Оправдание Сальваторе Винчи вызвало бурю негодования против Ротеллы. Эта была та самая ошибка, которой дожидались Винья и сочувствовавшие ему прокуроры. Они двигались, как акулы, бесшумно, незаметно, избегая шумихи и публичности. Следующие несколько лет между Виньей и Ротеллой шла замедленная схватка на длинных ножах: полиция и карабинеры обменивались ударами исподволь, не привлекая внимания средств массовой информации.

После оправдания Винчи Винья и полиция пошли своим путем, игнорируя Ротеллу. Они решили забыть обо всем и начать дело о Флорентийском Монстре с чистого листа. Между тем Ротелла с карабинерами не оставлял расследования сардинского следа. Две линии следствия постепенно расходились, становясь несовместимыми.

Рано или поздно кому-то предстояло сдаться.

Подразделение «Скуадра Анти-Мостро» получило нового главного инспектора, Руджеро Перуджини. Несколькими годами позже Томас Харрис создаст литературный портрет Перуджини в своем романе «Ганнибал», прикрыв его прозрачным псевдонимом Ринальдо Пацци. Собирая материалы для книги, Харрис гостил в доме главного инспектора Перуджини во Флоренции (поговаривают, что Перуджини не обрадовался тому, как ответил Харрис на его гостеприимство, выпотрошив его альтер эго и вывесив его на палаццо Веккьо). Реальный главный инспектор выглядел достойнее, чем его потеющий и суетливый двойник в экранизированном детективе, где его роль сыграл Джанкарло Джанини. Настоящий Перуджини говорил с римским выговором, но повадкой, одеждой и привычкой вертеть в руках вересковую трубку больше напоминал англичанина.

Когда главный инспектор Перуджини возглавил САМ, они вдвоем с Виньи навели полный порядок. Перуджини начал с допущения, что пистолет и патроны каким-то образом еще до начала убийств покинули круг сардов. Сардинский след был тупиковым и больше их не интересовал. Скептически оценивал инспектор и улики, собранные на местах преступлений, — и возможно, он был прав. Экспертиза на местах преступлений проводилась, вообще говоря, некомпетентно. Только последнее место преступления было должным образом огорожено и охранялось полицией. В остальных случаях люди приходили и уходили, подбирали гильзы, делали снимки, курили и бросали на землю окурки, вытаптывали траву и рассеивали повсюду собственные волосы и чешуйки кожи. Большая часть собранных улик — а их было до смешного мало — так и не попала на настоящую экспертизу, а часть их, в том числе тряпка и кое-что еще, — пропала или была испорчена. Следователи, как правило, не брали образцов волос, одежды и крови жертв, чтобы проверить, не связаны ли те с кем-либо из подозреваемых.

Вместо того чтобы заново перерывать улики и перечитывать тысячи страниц протоколов допросов, Перуджини решил раскрыть преступления современным методом — с помощью компьютера. Он был поклонником научных методов, которые использовало ФБР для поимки серийных убийц. Он наконец сдул пыль с компьютера, полученного отделением САМ от министерства внутренних дел, и взялся за работу.

Он ввел в компьютер имена всех мужчин в возрасте от тридцати до шестидесяти лет, проживавших в округе Флоренции и когда-либо задерживавшихся полицией, и дал задачу отобрать имена тех, кто обвинялся в сексуальных преступлениях. Затем Перуджини сравнил сроки их заключения с датами, когда Монстр совершал убийства, выявив тех, кто был в тюрьме, когда Монстр не убивал, и на свободе — когда совершались убийства. Список сократился от тысяч до нескольких десятков человек. И вот в этом изысканном обществе обнаружилось имя Пьетро Паччани — крестьянина, которого обвиняло анонимное письмо, полученное после последнего убийства Монстра.

Затем Перуджини провел еще один компьютерный поиск, проверяя, кто из этих подозреваемых проживал неподалеку от мест, где совершались убийства. И тут снова всплыло имя Паччани — после того как Перуджини включил в определение «в местах или поблизости» практически всю Флоренцию и ее окрестности.

Появление имени Паччани в обоих списках возвратило значение анонимному посланию, доставленному 11 сентября 1985 года и предлагавшему «допросить проживающего в нашем городе Пьетро Паччани, уроженца Виккьо». Таким образом современнейшее средство криминалистики — компьютер сошелся с наиболее древней системой — анонимных доносов. И оба уткнулись в одного человека — Пьетро Паччани.

Пьетро Паччани стал главным подозреваемым Перуджини. Теперь оставалось только собрать против него улики.

Инспектор Перуджини приказал обыскать дом Паччани и обнаружил нечто, в чем увидел новые уличающие свидетельства. Первым из них была репродукция боттичеллиевской «Примавера» — знаменитой картины из галереи Уффици, на которой, среди прочего, фигурирует языческая нимфа, изливающая изо рта цветы. Картина напомнила Перуджини о золотой цепочке между губ одной из первых жертв Монстра. Эта картина так заворожила его, что попала на обложку изданной им впоследствии книги об этом деле, только на книжной репродукции изо рта у нимфы изливается не поток цветов, а кровь. Еще подтвердила такую интерпретацию картины вкладка из порнографического журнала, найденная на стене кухни Паччани в соседстве с образами Мадонны и святых. На развороте вкладки изображалась обнаженная до пояса женщина, призывно зажавшая в зубах цветок.

Сразу после последнего двойного убийства Монстра Пьетро Паччани попал в тюрьму за изнасилование своей дочери. Для Перуджини это тоже стало важным доказательством. Оно объясняло, почему на протяжении последних трех лет не было убийств. Более всего внимание Перуджини привлекало убийство 1951 года. Оно совершилось рядом с Виккьо, где родился Паччани и где дважды наносил удар Монстр. Внешне оно напоминало преступления Монстра — юная пара предавалась любви в лесу Тассиная, и убийца, прятавшийся в кустах, застрелил их из засады. Девушке, местной красавице, было всего шестнадцать лет, и она была подружкой Паччани. Любовником ее был странствующий коммивояжер, продававший швейные машинки по деревням.

Однако при ближайшем рассмотрении в преступлении обнаруживались существенные отличия — оно было грязным, совершено в припадке ярости и без подготовки. Паччани, прежде чем зарезать мужчину, разбил ему голову камнем. Затем он выволок свою подружку на траву и насиловал ее рядом с телом мертвого любовника. Затем он взвалил тело торговца на плечо, чтобы отнести к ближайшему озеру, но не донес и свалил посреди поля. Криминалисты назвали то убийство «неорганизованным» в противоположность «организованным» убийствам Монстра. Собственно, оно было настолько неорганизованным, что Паччани вскоре арестовали и осудили.

Убийство в лесу Тассиная скрывало в себе страсти былых времен. Оно стало, возможно, последней из историй о любви и смерти, увековеченных в народных песнях Тосканы. К тому времени в Тоскане оставался всего один человек, сохранивший искусство «кантастори», или «певца историй» — нечто вроде бродячего менестреля, перелагавшего сюжеты в песни. Альдо Фецци бродил по Тоскане в яркой красной куртке, которую не снимал даже в августовский зной, и распевал свои песни в городках и селениях, поясняя сюжет картинками. Фецци сам сочинял стихи на сюжеты, которые собирал в своих скитаниях: одни были веселыми, скабрезными, непристойными, в других же повествовалось о ревности и убийствах, о безнадежной любви и жестокой кровной мести.

Фецци сочинил песню об убийстве в лесу Тассиная и распевал ее по всей северной Тоскане: