– Если случится худшее, – предупредил он назначенного начальником стражи субадара, – жди меня здесь. Хотя, конечно, ничего не случится.

Стук копыт возвестил о возвращении конного патруля. Три дня Полман держал кавалерию на коротком поводке, не разрешая удаляться от лагеря более чем на милю, чтобы не спугнуть спешащего на север к приготовленной для него ловушке Уэлсли, но нынче утром все же выслал на юг несколько дозоров. И вот один из них, возвратясь, принес радостное известие, что неприятель находится на расстоянии всего лишь четырех миль от Кайтны. Полман уже знал, что вторая британская армия под командованием Стивенсона идет западнее, параллельным курсом и что от первой ее отделяет не менее десяти миль. Это означало, что британцы допустили ошибку. Дали маху. Стремясь как можно скорее достичь Боркардана, Уэлсли вел своих людей именно туда, где их и ожидала вся маратхская армия.

Решив не терять времени на ожидание мадам Жубер, полковник приказал седлать коня и, отдав последние распоряжения, поспешил на берег Кайтны в сопровождении телохранителей и адъютантов, не занятых охраной золота. Передав радостную новость Сальеру и Дюпону, он собрал своих офицеров и дал каждому четкие инструкции. Последним был майор Додд.

– Я слышал, что британцы собираются стать лагерем в Наулнии. Думаю, нам следует пройти на юг и ударить первыми. Одно дело подпустить Уэлсли так близко, и совсем другое – втянуть его в сражение.

– Тогда почему мы этого не делаем? – спросил Додд.

– Потому что Скиндия не разрешает. Настаивает на оборонительной тактике. Нервничает. Боится. Не желает делать первый шаг. – Майор сплюнул, но от каких-либо замечаний в адрес магараджи воздержался. – Между тем ожидание чревато опасностью, – продолжал полковник. – Уэлсли может остановиться и подождать Стивенсона – в таком случае его силы возрастут вдвое.

– Что ж, мы разобьем их разом, – уверенно заметил Додд.

– Разбить-то разобьем, – сухо согласился Полман, – но я бы предпочел сразиться с каждым по отдельности. – Разумеется, он не сомневался в победе – для сомнений просто не было оснований, – но, будучи человеком осторожным и не склонным к неоправданному риску, предпочел бы сразиться с двумя маленькими армиями, а не с одной средних размеров. – Нам остается лишь рассчитывать на самоуверенность Уэлсли. На то, что он не пожелает ждать и атакует первым. Если у вас есть бог, майор, молитесь ему.

Молиться было за что. Решив атаковать, Уэлсли послал бы своих людей через реку, ширина которой составляла шестьдесят – семьдесят шагов. В период муссона глубина Кайтны достигала двенадцати – пятнадцати футов, но, поскольку дожди запаздывали и уровень воды понизился, она уменьшилась до шести-семи. Разумеется, ни один командующий не погнал бы армию форсировать такую преграду, но непосредственно перед позициями Полмана на реке было несколько бродов. Полман рассчитывал на то, что британцы не устоят перед соблазном воспользоваться ими и, перейдя на северный берег, продолжат движение и атакуют Ассайе с ходу. Он заранее собрал крестьян из соседних деревень, от Ассайе до Варура, от Кодулли и Таункли до Пипулгаона, и поставил перед ними один вопрос: в каком месте через реку перегоняют быков. Он нарочно упомянул о быках, потому что там, где проходят быки, могут пройти и пушки. Все ответили одинаково: в такой сезон для переправы пригоден только один участок, между Кодулли и Таункли. Можно, конечно, говорили крестьяне, перегнать быков и выше по реке, у Боркардана, но зачем тратить полдня на дорогу до Боркардана, если у тебя под носом, между двумя деревнями, целых восемь бродов?

– Есть ли переправы ниже по реке? – спросил Полман.

Все крестьяне, не сговариваясь, покачали головами.

– Нет, сахиб, только не в дождливый сезон.

– Но сейчас-то сезон не дождливый.

– Все равно, сахиб, других переправ нет. – Они отвечали твердо, как люди, прожившие здесь всю жизнь и знавшие реки, деревни и земли не хуже чем свои пять пальцев.

И все-таки полной уверенности у полковника еще не было.

– А если человеку надо перейти реку одному, без скота, где он может переправиться?

