– Вот умник какой. Из кожи вон лезет, – кивнул он на Ваняшина.

Федор улыбнулся, но ничего не сказал.

– Да она и была-то у нас всего раза три. Вот позавчера была. Сегодня у нас… – швейцар наморщил лоб, припоминая число.

Ваняшин помог ему:

– Двадцать пятое июля.

– Ну, правильно. Двадцать пятое. А она была позавчера – двадцать третьего.

– А вчера не приходила? – спросил Ваняшин.

Швейцар отрицательно помотал головой.

– Нет.

Грек стоял и обиженно поглядывал на Ваняшина, что-то нашептывая себе под нос. Ему очень не понравилось, что молодой лейтенант вылез со своими вопросами, оттеснив его, майора, на второй план. Он посмотрел на Туманова, хотел сделать очередное свое замечание по поводу Ваняшина, но промолчал, потому что подполковник сказал швейцару:

– А теперь, постарайтесь припомнить поточнее, это очень важно. В тот вечер, двадцать третьего, эта девушка, во сколько ушла из ресторана и с кем?

– Во сколько ушла?.. – повторил швейцар, пошкрябав затылок. Вспоминал он недолго. – Да около половины одиннадцатого. Ну да. Перед ней как раз вышел наш администратор, Виктор Семенович. Он каждый раз уходит примерно в это время. А за ним следом и эта девушка вышла.

– Виктор Семенович? – проговорил Туманов В голосе прозвучала некая подозрительность, которая у швейцара ничего кроме улыбки вызвать не могла. И он махнул рукой.

– Наш администратор к этой девушке никакого отношения не имеет. Я видел как он сел в свою машину и уехал. А она взяла такси. А вот с кем она в ресторане была, сказать не берусь. Я ведь тут стою. В зал не захожу. Не велено.

– Понятно, – сказал Туманов. На всякий случай, он послал Грека с Ваняшиным, чтобы те пообщались с официантами по поводу девушки. Уточнили некоторые детали. А сам, чтобы не тратить время впустую, спросил у швейцара:

– Вы сказали, что эта девушка была у вас раза три?

Швейцар кивнул. Одет он был в довольно странную форму и напоминал в ней скорее шута, чем степенного швейцара, в должность которого входит радушно встречать и провожать гостей ресторана. На голове у него был одет расшитый золотыми узорами цилиндр, который то и дело сползал набок. И кивая головой, швейцар поддерживал свой цилиндр рукой, как будто намереваясь снять его, чтобы отвесить поклон.

– Ну да. Так и есть, – сказал швейцар. – Мне ли ее не заметить. Если, конечно, мы с вами говорим о той, кто вас интересует, – предупредил он.

Туманов почему-то не сомневался, что так оно и есть и говорят они как раз об убитой. Разумеется, когда будут готовы фотографии убитой, их предъявят швейцару для более точного опознания. А пока приходится обходиться приметами изложенными на бумаги.

– И что же, в те разы она тоже приходила к вам в ресторан одна?

– Да, нет, – почесал переносицу швейцар. – Первый раз с мужиком. Такой из себя представительный. Одет с иголочки. И денег видно полно. Направо, налево сотки раскидывал. А мне так и вовсе «пятикатку» дал, когда уходил. Жаль, больше не появляется у нас. А второй раз приходила с молодым человеком. Такой здоровяк, – швейцар раздвинул руки, приподняв их на уровне плеч. – У него шрам вот тут, над левой бровью. Так вот тогда она с ним сидела.

– В тот раз она с ним ушла отсюда?

Швейцар кивнул, и чуть не уронил свой цилиндр, но вовремя поймал.

– С ним. Они приехали сюда на такси. На чем уехали, я не обратил внимания. Но больше я этого парня в нашем ресторане не видел.

Поблагодарив швейцара, Федор вышел на улицу и, отойдя чуть в сторону от входа, достал пачку сигарет и закурил, глянув на окно зала, за которым бурлила веселая жизнь. Судя по маркам дорогих авто, стоящих перед входом, публика здесь собралась не бедная, и Туманов вспомнил про Грека, который собирался перекусить здесь. С его ли зарплатой здесь кусать. Если только как Буратино, заказать корочку хлеба? Подполковник усмехнулся.

Ваняшин с Греком долго не задержались. И если старлей выглядел внешне спокойным, то усатый Грек возмущался:

– Николаич, ну я тебе скажу в этом ресторане цены. Мрак. Коржик несчастный не купишь.

Федор хмыкнул.

– А ты что думал? Что для тебя сделают пятидесяти процентную скидку? Ладно, ну их к лешему с их ценами. Давайте по существу. Чего узнали про убитую? – спросил Туманов.

