Нельзя сказать, чтобы люди в их небольшом сообществе были связаны очень тесными узами, но знание того, что они могут положиться друг на друга, если что-то пойдет не так, придавало им уверенности. Предместья разрастались, один район вливался в другой, но невидимые различия все равно присутствовали, и Грэйнджер энергично приспосабливался к ним. До переезда он жил в центре города и там действительно чувствовал себя одиноким. Здесь же его защищало само новое место в обществе. Он даже не представлял, насколько защищало.

Возможно, им повезло: средства массовой информации беспрестанно горланили о преступлениях, вандализме, насилии. Грэйнджер не закрывал на это глаза и не пренебрегал фактами. Темная сторона человеческой природы вполне способна сунуть свой длинный нос куда угодно. Просто здесь казалось, что все у тебя под контролем. Дети в безопасности, воровство сведено к минимуму, нападения и грабежи — вещи почти неслыханные, не говоря уже об убийствах; если что-то такое и случается, то крайне редко.

Так что когда все началось, никто и не понял, к чему это приведет, — по крайней мере сперва.

Пропал Эд Карлион. Его исчезновение не имело смысла. Эд продавал машины, и конечно, ему, как и любому торговцу автомобилями, порой приходилось «расстраивать» людей, но он пользовался репутацией честного человека, да и друзья присматривали за ним. У него была жена и трое ребятишек. Едва ли брак Эда был заключен на небесах, но супружество его казалось счастливым. Если Эд и попал в переделку, то это осталось тайной, покрытой мраком. Никаких финансовых затруднений, никаких проблем с выпивкой или азартными играми. Эд был простым, степенным и надежным. Но однажды вечером он не пришел домой.

Полиции не удалось его обнаружить. Хелен, его жена, сходила с ума от горя и страха. Ни следа. Машину Эда нашли на парковке возле работы. Никаких признаков борьбы. Никаких зацепок. Шесть недель спустя полиция, сдавшись, закрыла дело. Грэйнджер и остальные догадывались, что решило следствие: мужик просто дал деру. Некоторые местные, не знавшие Эда, предполагали то же самое.

Потом пришел черед Лу Ирлама. Ему было пятьдесят четыре — на несколько лет больше, чем Эду Карлиону, — но жил он примерно так же. Два его сына покинули дом за пару лет до происшествия в поисках своего места в мире, но с женой Лу отлично ладил. Он любил перекинуться в картишки, но знал меру. Еще один обычный, уравновешенный мужчина.

И снова — ни единого следа. Однажды днем вышел из офиса купить что-нибудь перекусить, и никто его больше не видел. Полиция опять признала свое поражение. Очередной жирный ноль.

За восемь месяцев исчезли пять человек. В одном районе. Никаких улик, никаких признаков грязной игры, никаких указаний на домашние неполадки, интрижки на стороне, личный кризис. Ни у кого из пропавших не было причин скрываться. Никто из них не снял денег со счета или что-нибудь в этом роде. Какая-то мелочь да одежда — вот и все, что у них имелось.

Полиция, приведенная в замешательство своей неспособностью узнать хоть что-то об этих исчезновениях, отказывалась признавать возможность того, что все эти мужчины убиты. Детективы, конечно, не говорили этого в открытую, но подозревали сговор. И вообще они устали колотиться лбами о кирпичную стену, так что следствие сбавило обороты.

Пять семей горевали. И куда больше народу злилось. Да, они боялись — но злились. Грэйнджер в том числе. Эти пятеро были его друзьями. И, как и остальные его товарищи, Грэйнджер думал о себе как о покауцелевшем. Как о потенциальной жертве.

Потому что нечтоохотилось на них.

Никто не мог привести достаточно веских доводов, которые доказали бы полиции, что исчезнувшие люди похищены. Копы сочли бы это пустой болтовней. Дело перестало расти, превратившись всего лишь в очередную стопку бумаг в стальном сейфе. Газеты сперва раздули события: Грэйнджер постарался. Но россказни и домыслы становились с каждым разом все более дикими. К тому времени, как пресса исчерпала теорию об «инопланетных захватчиках» и переключилась на чудаков и извращенцев по эту сторону ада, читатели уже утратили интерес к происшествию.

