Эшли повесила трубку, но не успела отойти, как телефон снова зазвонил. Тогда она сняла трубку, нажала на рычаг и положила ее рядом. Теперь, пытаясь дозвониться, он неизменно будет слышать сигнал «занято». Она пошла, собирать вещи.

Не прошло и двадцати минут, как Родриго уже вошел в дом. От его всегдашнего почти издевательского спокойствия не осталось и следа. Он был взволнован и тяжело дышал. Эшли посмотрела на него с удивлением.

— Ты не можешь уехать! Я не хочу пережить это снова! — почти прокричал Родриго. Он был очень бледен. Если бы Эшли не знала его хорошо, она бы подумала, что он испуган. — Знаешь ли ты, что я испытал, когда ты поступила так однажды? Имеешь ли ты хоть малейшее представление о моем тогдашнем состоянии? — Она только пожала плечами. — В ту неделю, еще до того как ко мне вернулась память, я оказался на грани безумия. Пять минут назад ты была — и вдруг испарилась. Я не знал ни причины твоего исчезновения, ни где тебя искать. Все, что мне осталось, — это невнятная писулька, еще больше меня запутавшая!

Такие откровения непробиваемого Родриго прозвучали для Эшли как гром среди ясного неба.

— Я не могла и подумать, что ты будешь чувствовать себя подобным образом…

— Боже мой! Да ведь именно ты должна была рассказать мне всю правду о нашем браке!

Впервые услышав от него такие слова, Эшли не могла с ними не согласиться. Действительно, как можно было быть такой черствой и глупой, чтобы не предвидеть, каким ударом ее действия будут для ничего не подозревающего мужа? Она тогда испугалась и поспешила переложить ответственность на другого человека.

— Ведь я же полностью тебе доверял, — разгорячившись, продолжал Родриго. — Сначала у меня просто не было другого выхода. Но наши отношения развивались очень быстро, и очень скоро я привык думать о тебе не как о посторонней женщине, а как о своей жене. И вдруг все это на меня сваливается.

Эшли чувствовала себя ужасно виноватой. Ей никогда не приходило в голову, что его холодное к ней отношение во многом вызвано ее же собственным поведением.

— Я, наверное, действительно показалась тебе ужасно эгоистичной. Но я на самом деле не думала, что ты будешь по мне скучать.

— Кем же ты меня считала? Чурбаном бесчувственным?

— Почти… Ты всегда казался мне холодным и непробиваемым.

Он невесело улыбнулся.

— Меня воспитывали в строгости и с детства убеждали, что никогда не следует быть зависимым от женщины. К тому же я слишком хорошо видел, насколько несчастливыми оказались браки моих отца, деда и многих предков. И когда Бартоломео решил меня переубедить, было уже слишком поздно. Он прекрасно это понимал и именно поэтому написал столь абсурдное завещание. Оно означало его последнюю отчаянную попытку доказать мне, что если я смогу взять на себя смелость и открыться перед женщиной, то брак обязательно будет счастливым.

— Ну, уж насчет этого не знаю, — заметила Эшли, — но вот Каса дель Хорхес ты сохранил, что уже неплохо.

— Между прочим, сразу, после того как ты ушла из офиса Патрика, он позвонил мне…

— А еще говорят, что именно женщины всегда все разбалтывают!

— Когда я узнал, что тебе было от него нужно, мне стало очень неловко, — продолжал Родриго. — Я понял, что сам довел тебя до такого состояния.

Она посмотрела на него с удивлением и недоверием.

— Не понимаю, что с тобой. Разве ты не обрадовался? И почему вдруг тебе стало неловко? Ведь я сама хотела подписать документ, который бы гласил, что я не претендую на твои деньги и имущество.

— Но это было бы неправильно, потому что ты имеешь полное право претендовать.

— Пусть имею, но не хочу. Я вовсе не так корыстна, как это тебе казалось.

Он тяжело вздохнул.

— Я убеждал себя, что ты интересуешься исключительно моими деньгами, потому что это помогало подавить мои настоящие чувства к тебе.

Эшли приподняла брови.

— Не понимаю.

— Когда у меня была амнезия, я привык тому, что ты все время рядом. А, вспомнив все, я был взбешен, ибо подумал, что тебе удалось одурачить меня.