Крестьяне дали тот же ответ.

– Между Кодулли и Таункли, сахиб.

– И нигде больше?

Других переправ нет, заверили старожилы, и это означало, что Уэлсли придется переходить Кайтну буквально на глазах ожидающего его на другом берегу противника. Задача перед британцами стояла нелегкая: спуститься с орудиями по крутому южному берегу, пересечь довольно широкий участок топи, переправиться через реку и подняться на отвесный северный берег, находясь все это время под огнем маратхских батарей. Мало того, на равнине их ждали еще и стрелки. Выбор брода ничего не менял – растянувшиеся в длинную линию три бригады Полмана прикрывали весь участок реки от Кодулли до Таункли. И пусть примерно половину из размещенных на этом отрезке восьмидесяти орудий составляли легкие пушки, стреляющие пяти-шестифунтовыми ядрами, вторая половина представляла собой силу куда более грозную, а обслуживающие тяжелую артиллерию пушкари-португальцы из Гоа знали свое дело отлично. Сгруппированные в восемь батарей, по одной на каждый брод, орудия не оставляли противнику ни малейшего шанса оказаться вне сектора обстрела: буквально каждый дюйм земли мог быть либо измолочен картечью, либо изрешечен ядрами. Лучшие пехотные части Полмана были готовы ударить по деморализованным артобстрелом красномундирникам из мушкетов, а сдвинутая к западу, в сторону Боркандана, несметная кавалерия ждала сигнала, чтобы довести дело до конца, изведав радость преследования и резни.

По оценке Полмана, передовая линия обороны должна была нанести британцам решающий урон, а кавалерия утвердить победу, не позволив противнику организованно отступить. И все же он предусматривал возможность того, что враг переправится через Кайтну и даже сумеет выйти на равнину неким подобием организованного строя. Ганноверец сильно сомневался, что потрепанным красномундирникам удастся отбросить три его бригады, но предполагал в таком случае отступить на две мили к деревне Ассайе, спровоцировав британцев на штурм миниатюрной крепости, который стоил бы им дополнительных потерь. Жители Ассайе, как и многих других равнинных деревень, пребывали в постоянном страхе перед разбойниками, а потому все крайние дома примыкали друг к другу и были защищены глухой глиняной стеной, лишь немного уступающей по высоте и толщине стене Ахмаднагара. Улицы деревни Полман приказал блокировать повозками. В сплошной внешней стене пробили амбразуры для установки малокалиберных, двух– и трехфунтовых орудий. За ней же разместились и двадцать тысяч пехотинцев раджи Берара. Их боевые возможности ганноверец оценивал скептически, но наличие резерва, который можно бросить в бой, если на Кайтне что-то пойдет не так, придавало дополнительной уверенности.

Оставалась последняя проблема, и, чтобы решить ее, полковник предложил Додду проводить его на левый фланг обороны.

– Если бы вы были на месте Уэлсли, где нанесли бы основной удар?

Недолго подумав, майор пожал плечами, как бы желая показать, что ответ очевиден.

– Я бы сосредоточил лучшие силы, чтобы попытаться пробиться на фланге.

– На каком?

Додд осмотрелся. Логично было бы ответить, что Уэлсли предпочтет атаковать западный фланг, ближе к Кодулли, поскольку армия Стивенсона подходила именно оттуда, но Стивенсон был еще далеко, а полковник почему-то направлялся на восточный фланг.

– На восточном? – неуверенно предположил он.

Полман кивнул.

– Согласен. Прорвав наш левый фланг, он окажется между нами и Ассайе и таким образом расколет нас надвое.

– Но тогда нам будет легче взять его в кольцо, – указал Додд.

– Я бы предпочел не допустить такой вариант развития событий.

Полман опасался, что, прорвавшись на левом фланге, британцы могут захватить Ассайе, и, хотя в общем тактическом плане это не имело бы большого значения, поскольку все три бригады сохраняли свободу оперативного маневра, над спрятанным в деревне золотом могла бы нависнуть серьезная опасность. Вот почему он хотел по мере возможности укрепить восточный фланг, а самой боеспособной из имеющихся в его распоряжении частей был, несомненно, полк Додда. Сейчас левый фланг защищал один из полков Дюпона, неплохо обученный и вполне надежный, но все же не столь хороший, как Кобры майора.