— Так что же произошло? Где твоя версия? В нее не поверили даже бульварные газеты? — Казалось, он не слышал ее утверждения.

Барбара заколебалась: что-то вынуждало ее сказать правду.

— Моей версии никто, кроме меня, не видел. И не увидит. — Собственно говоря, она просто описала на бумаге свои чувства к Реймонду и все, что произошло между ними, и делиться этими воспоминаниями ни с кем не собиралась. — Ты зачем сюда заявился? И именно сейчас, когда жизнь моя понемногу начала налаживаться… — Барбара остановила на нем обвиняющий взгляд. — Может, хочешь заново раздуть всю эту скандальную историю?

— О нет. От Каролины я благополучно избавился, и бульварные газеты начинают терять интерес, так что самое худшее позади. По крайней мере, так мне казалось, пока на прошлой неделе я не поболтал с моими поверенными. У бедняг, выражаясь языком специалистов, случился истерический припадок.

— Отчего же? — опасливо поинтересовалась Барбара.

— Может быть, мы присядем? Боюсь, что рассказ слегка затянется.

— Лучше не надо.

— Как скажешь. — Адамс прислонился к раковине и скрестил руки на груди. — Речь пойдет о неких формально-юридических подробностях, так что уж потерпи немного. В прошлом веке, когда границы Америки только определялись, страна испытывала недостаток в самых необходимых институтах, являющихся неотъемлемой частью развитого общества. Как, скажем, школы, суды, церкви…

— Это беседа или лекция по истории?

— Цыц! Поскольку с человеческой природой не поспоришь, люди зачастую стремились соединиться со своими избранниками и завести семьи, но поскольку священников не хватало, порою приходилось обходиться без свадебных церемоний.

— И что?

— Так возник закон о гражданском браке — браке, заключенном в рамках общего права. Влюбленные объявляли в присутствии свидетелей, что считают себя мужем и женой, и этого было достаточно, чтобы брак считался официальным. Этот обычай, разумеется, остался в далеком прошлом, однако в некоторых штатах он до сих пор имеет силу согласно законодательству.

Барбара подвинула к себе стул и рухнула на сиденье.

— И твоя усадьба… это… один из таких штатов?

В глазах Адамса читалось сочувствие: было видно, что молодая женщина потрясена до глубины души.

— И поскольку ты называл меня женой, — ей пришлось прерваться на полуслове, чтобы откашляться, — значит, так оно и есть?

— Мои поверенные считают, что дело весьма запутанное, и советуют его прояснить.

Барбара сжала ладонями виски.

— Но ведь обе стороны должны заявить об этом сознательно, по доброй воле. Я имею в виду, чтобы брак считался законным? Ты-то себя скомпрометировал, но я тут ни при чем. Во всяком случае, я никогда не утверждала, что мы женаты.

— Ты носила мои кольца. — Голос Реймонда звучал приглушенно и чуть хрипло.

Внезапно сердце Барбары бешено заколотилось. Неужели это правда? Неужели это возможно? Она — его законная жена? Самая мысль об этом показалась верхом безумия, однако же Барбара прекрасно знала, что право изобилует сюрпризами. Если поверенные считают, что брак заключен, возможно, так оно и есть. А тогда…

Но здравый смысл подсказывал: из слов Адамса никоим образом не следует, что он в безумном восторге от такого поворота событий. Дело весьма запутанное… Надо все прояснить… Ход его мыслей проследить нетрудно. Ясно, для чего он пришел: он хочет обезопасить свою свободу, договориться о приемлемом компромиссе — как можно быстрее и без лишнего шума.

Он просит о разводе, беспомощно думала Барбара. Что за нелепая мысль! Она даст развод человеку, которого обожает; но она жизнью заплатила бы за то, чтобы стать его женой, будь у нее такая возможность…

— Ага, испугался? — Голос прозвучал язвительно. Так куда лучше, чем разрыдаться у него на глазах. — А я ведь предупреждала, что затея с кольцами к добру не приведет!

Наступило молчание. Оба застыли неподвижно. Но вот Реймонд стремительно пересек крохотную кухню и ласково положил ладони на плечи Барбары.

— Я не допущу, чтобы это тебе хоть чем-то повредило, обещаю.

