– Видел, что Гамбург переполнен. Воины в городе, за стенами и во всех близлежащих деревнях. Строятся склады с продовольствием и формируются обозы, как осадные, так и продовольственные.
– Ха! Ты видишь то же самое, что и большинство молодых рыцарей, хотя уже не новичок. А я в первую очередь заметил, что у нас нет никакой организации. Официально нами должен руководить Генрих Лев, но этого восемнадцатилетнего сопляка до сих пор нигде не видно, то ли у короля совета просит, то ли у себя в родовом замке отсиживается. Вот вокруг и неразбериха. Каждый день в город приходят новые отряды. В окрестностях уже больше сорока тысяч воинов, а единого руководства как не было, так и нет. А венеды, мой друг, тем временем сами перешли в наступление. Так что как бы моему отряду не попасть под удар противника. Вот что меня смущает. Завтра в дорогу, а что впереди, неизвестно. С севера от берега Венедского моря приходят только слухи о сожжённых деревнях и замках, а все отряды, которые туда отправляются, исчезают.
– А куда смотрят власти Гамбурга?
– Им не до того. Архиепископ постоянно проповедует, а его отряды охраняют священников и принадлежащие церкви земли. Городская стража и бургомистр пытаются обеспечить безопасность местных жителей, которые уже боятся выходить на улицу и мечтают о том, чтобы крестоносцы поскорее покинули их славный город. А нашим доблестным имперским дворянам вообще ни до чего нет дела. За стенами Гамбурга они раскинули шатры, ведут себя, словно разбойники с большой дороги, да и между собой дерутся. В общем, если в ближайшее время не появится тот, кто возглавит все силы, которые скопились в Гамбурге и вокруг него, плохо нам придётся. Впрочем, может быть, в других местах, где собираются крестоносцы, дела обстоят лучше и бардак творится только у нас.
– Наверное, так и есть, – сказал Седрик. – Когда я покидал королевский двор, то слышал, что Конрад собирает свои войска в Хильдесхейме и там царит порядок. Альбрехт Медведь назначил местом своей ставки Магдебург, а Конрад Церингенский будет наступать от Бардовика.
– А насчёт франков что слышно?
– Они уже вышли и начнут своё наступление на венедов через земли лужичан и Бранденбург.
– Да-а-а… – протянул Уттенхайм. – Силища собирается против язычников огромная. Но нам с тобой это пока ничего не даёт. Завтра в путь-дорогу, и я уверен, что мы обязательно встретимся с вражескими летучими отрядами.
– Ничего, – ухмыльнулся Седрик, – если язычников будет много, оторвёмся, а мелкую группу порубим на куски.
Уттенхайм нахмурился. Опытный рыцарь успел отвыкнуть от своего молодого друга, который, на его взгляд, был чересчур честен и горяч. Но он решил больше ничего не объяснять Седрику, а спровадить его из таверны, чтобы он не мешал ему отдыхать.
– Кстати, а где твои вещи и лошадь? – спросил юношу командир.
– Оставил на заднем дворе, – ответил Зальх.
– Её же украдут.
– Там мой оруженосец.
– Вот как, у тебя появился оруженосец? – удивился Уттенхайм.
– Да, шваб Танкред Фельбен, чрезвычайно серьёзный шестнадцатилетний юноша. Прилип ко мне при дворе короля. Вот я его с собой и взял.
– Понятно. Только ты зря паренька одного оставил, и тебе лучше отправиться в расположение отряда. Там сейчас за старшего десятник Мильх, ты его должен помнить. Так что ступай, Седрик, отдохни с дороги и смени свою парадную одежду на походную.
– А ты останешься здесь?
– Ага! Посижу ещё немного.
– Тогда до завтра?
– Да, Седрик. Утром встретимся.
Зальх покинул таверну и вместе с оруженосцем отправился в отряд Уттенхайма, расположившийся на одном из постоялых дворов неподалеку. Старый десятник Мильх, опытный воин и очень набожный человек, встретил Седрика с радостью, ибо уважал его за серьёзность взглядов и ровный подход к жизни. Он определил рыцаря и оруженосца на постой, и ночь для Седрика прошла спокойно.
Утром Зальха разбудил сам командир, который был совершенно трезв и готов к походу, хотя тёмные круги под глазами рыцаря свидетельствовали, что в таверне он просидел долго. Седрик и Танкред позавтракали, собрали свои вещи, упаковали их в походные сумки, и вскоре отряд Уттенхайма, а это полсотни профессиональных головорезов преимущественно из Фландрии и Франконии, выступил в путь.