– Кто она, откуда и как звать, этого никто не знает. Швейцар сказал правду. Приходила она сюда раза три. И вот чего интересно, – Греку хотелось придать своим словам побольше интриги. – Как-то раз она зашла сюда не одна, а с парнем…

– И у него над левой бровью шрам? – улыбнувшись, спросил Туманов.

Грек понял, что с интригой у него не получится. Вздохнул.

– Швейцар уже тебе рассказал?

Федор кивнул, потом сказал:

– На завтра я швейцара вызвал к нам. Надо будет, чтобы он посмотрел на фотографии убитой, а заодно сделать фоторобот того парня. Возможно, так мы его скорей отыщем. И будет у нас хоть что-то, чем вообще ничего.

– Это верно, – согласился Грек, тоскливо оглядываясь на светящиеся окна ресторана.

– Ты чего? – спросил Ваняшин.

– Да насмотрелся на это изобилие и жрать захотел. Может, в кафешку заскочим. Перекусим да по пивку возьмем? – предложил Грек, отвернувшись от соблазнительных окон и вопросительно глянув на Федора Туманова потом на приятеля Леху.

– Ну я не знаю… – заупрямился Ваняшин. – Меня, вообще-то, девчонка ждет.

Грек осуждающе посмотрел на приятеля.

– Друзей на девчонку меняешь?

– Да ты сам-то? Это ты потому домой не торопишься, что твоя Анютка сегодня во вторую смену работает. А то бы бегом бежал к ней, как по свистку, – усмехнулся Ваняшин, что очень не понравилось усатому майору.

– Вали отсюда на свое свидание, осеменитель хренов. Нет москвичкам покоя от тебя, – сказал Грек Ваняшину и уставился на Туманова.

– Ну, а ты?

– Знаешь, Сань… – только и успел произнести Федор, как Грек все поняв, махнул рукой.

– С вами, сэр, тоже все ясно. Ладно. Иди к своей Дарье. Привет ей передавай от меня, – сказал Грек.

– Очень ей нужен твой привет. Он не пряник, его не укусишь, – заметил на это Ваняшин.

– Ты еще здесь, сердцеед, – недружелюбно буркнул Грек, обернувшись. – Небось уже исчесался весь. Давай, топай к девчонке.

На соседней улице, недалеко от дома, в котором Грек жил, было приличное и недорогое кафе. Частенько Сан Саныч захаживал туда со своей гражданской женой Анной. Но большею частью один. Кафе работало до одиннадцати, поэтому у Сан Саныча еще было в запасе время перекусить.

На этот раз в кафе было посетителей немного. Пятеро молодых парней и с ними три размалеванных девицы в коротких юбках. Причем, вели девицы себя довольно нескромно, то и дело произнося матерные выражения. Парням как видно, это очень нравилось. И если какая-нибудь из девиц что-то произносила, они дружно хохотали.

Такая компашка невоспитанных молодых людей не очень-то устраивала Грека. Хотелось посидеть в тишине и не слышать этого гоготанья.

Но тут Сан Саныч отвлекся, заметив подошедшего к стойке бара крепкого парня лет двадцати восьми в серой рубашке, заправленной в черные джинсы. Грек уставился на его бритый затылок.

Парень не обращал внимания на компанию молодежи. Уж они ему точно не мешали. Положа здоровенные свои лапищи на стойку бара, и наклонившись вперед, парень что-то нашептывал толстой барменше на ушко, и та заискивающе хихикала.

Барменше было не больше двадцати пяти. Приятное, миловидное личико. Возможно, она пользовалась большим успехом у мужчин, которые были без ума от полных женщин. А было, по мнению Грека, в ней не меньше ста с лишним килограмм. И синенький, с белой опушкой фартучек, едва сходился на ее дородном теле.

Нет, Сан Санычу Греку нравились полные женщины, но не до такой же степени, и каждый раз глядя на эту улыбающуюся пышку, он говорил себе:

– Толстовата.

Грек подошел к стойке, чтобы сделать заказ. Толстушка барменша была так увлечена рассказом парня, что на усатого мужичка даже не обращала внимания. Грек встал с лева, рядом с парнем, и тот заметив его присутствие, повернулся, глянул. И нахмурился, потому что Сан Саныч уставился на его левую бровь. Вернее, на шрам, который располагался над этой бровью. Сразу вспомнил, как официанты рассказывали им с Ваняшиным, что как-то раз девушка, о которой они расспрашивали, приходила в ресторан с парнем. Характерной приметой было то, что у него над левой бровью – шрам. Да и одежда совпадала. Точно такая серая, однотонная рубашка и черные джинсы.