– Этот Шарп, сэр, он всегда был такой. Позор для армии, сэр, – говорил Хейксвилл полковнику. – Нельзя ему было в сержанты, сэр, никак нельзя. Не того коленкору, сэр. Грязь из грязи, сэр. Подонок, каких поискать. Ему и капралом быть не положено, не то что сержантом. Так, сэр, сказано в Писании.

Хейксвилл стоял навытяжку, правая нога позади левой, руки по швам, локти чуть не сходятся пониже спины. Зычный голос бухал в крохотной комнатушке, заглушая настойчивый стук дождя. Может быть, дождь знаменует приход муссона, думал Гор, поглядывая в окно. На муссон надеялись все, потому что засуха означала голод для всей Индии.

По столу, не обращая внимания на полковника, полз паук. Домик принадлежал торговцу кожей, сдавшему его под постой 33-му полку на время пребывания последнего в Арракерри, и кишел насекомыми – ползающими, летающими и кусающими. Все чаще и чаще Гор, человек разборчивый и чистоплотный, жалел, что не остался в палатке.

– Расскажите еще раз, что случилось, – обратился он к Моррису. – Если вам не трудно.

Моррис, вразвалку сидевший на стуле по другую сторону стола, поднял забинтованную голову, удивленно посмотрел на полковника, словно не понимая, зачем его беспокоят, но все же подтянулся и, скривившись от боли, пожал плечами.

– Я вообще-то плохо помню, сэр. Это случилось две ночи назад, в Серингапатаме. Там меня и ударили, сэр.

Гор смахнул паука и сделал пометку на бумаге.

– Ударили, – повторил он, выписывая слово каллиграфическим почерком. – Где именно?

– По голове, сэр, – ответил Моррис.

Гор устало вздохнул.

– Это я вижу, капитан. Где вас ударили? В каком месте это произошло?

– Возле оружейного склада, сэр.

– Ночью, если я правильно понял?

Капитан кивнул.

– Ночь была темная, сэр, – пришел на выручку офицеру Хейксвилл. – Черная, сэр, как задница у негра.

Полковник поморщился – грубость сержанта его коробила. К тому же приходилось бороться с нестерпимым желанием сунуть руку под мундир и почесать живот. Он боялся, что подцепил малабарскую чесотку, пренеприятную заразу, обрекающую больного на двухнедельный курс лечения свиным жиром, а если и жир не поможет, примочками раствора азотной кислоты.

– Если было так темно, – терпеливо заметил Гор, – то вы вряд ли могли увидеть нападавшего, не так ли?

– Я и не видел, сэр, – ответил Моррис, не погрешив против истины.

– Я видел, сэр, – вставил Хейксвилл. – И узнал Шарпа. Видел его так же ясно, как вас сейчас.

– Ночью? – скептически спросил полковник.

– Он там работал допоздна, сэр, – поспешил с объяснением сержант, – по причине того, что не сделал все днем, как подобает христианину, сэр. Открыл дверь, сэр, а фонарь горел, сэр, и ударил капитана, сэр.

– И вы это видели?

– Так же ясно, сэр, как вижу вас, – твердо заявил Хейксвилл, и физиономия его задергалась, до неузнаваемости искажая черты.

Рука уже теребила пуговицу, но Гор все еще сражался с позывом.

– А если вы все видели, сержант, то почему не арестовали Шарпа сразу? Там ведь наверняка были часовые?

– Подумал, сэр, что важнее спасти жизнь офицера. Доставил его, сэр, к мистеру Миклуайту. Сдал, как положено, на попечение доктора. Другим, сэр, я не доверяю. И еще, сэр, пришлось отчищать мистера Морриса. Так точно, сэр.

– Отчищать? Вы имеете в виду, от крови?

Хейксвилл покачал головой.

– Никак нет, сэр, от веществ. – Говоря это, сержант вперился взглядом в некую точку над головой полковника.

– Веществ?

Тик снова перекосил желтушную физиономию.

– Прошу прощения, сэр, как вы есть джентльмен, то, может, и слышать не пожелаете, но сержант Шарп, сэр, ударил мистера Морриса помойным горшком. Полным горшком, сэр, как с жидким, так и с твердым.

– О боже... – пробормотал Гор, откладывая перо и стараясь не обращать внимания на нестерпимый зуд, огнем распространявшийся на весь живот. – И все-таки не понимаю, почему вы ничего не предприняли там, в Серннгапатаме. Вам следовало доложить о случившемся коменданту.