Возле северных ворот Гамбурга воинов уже ожидали священнослужители, Максимилиан Улекс и пять монахов-цистерцианцев в сопровождении десятка рыцарей-тамплиеров. Доверенное лицо архиепископа Адальберта познакомило Уттенхайма и Зальха с командиром рыцарей храма Соломона благородным Карлом Женье, благословило их, и отряд выехал на дорогу.
Путешествие началось славно. День был тёплым, грунтовый тракт после весенних дождей уже просох, вокруг Гамбурга было спокойно, и сытые лошади легко несли своих седоков на север. В размеренном движении прошло несколько часов. Город давно скрылся из вида, а время перевалило за полдень. Отряд сделал привал в придорожной деревушке, когда в неё влетело несколько всадников, если судить по гербам на одинаковых тёмных плащах, дружинники саксонского герцога Генриха Льва. Лошади воинов тяжело дышали и были покрыты пеной, а седоки постоянно оглядывались назад и держали наготове оружие – пики и мечи. Уттенхайм окликнул их, и дружинники приблизились. Рядом с Людвигом встал Седрик, и почти сразу появился Женье. Командир архиепископского отряда положил руку на свой клинок и, снизу вверх глядя на воинов герцога, строгим тоном спросил:
– Кто старший?
Дружинники, сплошь деревенские мужики от тридцати до сорока лет, замялись, переглянулись, и один из них ответил:
– Ваша милость, а нету старшего, убили его.
– Кто?
– Язычники.
– Эй ты, разговорчивый! Иди-ка сюда, потолкуем.
Воин герцога спешился и, продолжая озираться, приблизился к рыцарям. Поклонившись Уттенхайму, представился:
– Меня зовут Бомм, ваша милость.
– Из какого вы отряда? – спросил Людвиг.
– Лёгкая кавалерия барона Сигурда Плитерсдорфа, его конюхи, которых он послал на войну.
– Кто вами командовал?
– Рыцарь Хайнрих Мероде.
– Расскажи, что с вами случилось.
– Второго дня выступили из Гамбурга. Было велено проехаться по дорогам до развалин Ольденбурга и вернуться назад. Только далеко мы не уехали. В нескольких милях от этой деревушки на нас налетели язычники, страшные, в чёрных круглых шапках, на рослых конях и с луками. Рыцаря нашего, Царствие ему Небесное, – Бомм перекрестился, – сразу стрелой в глаз свалили, и тогда десятники велели отступать. Ну, мы и помчались обратно к Гамбургу. Язычники за нами, и мы от них только перед самой околицей оторвались.
– То есть вы никого из врагов так и не убили?
– Не-а, – мотнул косматой головой кавалерист. – Мы с пиками и мечами, а язычники с луками, будто слепни вокруг вьются. Куда нам супротив них…
– А сколько в вашем отряде было людей?
– Четыре десятка и ещё два человека.
– А язычников против вас сколько вышло?
– Ой, много, ваша милость, не сосчитать.
– Кто-нибудь из вас местные дороги знает?
– Нет. Мы все из-под Мюнстера. У нас проводники были, но никто не уцелел.
– Понятно. Сейчас отдохните, а потом продолжайте путь в Гамбург. Там обо всём доложите своим старшим командирам.
– Это уж как водится, ваша милость. Мы порядок знаем, да и войска графа неподалёку.
Бомм снова суетливо поклонился и отошёл от рыцарей, а Уттенхайм кинул косой взгляд на стоящих в стороне невозмутимых цистерцианцев, затем посмотрел на Женье и Зальха:
– Что скажете, господа?
Первым ответил тамплиер, сухопарый мужчина с несколько болезненным желтоватым лицом и в белом форменном плаще своего ордена:
– Скорее всего, венедов было немного, не более двух десятков, и они нам не противники. Даже если их целая сотня, то я и мои люди не отвернут. У нас есть приказ сопроводить святых отцов в Данию, где они… – Тамплиер осёкся. – Впрочем, это не важно. Мы продолжаем путь.
– Я тоже считаю, что венедов бояться не стоит, – поддержал франка Зальх. – Нас больше шестидесяти, а рядом не только патруль, который мы встретили, но и другие наши отряды. Наверняка венеды сами опасаются, как бы им в ловушку не попасть, а иначе они гнали бы беглецов до самой деревни. Правда, осторожность не повредит, поэтому предлагаю всем воинам надеть броню, оружие держать под рукой и немного изменить маршрут. Давайте сделаем небольшой крюк и обойдём место, где лёгкая кавалерия встретилась с язычниками.