Тони Гарсия стал первым, выдвинувшим идею защитного механизма.

— Я не хочу стать следующим, — заявил он. — Я выстрелю первым.

Мужчины, собравшиеся на квартире Грэйнджера, засиделись до поздней ночи. Вид у них был изможденный.

— Если полиция не в силах защитить нас, мы должны заняться этим сами, — продолжил Гарсия.

— Ты хочешь сказать, что мы должны все время быть при оружии? — нервно спросил Рэй Пробин. — Это не так-то просто, Тони.

— Может, и нет. Но с одним мы все согласны. Кто-то делает это. Мы не знаем кто, не знаем почему. Но онитут. Дожидаются возможности снова вступить в игру. А я повторяю: теперь наш черед действовать.

— Как? — осведомился Эл Хэйс, бородатый великан, которому вообще не пристало бояться кого-либо, но, как и всех остальных, его переполняла смутная тревога.

— Найти их прежде, чем они найдут нас, — ответил Гарсия.

— Но как? — вздохнул Пробин.

— Они ошибутся…

— И что потом?

Гарсия согнул указательный палец — будто нажал на курок.

Хэйс фыркнул.

— Ох, Тони, тут нужно быть чертовски уверенным. Нельзя же просто перестрелять всех, кто шляется по городу.

— Нет. Но мы должны продемонстрировать наши намерения. Пусть ублюдок — или ублюдки — знает, что мы намерены защищаться.

— Копы заявили, что никакого убийцы нет, — криво ухмыльнулся Грэйнджер. — Так что они не станут скучать по мерзавцу, если мы разберемся с ним.

Его слова были встречены улыбками и молчаливым согласием. Мужчины решили, что пора самим стать охотниками.

Они организовали патрули, группы из трех-четырех человек, сменяющиеся каждые несколько ночей. Жены и родные возражали, поскольку, когда дошло до дела, оказалось, что никому не хочется, чтобы их мужья рисковали. Но все понимали и разделяли страдания семей пяти пропавших и не желали изведать подобное горе лично. Так что риск того стоил.

Полиция пронюхала о самоуправстве, но предпочла закрыть на это глаза. Возможно, власти решили, что это ненадолго. Пусть люди выпустят пар, сказали они себе. Несколько потраченных впустую ночей — и упрямцы устанут гоняться за тенями и натыкаться на пьяниц. Устанут и отложат свои чертовы пушки.

Несколько недель ничего не происходило. Патрули нарезали круги, видя лишь озорство да бесчинства молодежи и унылое разложение низших классов, неизбежно просочившееся даже сюда. Осознание того, что в их районе куда больше неудовлетворенности, возмущения и обид, чем они полагали, угнетало. Прогулки по улицам давали кардинально иную картину, чем та, что можно было наблюдать с мягкого дивана, глядя на мелькание картинок в телевизоре: здесь боль была живой.

Однажды ночью, после осторожного обхода своего участка, Грэйнджер встретился с Элом Хэйсом. Оба они ежились от холода; Хэйс предложил товарищу термос с горячим кофе, и Грэйнджер с благодарностью принял угощение.

— Думаешь, пора закругляться? — спросил великан. В темноте он походил на медведя — такая громадина устрашит любого потенциального убийцу.

Грэйнджер хлебнул из пластикового стаканчика.

— Может, те, кто занимался этим — кто бы это ни был, — ушли. Может, они забрали только по пять человек из каждого района. И теперь перекочевали в другой город.

— Угу. Или мы все-таки отпугнули их. Как считаешь?

Всем им хотелось бы в это верить. Парни устали от ночных блужданий. Грэйнджер кивнул:

— Наверное, стоит поговорить с остальными…

Хэйс вдруг окаменел, затем содрогнулся всем своим крупным телом. Он уронил термос, и выплеснувшийся кофе растекся по тротуару. Вокруг все словно замерло, только завитки пара лениво тянулись вверх.

Грэйнджер проследил за взглядом приятеля, и у него перехватило дыхание, а пальцы невольно сомкнулись, смяв пластиковую чашечку. Что-то следило за ними с другой стороны дороги, из-под дерева. И хотя приятели стояли в густой тени, чужой взгляд словно пронзал тьму: несомненно, эти глаза видели их как на ладони.