– Так-то так, сэр, – легко согласился Хейксвилл, – да только коменданта на месте не оказалось по причине отсутствия, а его обязанности исполнял килладар раджи. Не хотелось, сэр, чтобы черномазые арестовывали нашего. Пусть даже и Шарпа, сэр. Так быть не должно, сэр. Неправильно это. А майор Стокс, сэр, он в таком деле не помощник. Шарп, сэр, у него ходит в любимчиках, если вы понимаете, что я имею в виду. Он ему много чего дозволяет, сэр. Шарп у него как сыр в масле катается. Ест тук земли[1], как сказано в Писании. Живет припеваючи в отдельной комнате. Обзавелся бибби, да, сэр. И слугу заимел. Ни в чем себе не отказывает, сэр, тогда как остальные проливают пот и кровь, как и положено солдатам.

Объяснение представлялось достаточно разумным, по крайней мере, как мог судить Гор, для сержанта Хейксвилла. И тем не менее история была с душком.

– Что вы, капитан, делали возле оружейного склада ночью?

– Хотел убедиться, что погрузка закончена и все на месте, – ответил Моррис. – Сержант Хейксвилл доложил, что одной повозки не хватает, вот я и решил проверить.

– И что? Повозки действительно не хватало?

– Никак нет, сэр. Все были на месте.

– Ошибка вышла, сэр, – пояснил сержант, – по причине темноты, сэр.

Хейксвилл и в самом деле вызвал капитана Морриса к складу и, воспользовавшись темнотой, огрел командира палкой, после чего для верности опорожнил на него горшок с нечистотами, оставленный майором Стоксом за дверью. Часовые попрятались от дождя в караулке, а те, кому довелось узреть сержанта, волочащего на себе бесчувственного офицера, лишних вопросов задавать не стали, поскольку подобное зрелище давно уже перестало быть в диковинку. Решающую роль сыграло то обстоятельство, что капитан не видел нападавшего и легко позволил Хейксвиллу убедить себя в правильности предложенной версии. Моррис вообще привык полагаться во всем на сержанта.

– Это я виноват, сэр, – с сокрушенным видом продолжал Хейксвилл. – Выпустил злодея из виду. Мне бы погнаться за ним, сэр, но я почел своим долгом приглядеть за капитаном. Тем более, сэр, что мистер Моррис выглядел не самым лучшим образом. Что не удивительно, сэр, поскольку горшок с нечистотами, как я уже говорил...

– Хватит, сержант! – оборвал его Гор. – Достаточно подробностей! Избавьте меня от деталей!

– Не по-христиански это, – бубнил Хейксвилл. – Не по-христиански. Не дозволено, сэр, бить офицера помойным горшком. Так сказано в Писании.

Полковник устало потер лицо. Дождь смягчил одуряющую жару, но не сильно. Дышалось тяжело. Может быть, чесотка всего лишь реакция на духоту? Он провел ладонью по животу. Не помогло.

– А с какой стати сержанту Шарпу нападать на вас, капитан? Тем более вот так, без какой-либо очевидной причины? Можете объяснить?

Моррис пожал плечами.

– Такой уж он мерзкий тип, сэр, – неуверенно сказал он.

– Этот Шарп, сэр, он с самого начала капитана невзлюбил, – поспешил добавить Хейксвилл. – И я так думаю, сэр, что он испугался. Решил, что капитан пришел за ним. Вернуть в полк, где ему и положено проходить службу, сэр, а не прохлаждаться на каком-то складе. Понятно, что возвращаться ему не по вкусу, сэр. Нашел тепленькое местечко, сэр, а про службу и забыл. Он всегда, сэр, искал, где послаще. Таков наш Шарпи, да. Возомнил себя выше всех. Занесся. Решил, что ему все дозволено. И деньжата у него откуда-то завелись. Не иначе как своровал или обжулил кого.

Последнее обвинение полковник оставил без внимания.

– Сильно пострадали? – спросил он Морриса.

– Ничего серьезного, сэр. Царапины да синяки. – Капитан смущенно заерзал на стуле. – Тем не менее дело подлежит рассмотрению в военном трибунале, сэр.

– Преступление налицо, сэр, – снова вмешался Хейксвилл. – За такое надо ставить к стенке, сэр. И да смилуется Господь над его черной душой, в чем я сильно сомневаюсь. У Бога небось и других забот хватает, кроме как тревожиться за душу какого-то презренного куска дерьма.