— Это ваша бумага? — спросила я насколько могла доброжелательно.

— О нет. — Она протянула руку за своим соком и осторожно отпила. — Это бумага моего мужа, но я выбирала ее для него. Замечательная бумага с фирменным оттиском для его бизнеса, понимаете? После его смерти я оставила только чистые, без оттиска, листы и конверты. Это гораздо больше, чем мне когда-либо понадобится.

— Миссис Мактигю, у вашего мужа была пишущая машинка? — спросила я напрямик, не видя другого способа выяснить то, что меня интересовало.

— Ну да. Я отдала ее своей дочери. Она живет в Фолз Чеч. Я всегда пишу письма от руки, не так уж много из-за своего артрита.

— А какая именно?

— Боже мой, я совершенно не помню ничего, за исключением того, что она электрическая и совершенно новая, — сказала она, запинаясь. — Джо каждые несколько лет сдавал старую машинку, чтобы учесть ее стоимость при покупке новой. Знаете, даже когда появились эти компьютеры, он предпочел вести свою корреспонденцию так же, как всегда. Берт — администратор его конторы, много лет пытался убедить Джо использовать компьютер, но Джо всегда была нужна его пишущая машинка.

— Дома или в конторе? — спросила я.

— Ну, и там, и там. Он часто допоздна засиживался в своем домашнем кабинете, работая над какими-то документами.

— Он переписывался с Харперами, миссис Мактигю?

Она достала из кармана своего халата бумажный носовой платок и стала бесцельно перебирать его пальцами.

— Простите, что приходится задавать вам так много вопросов, — мягко настаивала я.

Она пристально разглядывала свои узловатые, обтянутые тонкой кожей руки, ни слова не говоря.

— Пожалуйста, — сказала я тихо, — это очень важно, иначе я бы не стала спрашивать.

— Вы спрашиваете о ней, не правда ли? — не поднимая глаз, она продолжала терзать носовой платок.

— Вы имеете в виду Стерлинг Харпер?

— Да.

— Пожалуйста, расскажите мне, миссис Мактигю.

— Она была очень хороша. И так добра. Изысканная дама, — сказала миссис Мактигю.

— Ваш муж писал мисс Харпер? — спросила я.

— Я совершенно в этом уверена.

— Почему вы так думаете?

— Я несколько раз заставала его, когда он писал письмо. Всякий раз он говорил, что это деловая переписка.

Я промолчала.

— Да. Мой Джо, — она улыбнулась, ее глаза погасли, — такой дамский угодник. Знаете, он всегда целовал даме руку и заставлял ее чувствовать себя королевой.

— А мисс Харпер тоже писала ему? — неуверенно спросила я, мне было неприятно бередить старую рану.

— Нет, насколько мне известно.

— Он писал ей, а она никогда не отвечала?

— Джо любил писать письма. Он всегда говорил, что когда-нибудь напишет и книгу. Знаете, он всегда что-нибудь читал.

— Понятно, почему ему так нравился Кери Харпер, — заметила я.

— Очень часто мистер Харпер звонил, когда был не в настроении, пребывал в творческом кризисе, я полагаю. Он звонил Джо, и они говорили о разных интересных вещах — о литературе и всяком таком... — Носовой платок превратился в кучу скрученных бумажек у нее на коленях. — Можете себе представить, Джо любил Фолкнера. И он увлекался Хемингуэем и Достоевским. Когда он ухаживал за мной, я жила в Арлингтоне, а он — здесь. Он писал мне самые прекрасные письма, какие вы только сможете себе представить.

Письма, похожие на те, которые он начал писать своей возлюбленной гораздо позднее. Письма, похожие на те, которые он начал писать великолепной незамужней Стерлинг Харпер. Письма, которые она тактично сожгла, прежде чем покончить с собой, потому что не хотела терзать сердце и память его вдовы.

— Значит, вы их нашли, — едва выдохнула она.

— Нашли письма к ней?

— Да. Его письма.

— Нет. — Возможно, это была самая милосердная полуправда, которую я когда-либо говорила. — Нет, не могу сказать, чтобы мы нашли что-либо подобное, миссис Мактигю. Полиция не нашла писем вашего мужа среди личных вещей Харперов, не нашла почтовой бумаги с фирменным оттиском вашего мужа, ничего личного характера, адресованного Стерлинг Харпер.

