– Акела, – непринуждённо попросила она. – Помоги корову загнать. Уросливая, зараза, сладу с ней никакого.

«Ну да, а сын тебе в этом уже не помощник», – подумал Акела, мельком покосившись на серьёзное, даже слишком, лицо друга, но тот опустил глаза. Он повернулся и покорно пошёл за невысокой ладной фигуркой старшухи, колобком катившейся со двора. Когда они отошли подальше, он притянул женщину к себе. С готовностью подавшись навстречу, она ответила на его поцелуй, прошептав: – Подожди чуток.

Едва они оказались на дальнем сеновале, Милёна жарко впилась в его губы. Не давая ему опомниться, переместилась, обжигая дыханием кожу, на шею, грудь. Когда баловница добралась до живота, разведчик понял, что и в древние патриархальные времена практичные женщины умели зрить в корень. Как раз в это время хозяйка добралась до этого самого корня, после чего думать о чём-либо не было уже возможности по чисто техническим причинам.

Однако, поскольку мужчина всё-таки олицетворяет собой активное начало, пальцы Акелы вскоре сжимали полные бёдра Милёны, а сам он, временно оказавшись хозяином положения, всё сильнее и сильнее входил в разгорячённое лоно, пока взрыв торжествующей плоти не разметал их по перебулгаченному сену.

Открыв глаза, матушка сладко потянулась и моментально привела себя в порядок. Увидев, что бывалый вояка тоже готов, махнула головой: «Пошли». На земле, мимолётно прижавшись, благодарно чмокнула в щёку.

– Да, а где «потерянная» корова? – спохватился он.

– Сейчас поглядим, – невинно отозвалась Милёна. – О, за сеновалом привязана, злыдня. Совсем распоясалась!

Они довели её до стайки. Милёна негромким голосом, в ночной тиши слышным довольно далеко, объясняла корове, что она-таки не права. При этом она поминала близких родственников коровы, её родословную, манеры и привычки. Всё вышеперечисленное, будь оно правдой, дало бы ни в чём не повинной скотине все основания провалиться под землю. Но вряд ли даже рогатые служители преисподней, по поверьям, обитающие там, приняли бы к себе эту тварь, будучи и сами достаточно испорченными.

В который раз подивившись этому невинному женскому цинизму, Акела залез на сеновал. Коснувшись головой набитой пахучим сеном подушки, он мгновенно вырубился. Если Андрей и не спал, то никак этого не проявил.

…Его разбудил смех, точнее, хохот. Свесив голову с сеновала, Акела обнаружил во дворе всю честную компанию в полном составе.

– …да Борисыч, наверное, тёлку какую-нибудь всю ночь в стогу понужал, – послышался насмешливый голос Соловья. – Старый конь борозды не испортит.… О! Борисыч! А я тут мужикам просто с пеной у рта доказываю – ну, не может Борисыч «по лебедям» пуститься! Он человек серьёзный, положительный…

– Особливо ежели его положить. – сверкнул зубами из-под усов Толстый.

– Вот, сами бы и попробовали, – коварно улыбаясь, посоветовал Андрей.

Васька хотел что-то ответить, но Акела успел его перебить.

– Хлопцы-молодцы, а где Савельевна?

– Отказалась она ехать, – виновато доложил Славик.

– Как это – отказалась? Она, хоть и старая уже, но с мозгами никаких проблем, соображает – дай Бог всякому.

– Понимаешь, когда остались, Савельевна нас погнала по оставшимся домам. – проверить, есть ли ещё кто живой. Напротив твоего дома, Борисыч, мужик пожилой жил, как его…

– Мельник, – подсказал Акела, соскальзывая на землю и потягиваясь.

– Точно. Савельевна-то в курсе, что уехали они тогда в райцентр к родне, да по магазинам, а вернуться видать не успели. А у него, ты знаешь, хозяйство…– Васька возвёл очи горе.

– Знаю, – сказал нетерпеливо Акела. – Куркуль тот ещё. Дом – полная чаша. И что?

– Что-что, с этим хозяйством нам возиться пришлось.

– Ты-то навозился! – хмыкнул Славка. – У Мельника в подполье целая фляга самогонки стояла. Угадайте с трёх раз, что сделал Соловей, когда эту флягу нашёл?

– Неужто сдал в Фонд Мира? – саркастически поинтересовался Акела. – Нет, ну, ничего больше в голову не приходит, хоть убейте!