Она слегка покраснела.

— А почему обязательно одурачить? Мне представляется, что можно было бы посмотреть на все и по-другому.

— Но я видел все именно так, — подхватил Родриго. — Я больше не мог тебе доверять, однако все еще хотел видеть тебя рядом с собой. И дело тут не только в ощущениях, которые я испытывал, занимаясь с тобой любовью…

— Что не мешало тебе убеждать меня в обратном, — не удержалась Эшли.

— Я… как бы это лучше сказать…

— Да уж как-нибудь скажи. — Глаза Эшли улыбались.

— Я боялся. Довольна? Я боялся признаться и тебе и себе, что нас соединяет не только секс. Я боялся поверить тебе. Но, приехав с тобой на остров, я решил, что слишком подозрительно к тебе отношусь. И как только вновь расслабился…

— …я объявила, что беременна, — закончила за него Эшли.

— Именно. И снова я понял, что ты скрывала от меня правду. В течение той недели мы были, с тобой очень близки. Ничего подобного у меня никогда не было с какой-либо другой женщиной. И вдруг выясняется, что ты все это время знала, что вынашиваешь моего ребенка, но мне ничего не говорила. Я с ужасом думал, что ты можешь скрывать от меня все, что угодно.

— Я боялась твоей реакции, — попыталась она защититься, хотя прекрасно понимала, что именно ее скрытность негативно сказалась на его к ней отношении.

— Я хотел, чтобы ты была со мной честной. А ты все время что-то недоговаривала. Это просто выводило меня из себя. Под конец я стал обвинять тебя в том, что сам считал полным бредом, — сказал Родриго. — Я не сомневался, что ребенок мой, но сам убеждал себя, что с тобой нужно быть крайне осторожным и сначала все проверить. — Эшли с жадностью ловила каждое его слово. — Я старался убить свои чувства к тебе. Найти противоядие…

— Можно подумать, что я какая-то болезнь, — тихо заметила она.

— Единственное, что помогало, — это не видеть тебя. И я уже думал, что почти справился, как вдруг ты спустилась к завтраку в этом кимоно. Все мучения оказались напрасными. Я понял, что ты остаешься для меня все такой же желанной.

— Но ты был так суров…

— Прости, я злился не на тебя, а на себя, за то, что не мог контролировать свою страсть. Именно поэтому я вел себя столь надменно.

— Это и стало для меня последней каплей, — призналась Эшли.

— Такое больше никогда не произойдет. Родриго с надеждой посмотрел на жену. — Как ты думаешь, у нас есть шанс начать все сначала? Давай попробуем. Пожалуйста!

Она покачала головой.

— Я не хочу жить с человеком, для которого привязанность ко мне сродни болезни.

— Поверь, это совсем не так, — запротестовал Родриго. — Ты даже не представляешь, сколько для меня значишь. — Он с нежностью смотрел на жену. — Там, на острове, ты сказала, что я был счастлив, живя в сказке, которую ты придумала. Это чистая, правда. Я никогда не был счастливее… Теперь ты, наверное, понимаешь, как я себя чувствовал, когда эта сказка в одночасье исчезла. Ведь я думал, что ты любишь меня. И мне это очень нравилось.

— Правда? — еле слышно произнесла Эшли, еще не веря во все происходящее.

— Ну конечно. Я полюбил тебя. Но я никогда раньше не испытывал подобного чувства и не понял, что со мной происходит. Это было каким-то кошмаром. Мысли о тебе не давали мне спокойно работать.

— Вот это да! — не удержалась она. — Как же это могло быть?

— Иногда даже на важных встречах я не мог сосредоточиться и думал только о тебе.

— Я и мечтать о таком, не смела. — Эшли уже не стыдилась своих слез, потому что это были слезы счастья. — Я тоже очень тебя люблю и сделаю все, чтобы ты был счастлив.

Она бросилась в его объятия и подарила ему долгий страстный поцелуй.

— Мне так хорошо с тобой, mi bella, — прошептал Родриго.

— Вот видишь, любить — это вовсе не плохо, — улыбнулась Эшли.

— Только не когда ты исчезаешь или грозишься навсегда уйти.

Она торжественно подняла руку.