По мере того как я говорила, выражение ее лица смягчалось.

— Вы когда-нибудь проводили время с Харперами? Например, в неофициальной обстановке? — спросила я.

— Ну, да. Дважды, насколько я помню. Один раз мистер Харпер к нам приходил на званый обед. А в другой — Харперы и Берил Медисон ночевали у нас.

Это меня заинтересовало.

— Когда они ночевали у вас?

— За несколько месяцев до смерти Джо. По-моему, это было в начале года, всего через месяц или два после того, как Берил выступала перед нашим обществом. Да, я уверена в этом, потому что хорошо помню, — елка все еще стояла. Так приятно было принимать ее.

— Принимать Берил?

— О да! Я была так довольна. Кажется, они все втроем были в Нью-Йорке по делу — вроде бы, встречались с агентом Берил, а в Ричмонде оказались по дороге домой. И они были настолько добры, что остановились у нас. Или, точнее сказать, на ночь остались только Харперы. Вы же знаете, Берил жила здесь, и поздно вечером Джо отвез ее домой. А на следующее утро он доставил Харперов в Вильямсбург.

— Что вы помните о той ночи? — спросила я.

— Дайте подумать... Помню, что готовила баранью ногу, и они поздно приехали из аэропорта, потому что авиакомпания потеряла сумки мистера Харпера.

Почти год назад, прикинула я. В соответствии с информацией, которой мы располагаем, это, видимо, было перед тем, как Берил начала получать угрозы.

— Они были довольно усталыми после путешествия, — продолжала миссис Мактигю, — но Джо был так любезен. Само обаяние. Вряд ли вы когда-либо встречали нечто подобное.

Могла ли миссис Мактигю знать? Понимала ли она по тому, как еемуж смотрел на мисс Харпер, что он любит ее?

В памяти всплыли далекие дни, когда мы с Марком еще были вместе, его взгляд, устремленный вдаль. Я тогда знала. Это был инстинкт. Я знала, что он думает не обо мне, и в то же время не могла поверить, что он любит кого-то другого, до тех пор, пока он сам не сказал мне об этом.

— Я сожалею, Кей, — сказал он, когда мы последний раз пили ирландский кофе в нашем любимом кафе в Джорджтауне. Маленькие снежинки падали, кружась, с серого неба, и мимо проходили красивые пары, закутанные в зимние пальто и яркие вязанные шарфы. — Ты знаешь, я люблю тебя, Кей.

— Но не так, как я люблю тебя. — Мое сердце сжимала самая ужасная боль, которую я когда-либо испытывала.

Он опустил взгляд.

— Я вовсе не хотел причинить тебе боль.

— Конечно, ты не хотел.

— Мне жаль, мне очень жаль.

Я знала, что ему жаль. Действительно и по-настоящему. Но это, в сущности, ничего не меняло.

Я так никогда и не узнала ее имени, потому что просто не желала его знать. И она не была той женщиной — Жанет — на которой, по его словам, он позже женился и которая умерла. Но, может быть, это тоже ложь.

— ...У него был такой характер.

— У кого? — я снова сфокусировала взгляд на миссис Мактигю.

— У мистера Харпера, — ответила она, и в ее голосе послышалась усталость. — Он был так раздражен из-за своего багажа. К счастью, его доставили со Следующим рейсом. — Она помолчала. — Господи, кажется, это было так давно, а на самом деле — совсем недавно.

— А как насчет Берил? — спросила я. — Что запомнилось вам в ту ночь?

— Они все теперь умерли. — Ее руки застыли на коленях, когда она заглянула в это темное пустое зеркало, — кроме нее, все были мертвы. Все участники того незабываемого и ужасного званого обеда стали призраками.

— Мы говорим о них, миссис Мактигю. Они все еще с нами.

— Я надеюсь, что это так, — сказала она, в ее глазах поблескивали слезы.

— Нам нужна их помощь, и они нуждаются в нашей.

Она кивнула.

— Расскажите мне об этой ночи, — повторила я, — о Берил.

— Она была какой-то притихшей. Я помню, она смотрела в огонь.

— Что еще?

— Что-то произошло.

— Что? Что произошло, миссис Мактигю?