Захотелось высвободиться, слишком больно было ощущать его прикосновения, лишенные и намека на ту страсть, что свела их вместе.

— Не думаю, что тревожишься ты обо мне. Это ты загнан в угол, верно? Твой блистательный план обернулся пролив тебя самого. Интересно, какие алименты я могу из тебя выжать?

— Скорее всего, ни цента.

— Не зарекайся! — Барбара сбросила с плеч его руки и повернулась к нему лицом. — Если откажешься платить, я стану настаивать на супружеских правах и поселюсь в твоем доме!

— Отлично. Собирайся, — кивнул Реймонд, помедлив какую-то долю мгновения.

Барбара позволила себе чуть помечтать: вот она едет с ним домой, назад в тот дивный, залитый солнцем особняк. Или в отель в Майами. Куда угодно — ей все равно, лишь бы с ним.

Но ведь была эта пауза: Адамс заговорил не сразу. Почему? Потому что она ему не нужна. Он просто блефует — как при игре в покер или в «двадцать одно».

— Ладно, куда мне с тобой тягаться. Ты победил. — Барбара повернулась к собеседнику спиной, чтобы не встречаться взглядом. — Мне ничего не нужно. Пусть твои поверенные пришлют мне все необходимые документы, и я подпишу их — сделаю все, что скажешь. И языком трепать я не стану. Господь свидетель, я не желаю снова оказаться в центре внимания желтой прессы.

— Превосходно. — Похоже, он не собирался вдаваться в подробности.

Но почему гость не уходит? Он же получил то, за чем пришел. С какой стати он медлит?

— Кстати, Уилкинсон шлет тебе привет, — тихо проговорил Реймонд. — И еще огромное спасибо за ту кошмарную гавайскую футболку.

Барбара принужденно улыбнулась. Отсылая курку и деньги, она затолкала в пакет еще и футболку.

— Ему понравилось? Я подумала, что немного ярких красок в его бесцветной жизни не помешает. — Она глубоко вздохнула. — Может быть, тебе перед уходом стоит оставить мне адрес твоего поверенного — на случай, если у меня возникнут вопросы. — Если Адамс не воспользуется этим намеком, чтобы уйти, дело безнадежно.

— Сейчас напишу, — кивнул Реймонд, не трогаясь с места. — Уилкинсон, знаешь ли, горячо за тебя вступился. Сказал мне, что я обошелся с тобой по-свински. О чем я, разумеется, знал и без него.

Барбара упрямо смотрела в пол. Слезы жгли глаза, она панически боялась, что в любую минуту может бурно разрыдаться, словно обиженный ребенок, все-таки не удержалась и всхлипнула.

— Не надо, Реймонд. Разберись с этим делом сам, как считаешь нужным.

— Хорошо. Так я и сделаю. — Эхо его шагов отразилось от стен, и Барбара собралась с духом, понимая, что вот сейчас он переступит порог и навсегда уйдет из ее жизни.

И тут Реймонд прошептал ей на ухо:

— Что мне сделать, чтобы ты согласилась оставить все как есть?

Она задохнулась, затем подняла глаза. Должно быть, слух ее подводит: разве мог он сказать, что и в самом деле хочет сохранить этот брак!

Ладони Реймонда снова легли на ее плечи — мягко, почти робко.

— Для меня было настоящим ударом, когда Майкл во всеуслышание объявил о своем открытии, — тихо проговорил Реймонд. — Я никогда не встречал такой женщины, как ты, такой искренней, нежной, великодушной, и мне казалось, что я знаю о тебе все. А когда обнаружилось, что ты скрыла от меня такую важную подробность, я… словом, плохо это воспринял. Если ты умолчала о статье, какие еще тайны могут обнаружиться в твоем прошлом?

Барбара хотела объяснить, что больше никаких позорных тайн в прошлом у нее нет, но слова не шли с языка; она смогла только покачать головой.

— Я растерялся и вознегодовал, а разбираться времени не было, потому что ты сбежала. Только позже, после твоего отъезда, когда я поразмыслил обо всем хорошенько, то понял, в какую западню ты попала. — Адамс властно развернул ее к себе.

Неужели он и в самом деле все понял? Возможно ли, что он простит ей один-единственный неблаговидный поступок? Опасливо, страшась того, что прочтет в его лице, Барбара подняла глаза.