– Рано тебе на пенсию, Семен Петрович, – улыбнулся прокурор. – А в деле Вулича много неясностей. Получается, что у него на свободе остались сообщники, которые помогли ему от Плещеева озера перебраться на трассу Москва – Воронеж незамеченным, хотя претензий к работе…

– А я считаю, что в деле все ясно, – перебил Семен Петрович. – И от дальнейшего расследования я отказываюсь.

– А следствия и не будет, – покачал головой прокурор. – Вулич получил восемнадцать лет, и мы поставили отметку для оперативной части колонии, чтобы…

– Они добывают сведения от стукачей, – засмеялся Семен Петрович. – Повторяю – я отказываюсь…

– Хватит, – недовольно произнес прокурор. – В конце концов, он сдался именно тебе.

– Вы забыли, что он говорил в последнем слове, – вздохнул Семен Петрович. – «Я хотел, чтоб меня убили». И вспомните, какие показания дали большинство заложников. Он вел себя достойно.

– Все, – закончил разговор прокурор. – При малейшей серьезной зацепке по делу об убийстве Буратино дело принимаешь ты, Петрович. И без возражений. Кстати, Солнцев уже извещен и тоже принял это с большим неудовольствием.

– Как внук? – входя в комнату, спросил пожилой мужчина.

– Улыбается, – ответила молодая миловидная женщина с ребенком на руках. – Как я счастлива, папка! – Подойдя, она поцеловала отца. – И как он всем нравится.

– Еще бы им мой внук не понравился! – Отец осторожно взял ребенка. – Небось Остоцкий он, а не какой-то там Петров. Почты не было, Лена?

– Нет. Я надеялась, что ответят сразу, а прошло уже столько времени…

– Может, не знают, куда его отправить. А может, снова сбежал. Когда я мимо милиции прохожу, рассматриваю плакаты «Внимание: розыск». Борис сидеть не будет. И знаешь, после суда он вроде как ожил, даже улыбаться начал. – В дверь позвонили. – Ну и дело будет, если я открою дверь, а там Борис. Честное слово, я не удивлюсь. Кто там?

– Почта, Игорь Петрович.

Ярославская область, Тутаев

– Кировская область, – прочитала молодая женщина. – Котчиха ЮН-83 дробь один, второй отряд. – Она посмотрела на сидевшего в кресле мужчину с маленьким мальчиком на руках. – Наконец-то адрес узнали. Надо написать и выяснить, что ему можно переслать и…

– Тут перечислено, – взяв листок, перебил ее муж. – Только не думаю, что он что-то примет. После суда не взял же ничего. И отматерил еще, сказал – вам самим жрать нечего, а кто тезку растить будет? Конечно, он прав.

– Я обязательно устроюсь на работу, – сказала женщина.

– Ты должна быть с сыном, ты же мать, Зоя, а на мою пенсию мы долго не протянем. – Он поднялся и, постукивая костылем, вышел из комнаты.

– Миша, – Зоя бросилась за ним, – все будет хорошо. Я обязательно устроюсь на работу, вот увидишь.

– Рано тебе работать. Борьке всего три с половиной года. Почему все так вышло? – Он бросил костыль. – Устал я быть никем и ничем. Понимаешь? Устал! Я больше так не могу. А что делать, тоже не знаю. Мы живем за чертой бедности.

В этот момент послышался стук в дверь.

– Кто-то приехал. – Приподнявшись, Михаил посмотрел в окно и увидел стоящий у калитки «мерседес» и троих крепких мужчин. Один открыл заднюю дверцу, и из машины вышел пожилой мужчина в очках. Посмотрев вверх, он пошел к дому. – Кого еще принесло? – Михаил взял костыль и вышел на террасу. Зоя направилась навстречу мужчине. Тот остановил двинувшегося за ним телохранителя.

– Вы Арсеньевы? – спросил он.

– Да, – ответила Зоя.

– Василий Иванович Шугов. Ваш друг был с моим зятем, они вместе бежали из колонии. Да вы и сами все знаете. Скажите, где сейчас Борис Вулич?

– А вам это зачем? – спросил Михаил.

– Дочь Вихрева, моя внучка, просит найти его. Борис был последним, кто видел Виктора. И Оля хотела бы помочь Борису чем можно.

– Он ни у кого ничего не возьмет, – сказал Михаил.