Мужики заржали. Васька укоризненно покачал головой.

– Смейтесь, смейтесь.… Над собой смеётесь.

– Ага, мы бы с Савельевной тоже от души посмеялись, если бы этот хрон у собачьей конуры не споткнулся. Едва от пса оттащить успели, так он ещё и кочевряжиться начал. Сроду б не поверил, что старуха так душевно материться умеет! Да в нагрузку, пару раз его палкой, аккурат, вдоль седалищного нерва опоясала!

– Так, это всё лирика. А бабка-то, почему не поехала, из-за скотины, что ли?

– И из-за неё. Там же у него целая ферма, да ещё всякой птицы прорва. Говорит, что грех бросать на погибель. И вообще, она деревню бросать не захотела. Ей, мол, помирать в родном доме надо, коль срок придёт, а погост рядом и вся родня там лежит. Её же не переубедить, упёрлась…

– Да, уж, знаю. Медведя в лесу легче на содомский грех уболтать.

Сзади хлопнула калитка.

– Доброго утречка, гости дорогие.

– И тебе того же, хозяюшка, – вразнобой ответили мужчины.

– Не казни, старшой, ребят своих. Мне Весняк сказывал – уговаривали её все, но бесполезно – кремень старуха. Он ей голубка оставил, так, что, случись чего, она его отправит. Я тогда сразу мужиков пошлю – тут верхами недалёко.

Милёна, улыбаясь, оглядела мужиков.

– Поутренничали уже?

– Что? А-а, да, поели и молочка попили. Борисыч, иди подкормись, – сказал Слава. – Молочко у нашей хозяйки – чудо.

– Это не у меня, а у Ночки, – блеснула зубами Милёна. – Попей, Акела.

– Не откажусь, – отозвался он.

Молоко, действительно, было выше всех похвал – лучше магазинных сливок. У непривычного человека кишки скрутит так, что никакой «Мезим» их не распутает. Слава Богу, у Акелы такой беды отродясь не бывало. Он, по тихой грусти, опростал глечик под горку нежнейших, ещё тёплых, шанежек. Ну, вот, теперь можно и с голодным побороться. Когда Борисыч вышел на крыльцо, солнце уже пробиралось между вершин деревьев. Милёна, выйдя из коровника, прищурившись, поглядела на небо, потом повернулась к гостю.

– Чем заниматься думаете, воины?

Акела пожал плечами.

– На шее у тебя, по-любому, сидеть не будем. Что съедим, то отбатрачим.

Краска досады появилась на щеках хозяйки.

– Не об этом я, старшой. У нашего кузнеца купец проездом остановился. Аккурат, сегодня утречком он спрашивал – не поедет ли кто с ним охраной? Наших я никого не пустила. Мужиков мало, а работы невпроворот. Вы – другое дело, вы Сварогу [1] служите.

Акела задумался ненадолго и рассмеялся.

– Умница ты, Милёнушка. Золотая голова, – и, чмокнув славную женщину в щёку, вышел со двора.

Приезжий купец расположился лагерем во дворе коваля Добруши. Барс и Акела, войдя, дружески кивнули ему. Оглядевшись, они подошли к сидящему в глубине двора хорошо одетому грузному мужчине, безошибочно определив в нём того, кого искали. Во-первых, торговый человек, во-вторых, старший в компании, которая состояла ещё из трёх мужчин разного возраста и молоденькой девицы. Девка была пышнотелой и довольно пригожей.

В мужиках они так же легко угадали охрану. Дело было даже не в доспехах и оружии. Неизгладимая печать профессионала войны была ясно видна на всех троих. Их внимательный взгляд и положение тела, готового мгновенно вскочить, многое говорило опытному глазу.

Их эти профи тоже уже прокачали, хотя они пришли без оружия, а одеты были в крестьянскую одежду. Милёна выдала из запасов покойного мужа. Не ходить же по деревне в джинсах и свитере, пора уже применяться к местности.

Смазливая пышечка лет восемнадцати тоже успела оценить их и, оставив без внимания пожилого Акелу, строила глазки Барсу. Седой худенький дедок, мирно хлебавший из глиняной миски тюрю из простокваши с хлебом, глянул на них мельком. Казалось, его, в настоящий момент, кроме простокваши, не интересует ничего на свете. Только чутьё подсказывало, что из этой троицы он и есть самый опытный и опасный.