– Ничего подобного не было.

– Ну, что же, печально!

– По-вашему, нам стоило его побить? – изумилась Ева.

– Да нет. Печально то, что вы не хотите сотрудничать. Мне ничего не остается, как задержать вас.

– По какому праву?! – воскликнула Ева, все еще воспринимая слова следователя как блеф. В самом деле, могут ли ее лишить свободы за то, что она завалилась в чужой дом со своим приятелем слегка навеселе и устроила там некрасивую сцену? – Вы что, обвиняете меня в хулиганстве?!

– Я такими мелочами, как хулиганство, не занимаюсь, – обиженно заметил следователь. – Вы вывеску на входе читали? Тут следственный комитет, а не опорный пункт полиции. Думаете, мы тут в бирюльки играем? Ухлопали человека – отвечать придется всерьез.

– Нет, это чума! Что, теперь разбитыми носами занимается следственный комитет? – у Евы не было сомнений, что ее бессовестно надувают. Ей ли не знать, что такие приемчики иногда используют следователи, чтобы напугать человека до полусмерти и заставить его говорить.

– Так, значит, нос вы ему все-таки разбили? – ухмыльнулся сыщик. – Ну, что же! Чем дальше в лес, тем толще партизаны. Это уже кое-что… Может, мы оформим явку с повинной, и я похлопочу перед начальством о том, чтобы вас пока отпустили домой?

– Но в чем я должна признаваться?

Следователь посмотрел на нее с жалостью, как на актрису, играющую неубедительно.

– В убийстве, милая. Признаваться в том, что вы убили человека.

– Вы хотите сказать, что Артем Винницкий мертв?

– Я хочу сказать, что Артем Винницкий убит. А это, как вы понимаете, две большие разницы.

Слова следователя пришлись ей точным ударом в солнечное сплетение. Ева потеряла ощущение реальности происходящего. Это было сродни ее возвращению в далекое детство, в тот день, когда мама поведала ей о том, что сказание о ее отце, герое-летчике, не более чем красивая легенда. Губы следователя шевелились, как в немом кино. Они то раздвигались в снисходительной улыбке, то сжимались в тонкую полосу. Он что-то говорил, нахмурив брови, жестикулируя, но смысл его слов был ей непонятен. В висках билась нелепая фраза: «Артем убит». В этих словах не было никакого здравого смысла, поскольку перед ее глазами по-прежнему стояло лицо Артема, его неподражаемая мальчишеская улыбка. Она слышала интонации его голоса и ощущала знакомый запах его туалетной воды. Он казался ей живым и осязаемым, в отличие от следователя, представителя фирмы розыгрышей. Вот сейчас он закончит говорить, и в двери зайдут все ее знакомые с плакатом «Поздравляем! Тебя разыграли», а с ними Артем, с огромным букетом цветов. Но вместо этого в дверь вошел хмурый мужчина, который жестом потребовал следовать за ним. Они долго шли по длинному коридору. Потом в одном из кабинетов ее пальцы мазали черной краской и копировали на бумагу. Она долго оттирала их грязной тряпкой, не представляя, каким образом она будет добираться до дома. Но ее лишили таких хлопот, заставив подписать какие-то бумаги, потом еще протокол. Его беспрестанно о чем-то спрашивали, она тупо молчала, мечтая о том, чтобы ее наконец оставили в покое. Формальностям не было ни конца ни края. Только после того, как за ней захлопнулась тяжелая дверь и лязгнул ключ, она немного пришла в себя. Под низким потолком было крошечное окошко в клеточку, через которое виднелся клочок неба величиной с носовой платок…

У Елизаветы Дубровской начало дня оказалось тяжелым. Близнецы беспокойно спали ночью. Ничего удивительного в том, что утром голова молодой матери напоминала колокол. Она принялась за утренние дела, но из-за усталости все получалось у нее долго и неловко. Она поминутно смотрела на часы, дожидаясь прихода няни. Но Лида запаздывала, что было на нее совсем не похоже. Поэтому кормить детей, готовить им смесь, пеленать их пришлось самой. Лиза курсировала между кухней и детской под истошные вопли малышей и уговаривала себя не впадать в панику. Это было непросто, так как горластая Маша требовала еды, и небольшое количество грудного молока ее совсем не удовлетворило.