– Дайте мне его адрес, – попросил Шугов. – Оля съездит к нему и поговорит об отце. Нам даже похоронить Виктора не дали. А Оля очень хочет узнать о последних днях отца. Ведь они спасли и ее, и меня. Получается, что они и бежали для того, чтобы нас спасти. Спасти в полном смысле этого слова. И еще… Я не знаю, как это сказать, чтоб не задеть ваше самолюбие. Я… – Он вытащил пачку сигарет.

– А это еще кто? – Михаил кивнул на подъезжавшую «вольво».

– Вот чертовка! – Шугов покачал головой. – Обещала не приезжать, но вот она. Внучка моя, – гордо представил он идущую к ним стройную девушку. – Оля Вихрева, мой компаньон! – Он засмеялся.

Кировская область, Котчиха

– Подъем! – крикнул, включая свет, плотный высокий заключенный.

По радио передавали марш «Прощание славянки». Вулич, спрыгнув с койки второго яруса, быстро оделся и выскочил на улицу. Музыка прекратилась, по радио стали передавать утреннюю гимнастику. Вулич, не обращая внимания на насмешливые взгляды и короткие ехидные реплики, делал зарядку. Движения были медленные, плавные.

– Зря скалитесь, – усмехнулся коренастый мужчина. – Видели бы вы, как он машется, сами бы стали так делать. Семь дубаков в пересылке ярославской не могли его уделать. Так он их и не трогал сначала. Начал, когда его зажали в углу. И то просто так, несильно. Мы обалдели. С тех пор его и начали в браслетах везде водить. Хотели статью пришить, но кто-то из начальства видел, что дубаки сами начали. Да и досталось Афгану прилично.

– Доброе утро! – Вера вошла в палату.

– Здравствуйте, – нестройно отозвались четверо лежавших на койках мужчин.

– В чем дело? – недовольно посмотрел на крепкого молодого мужчину полный человек лет пятидесяти в легкой куртке. – Почему до сих пор нет учетчика? Сколько можно говорить, Алин?

– Никак найти не можем, – ответил тот. – Рабочих с намотки снимать не хочется. С обивки тоже невыгодно. План большой, да вы и сами знаете, Антон Викторович.

– Чтоб через час ты мне учетчика представил. – Антон Викторович пошел к своему кабинету.

– Да где его найдешь? – пробурчал Алин. – Или блатота, или работяга классный. Снимешь со станка, и плана не будет. Черт бы побрал вас всех! – Он плюнул.

– Женька, – подошел к нему коренастый мужчина, – слышал я твой базар с мастерюгой. Ты Вулича учетчиком поставь. Ему и блатота по хрену, никому ничего не припишет. А то мужики роптать начали. Эта шобла не пашет, но сто процентов имеет. А Вулич им хрен чего припишет. Он на станках не волочет ни хрена.

– А что, Жека, – обратился к Алину другой заключенный, – это идея. Борис подойдет. Тем более он побегушник, и в случае аврала его не оставят на вторую смену.

– Надо поговорить. – Евгений направился к станку, наматывающему проволоку на большой барабан.

– Ведет он себя нормально, – сообщил по телефону майор. – Конечно, мы задействовали нашу агентуру. Но разговоров о побегах он не поддерживает, ведет себя спокойно. В так называемые семьи не входит, держится особняком. Наверное, таким поведением и заставляет всех относиться к нему нормально. По крайней мере явных врагов у него нет, хотя и друзей тоже. Но работяги уважают Вулича. В азартные игры он не играет. В свободное время читает. Вообще, как говорят в наших местах, один на льдине ломом подпоясанный, – засмеялся он. – То есть живу один, не подходи. Тронешь – лом сниму, и мало не покажется. С администрацией никаких конфликтов. О делах также ничего не говорит. Как только начинается разговор о совершенных на воле преступлениях, сразу отходит. Похоже, ему есть что скрывать.

– Я попрошу вас, – сказал Семен Петрович, – не провоцировать Вулича. Надеюсь, вы понимаете, о чем я. Солдаты-конвоиры нередко любят демонстрировать свою власть и делают это в большинстве случаев необоснованно. Да и другие контролеры не любят независимых зэков.

– Понял. Но это может показаться подозрительным. Среди контролеров, к сожалению, есть и такие, кто из работы делает бизнес. Продает чай, реже спиртное. Или просто помогает блатным выявлять стукачей. Но мы будем держать Вулича в поле зрения и постараемся не допускать произвола по отношению к нему.