеум, белый кафель и сосновые шкафчики — безупречной чистоты, с коробками круп, аккуратно выстроившихся в ряд на холодильнике, и столами, на которых были расставлены большие стеклянные банки, полные печенья, риса и всевозможных макаронных изделий. Посудомоечная машина была включена, и из духовки доносился запах пекущегося пирога.

Я надеялась, что моя резкость поможет переломить ее сопротивление:

— Миссис Уилсон, одиннадцать лет назад Эл Хант был пациентом «Вальгаллы» и некоторое время подозревался в совершении преступлений, которыми я сейчас занимаюсь. Он был знаком с Берил Медисон.

— Эл Хант? — Она явно была смущена.

— Вы помните его?

Она отрицательно покачала головой.

— Вы говорите, что работали в Валхолле около двенадцати лет?

— Точнее, одиннадцать с половиной.

— Как я уже упоминала, Эл Хант находился там в качестве пациента одиннадцать лет назад.

— Это имя мне незнакомо...

— На прошлой неделе он покончил жизнь самоубийством, — сказала я.

Теперь она была в полном замешательстве.

— Я разговаривала с ним незадолго до его смерти, миссис Уилсон. Назначенный ему социальный сотрудник погиб в автомобильной аварии девять лет назад. Джим Барнз. Я хочу распросить вас о нем.

Краска начала заливать ее шею.

— Вы думаете, что его самоубийство как-то связано с Джимом?

Этот вопрос не имел ответа.

— Насколько мне известно, Джим Барнз был уволен из «Вальгаллы» за несколько часов до своей смерти, — продолжала я. — Ваша фамилия — ваша девичья фамилия — упоминается в отчете медицинского эксперта, миссис Уилсон.

— А... ну, мне задали несколько вопросов, — сказала она, запинаясь, — знаете, было ли это самоубийство или несчастный случай? Меня спрашивали. Доктор, следователь — я не помню. Но какой-то человек звонил мне.

— Доктор Браун?

— Я не помню, как его звали.

— Почему он хотел поговорить с вами, миссис Уилсон?

— Видимо, потому что я была одной из последних, кто видел Джима живым. Я думаю, что доктор набрал номер больницы, и Бетти назвала ему меня.

— Бетти?

— Она тогда была секретаршей.

— Мне нужно, чтобы вы рассказали все, что помните, имеющее отношение к увольнению Джима Барнза, — сказала я, когда она встала, чтобы проверить пирог.

Вернувшись на место, она выглядела несколько спокойнее. Она больше не нервничала, скорее была раздражена.

— Может быть, это неправильно — говорить о покойнике плохо, доктор Скарпетта, — начала она, — но Джим был нехорошим человеком. Он представлял собой очень серьезную проблему для «Вальгаллы» и его надо было уволить гораздо раньше.

— В чем заключалась эта проблема?

— Пациенты рассказывали о нем многое, хотя мы не всегда ну... доверяли им. Трудно понять, что произошло на самом деле, а что нет. Доктор Мастерсон, другие психотерапевты получали жалобы время от времени, но ничего нельзя было доказать до тех пор, пока однажды утром не произошло событие, которому был свидетель. Это было утро как раз того самого дня, когда Джим был уволен и попал в аварию.

— И свидетелем этого события были вы? — спросила я.

— Да. — Она смотрела мимо меня через кухню, ее губы были плотно сжаты.

— Что именно тогда произошло?

— Я шла через вестибюль, направляясь по какому-то поводу к доктору Мастерсону, когда меня окликнула Бетти. Как я уже говорила, она тогда работала секретаршей и сидела на коммутаторе... Томми, Клей, успокойтесь сейчас же!

Пронзительные крики в другой комнате становились только громче, телевизор, как ненормальный, переключался с одного канала на другой.

Миссис Уилсон утомленно поднялась, чтобы разобраться со своими сыновьями. Вскоре я услышала приглушенные шлепки, после чего телевизор успокоился. Персонажи мультика палили друг в друга из чего-то, издававшего звуки автоматных очередей.

— На чем я остановилась? — спросила она, снова садясь за кухонный стол.

— Вы говорили о Бетти, — напомнила я.

— Ах, да. Она подозвала меня и сказала, что звонит мать Джима — междугородный звонок — и, похоже, это важно. Я так никогда и не узнала, по какому поводу был звонок. Бетти спросила, не могу ли я найти Джима. Он был на психотренинге, который обычно проводился в зале для танцев. Знаете, в Валхолле есть зал для танцев, который мы используем для разных целей. В субботу вечером — танцы, вечеринки. Там есть сцена, место для оркестра, еще с тех времен, когда «Вальгалла» была гостиницей. Я тихо вошла с заднего входа, и когда увидела, что происходит, не могла в это поверить. — Глаза Джини Уилсон пылали гневом. Она начала крутить угол кухонного полотенца. — Я просто оцепенела. Джим стоял ко мне спиной. Он был на сцене, ну, я не знаю... с пятью или шестью пациентами. Они сидели на стульях таким образом, что не могли видеть, что он делает с этой, одной, пациенткой. С девочкой. Ее звали Рита, и ей было, наверное, лет тринадцать. Она была изнасилована своим отчимом. Рита никогда не говорила, она была функционально немой. Джим заставлял ее снова разыгрывать все это.