– Что здесь происходит? – недовольно произнесла свекровь, переступая порог детской. Казалось, ее безмерно удивляет то, что в одной из комнат их загородного дома откуда ни возьмись оказались маленькие дети, которые шумят, требуют к себе внимания, словом, ведут себя неприлично.

– Ох, Ольга Сергеевна, как хорошо, что вы пришли, – проговорила Лиза, вручая ей в руки Сашу и бутылочку молочной смеси. Сама она занялась Машей.

– Где Лида? – недоуменно спросила свекровь, обшаривая взглядом комнату.

– Лида пока не пришла, – пояснила Елизавета. Теперь, когда оба ребенка оказались на руках и поспешно насыщались смесью, можно было перевести дух. – Странно, что она даже не позвонила.

Свекровь ничего не ответила. Она неловко держала на руках мальчика, наблюдая за тем, как ритмично двигаются его щеки. Саша напоминал куклу хорошего качества. По комплекции он был немного мельче сестры, да и по характеру доставлял матери куда меньше хлопот, чем крупная и крикливая Маша. Рождение двойни было для молодых супругов неожиданным даром, поскольку одновременное появление сына и дочки отвечало запросам как матери, так и отца. Андрей Мерцалов, движимый мечтой всех мужчин, хотел непременно получить наследника, Лиза не имела ничего против красивой, умной дочки – помощницы. Теперь, глядя на щекастую девочку с легкими полкового командира и красивого мальчика с густыми щеточками ресниц, родители размышляли о странной иронии судьбы.

Наконец Саша насытился и стал забавляться, выталкивая языком соску изо рта. Молочные ручейки бежали по его щекам, попадая на шелковый халат бабушки. Ольга Сергеевна выразила неудовольствие.

– Не знаю, о чем там думает твоя драгоценная Лида, но я не могу себе позволить сидеть целый день как на привязи. Большой дом требует заботы хозяйки. Ты же этим заниматься не будешь!

Дубровская вздохнула. Конечно, свекровь немного лукавила. Ей вовсе не было никакой нужды готовить обед или драить лестницы. Они могли себе позволить помощников, хотя, слов нет, наемной силой тоже нужно было управлять, что Ольга Сергеевна всегда делала мастерски. Всю свою жизнь она обеспечивала надежный тыл своему мужу, затем сыну. Женитьба Андрея не изменила заведенного порядка. Его молодая жена увлеченно занималась работой, на хозяйство у нее не оставалось времени, да и охоты не было. Поэтому Ольга Сергеевна, поначалу ревниво следившая за каждым шагом молодой супруги, быстро поняла, что конкуренцию в быту та ей не составит. Она с облегчением вздохнула, поздравив себя с тем, что сын всегда будет ощущать ее надобность. Однако, проявляя склонность к театральным импровизациям, она иногда любила пожаловаться домашним, как ей приходится нелегко в одиночку тащить на себе весь груз хозяйственных хлопот. Ну а Лизе не гнушалась давать советы и наставления, как нерадивой хозяйке, теша себя надеждой, что безалаберная невестка никогда им следовать не будет.

Вот и сейчас, верно уловив настроение свекрови, Лиза только кивнула головой.

– Я справлюсь, Ольга Сергеевна. Вы можете заниматься хозяйством.

– Ну, как я могу заниматься делами, если знаю, что дети фактически предоставлены сами себе, а няньку где-то носят черти?

Тем не менее, негодуя и причитая, она отстранила от себя Сашеньку, проверяя, сильно ли запачкан шелковый халат. В отличие от невестки она всегда следила за красотой домашней одежды. Ей уже приходилось пенять Лизе на то, что носить с момента родов один и тот же халат недопустимо. Мало ли о чем начнет думать ее сын, устав видеть дома неряшливую жену!

В общем после того, как посильная помощь была оказана и Ольга Сергеевна удалилась, Дубровская почувствовала облегчение. Ей проще было управляться самой, чем слышать постоянные нравоучения свекрови. Она погуляла с малышами в саду, затем, присев под раскидистую липу, задремала, уронив голову на руки. Она чувствовала себя едва ли не роботом, какой-то совершенной машиной в теле человека, поскольку умудрялась одновременно дремать и качать коляску, почувствовав едва заметное шевеление детей.