Литмир - Электронная Библиотека

– Гриша, а Потемкина не гони, пусть при дворе будет. Я его камер-юнкером сделаю, чтоб имел право приходить. Забавный он… и поговорить есть о чем.

Конечно, Орлову мало понравился интерес любовницы к красавцу Потемкину и ее замечание о возможности разговоров с Потемкиным, но сейчас куда больше волновал вопрос женитьбы…

Над Москвой плыл колокольный звон. Много в Первопрестольной церквей, соборов и колоколов, не то что в Петербурге. Один колокол начнет, другой подхватит, остальные поддержат, звонят к заутрене, а чудится будто праздник какой…

Но Москва не торопилась признавать над собой власть императрицы-немки, ее в Петербурге гвардейцы на трон посадили, а Москва еще не осознала, она неспешная.

И правда, еще очень нескоро и Первопрестольная признает Екатерину Великую, хотя она так и останется иностранкой на престоле.

– Ничего, и тебя пересилю… Дай срок, справлюсь…

И вдруг точно гром с ясного неба: в гвардии заговор!

В гвардии?! Той самой, что возвела ее на престол, заговор с целью теперь низвергнуть и посадить «дурачка Иванушку»?! Да они в своем уме?! Мало было Петра, теперь надо и вовсе полоумного посадить, чтобы развалили Россию?

Первым желанием было закричать, чтобы провели жестокое расследование и казнили всех, кто только подозревается в участии. Но сказалась привычка не выдавать своих мыслей, промолчала, а через пару минут уже заговорила иначе.

Решению императрицы подивились и Панин, и Орловы: расследование вести секретно, чтобы и слух не просочился, пытки ни в коем случае не применять, если дело далеко не зашло, то и тем паче не усердствовать.

– Позовите ко мне Степана Ивановича, с ним еще поговорю.

Степана Ивановича Шешковского Екатерина с должности главы Тайной экспедиции, в которую превратилась прежняя Тайная канцелярия, снимать не стала, напротив, отдала весь сыск в его опытные руки. О нем уже тогда ходили слухи один страшней другого, говорили, что Шешковский не выведает только у мертвого, хотя никто не знал, применяет ли он пытки. Вроде и не применял, но иногда ожидание тяжелее самой боли. Шешковский умел запутать, мельком в разговоре заставить выдать потаенное, выведать то, о чем преступник говорить и не мыслил.

– Степан Иванович, нельзя, чтобы разговоры пошли, что меня гвардия не поддерживает. Посему расследовать тайно, наказать примерно, а я помилую, но так, чтобы поняли, что сказав еще раз лишнее слово, плахи уже избежать не сумеют.

Заговорщиками оказались Петр Хрущев и братья Гурьевы: Семен, Иван и Петр. Гвардейцам, видно, не давали покоя лавры Орловых, решили все переиначить по-своему и сами рядом с троном усесться. Агитируя в гвардии, прикрывались именами Шувалова и Воронцова, мол, эти тоже супротив Екатерины как императрицы, хотят если не Ивана-дурака, то Павла Петровича, а не немку. Бузила гвардия, мол, мы немку ради Павла Петровича на престол возводили, чтобы она Россию лишь до его взросления поберегла, а Екатерина сама голову под корону подставила!

Екатерина понимала, что это все цветочки, что власть надо укреплять срочно и серьезно. Шешковский справился со всем быстро и действительно тайно. Закоперщики оказались болтунами, тут же признавшимися, что ни с графом Шуваловым, ни с Воронцовым никогда не беседовали, просто понимали, что те новой властью обижены, вот и назвали известные фамилии.

Панин выговаривал императрице за излишнюю снисходительность:

– Ваше Величество, да ведь только поощрите новых заговорщиков, а свою жизнь под угрозу поставите.

Екатерина смотрела на Панина и думала, что уж он-то от нового переворота больше других выиграет. Но привычно молчала, за много лет при императрице Елизавете Петровне, а потом недолгом правлении мужа-самодура она научилась молчать.

Не успели с гвардейцами разобраться, как новый заговор, вернее, глупость. Молодой офицер Хитрово задумал убить Орловых, потому что прошел слух о возможной свадьбе императрицы с Григорием. Его поддержали всего несколько человек, но было понятно, что в гвардии такой возможностью недовольны.

Григорий злился:

– Завидуют, подлецы!

– Конечно, завидуют. А ты бы, Гриша, не завидовал?

Снова все замяли, Хитрово отправили в его орловское имение с требованием носа не казать, иначе вместе с носом и головы лишится.

Только разобрались с гвардейцами, Гришка решил, что пора действовать, пристал к Екатерине приступом: надо венчаться, Бестужев, мол, поддерживает, а что люди болтают, так найди о ком не болтают. Сенаторы стерпят, стерпели же, когда Елизавета с Алексеем Разумовским венчалась.

– Что говоришь-то?! Сама едва держусь на престоле, а ты меня на дно тянешь! Дай всему успокоиться, тогда решать будем. И не венчалась Елизавета с Разумовским, слухи все это.

Зря сказала, потому что Орлов стал на тайное венчание упирать:

– Было сие! Хоть у самого Разумовского спроси. У него и документ есть.

Наконец Екатерина решилась, но не венчаться, а отдать решение на всеобщее рассмотрение:

– Как Сенат решит, так и будет!

Сенат решил против. Панин, прекрасно понимая, что последует за таким венчанием, что и народ, и гвардию успокоить не удастся, высказался открыто:

– Мыслю, императрица Российская вольна поступать, как ей вольно. – Не успела не ждавшая такого начала Екатерина мысленно ужаснуться, как Никита Иванович продолжил: – Но госпоже Орловой на престоле не бывать.

Его поддержали остальные.

Орловы настаивали уже все, один старший Иван предусмотрительно снова был в стороне и даже уехал в свое имение, обозвав братьев дураками, границ не знающими.

– Венчаемся тайно, как Елизавета с Разумовским.

– Не было такого венчания!

– Было, Катя, я Воронцова к стене прижал, он и выдал тайну. У Алексея Разумовского документ есть. Хочешь, сама спроси.

– Вот еще.

Но как ни сопротивлялась, пришлось уступить. Приготовила манифест о своем венчании с графом Григорием Григорьевичем Орловым и грамоту, жалующую Алексею Разумовскому право зваться Его Императорским Высочеством, если обнаружится, что у него документ о венчании есть.

Все ахнули.

– Теперь осталось у самого Разумовского узнать, где тот документ.

– Поехали к нему.

– Нет, пусть граф Воронцов съездит, чтобы подозрений никаких не было. Это передать Разумовскому, а от него бумагу нужную привезти, коли даст, – Екатерина протянула Воронцову жалованную грамоту.

Она передавала свою судьбу в руки того, кто совсем недавно ее первейшим врагом был, уж Воронцова никто заподозрить в подлоге не сможет. Дядя бывшей фаворитки никак не мог желать ни воцарения Орловых, ни триумфа самой Екатерины, а потому, если есть документ, привезет обязательно. И Разумовскому скрывать ни к чему, докажет, что он был супругом императрицы, пусть и тайным, станет зваться Его Императорским Высочеством.

И в этом тоже угроза Екатерине, получалось, что Разумовский права на престол тоже имеет. Куда ни кинь, всюду клин.

Пока Михаил Воронцов к Алексею Разумовскому ездил, Екатерина, кажется, все каблуки истоптала, по зале расхаживая. Орловы смотрели на нее с насмешкой. Сама дала Разумовскому такую зацепку, чтоб признался, что брак был, кто же откажется? Гришка уже прикидывал, каково будет на троне сидеть, а вот Алексей соображал, сколько потребуется вина поднести гвардейцам и как увещевать, чтобы братца в качестве императора приняли. Сенат он не боялся: там половина сидит тех, кого давно ссылка ждет, к чему только Катя их и оставила на месте? Мысленно подсчитывал, кого в Сибирь отправить, а кого просто имением ограничить.

В казне пусто? А вон у этих и возьмем, по ссылкам разгоним и возьмем. Воронцовы да Шуваловы ох как богаты, и Панин тоже не бедствует, у многих найдется что взять, и на гвардию хватит, и для казны тоже. Может, Катя для того все и задумала?

Алехану даже стало смешно, ох и хитра! Сенат спрашивает, переживает, а у самой небось в голове те же мысли, что и у него. От Гришки Екатерина не откажется, замуж за него не прочь, ей мужская рука ой как нужна. А казна за счет опальных пополнится, и полегчает.

8
{"b":"150082","o":1}