В баре стоял музыкальный автомат. Кто-то поставил Бон Джови, и по комнате поплыл не попадающий в ноты голос. Я встал.

Поймав такси, я объяснил водителю, куда ехать, и развалился на липком сиденье из кожзаменителя. И подумал, что мое имя в творчестве Виктора вообще не случайно. Я не был чужим. У меня было право на его картины. Я был на карте с самого начала.

Тележка Соломона проехала много дорог. Внутри целый мир: одежда, пуговицы, оловянная посуда. Тонизирующие мази, патентованные лекарства. Гвозди, клей, писчая бумага, яблочные семечки. Столько всего, что и описать невозможно. Все на свете, только так и скажешь. Соломон появляется в захолустных пенсильванских городках, словно кролик из шляпы фокусника. Соломон кричит, машет руками, раскладывает свой товар. Толпа напирает. Мне молоток. Прошу вас, сэр. А бутылки, вот такого размера, у вас есть? Разумеется, мэм. Говорят, тележка у Соломона бездонная.

Понимает он по-английски лучше, чем говорит, и, когда не может объясниться, переходит на язык жестов. Семь центов? Нет, десять. По рукам? По рукам.

Все торгуются.

Такая же пантомима разыгрывается, когда Соломон платит за постой. Хотя он старается по возможности не платить. Ночует в поле под открытым небом, иногда забирается в амбар. Каждый сэкономленный цент приближает встречу с братьями. Приедет Адольф, и заработать можно будет в два раза больше. А с Саймоном и в три раза. Соломон уже все продумал: сначала привезет Адольфа, потом Саймона и, наконец, Бернарда. Бернард старше Саймона, но он самый ленивый, и Соломон решил, что будет лучше, если Бернард пока останется дома.

Но иногда… Холодной зимней ночью… Когда так хочется, чтобы над головой была крыша… Когда нет больше сил спать в грязи, в стогу и отмахиваться от назойливых насекомых… Хватит! И он поддается искушению. Отдает весь дневной заработок за возможность поспать на перине. И потом клянет себя целую неделю. Он же не Бернард! Он старший в семье, он отвечает за всех. Не зря его отец первым сюда отправил.

Пока плыл через океан, чуть не умер. В жизни ему так плохо не было. Все вокруг тоже страдали. Его мать умерла от лихорадки, но даже это не могло сравниться с теми ужасами, свидетелем которых Соломон стал на борту того корабля. Обессилевшие люди стонали, лежа в лужах собственных испражнений. А запах! Тяжелый запах физического и морального падения. Соломон старался есть отдельно от других, хотя по природе был человеком общительным. С пассажирами в разговоры не вступал. Отец приказал ему держаться от людей подальше, и Соломон делал, как ему было велено.

Однажды на его глазах женщина сошла с ума. Соломон как раз выбрался из трюма подышать свежим воздухом. Как приятно было стоять одному на палубе и подставлять лицо под капли теплого дождика. Она поднялась следом. Тощая зеленая тень с воспаленными глазами. Соломон узнал ее. Накануне она потеряла сына. Когда его все-таки вырвали у нее из рук, она издала звук, от которого кровь стыла в жилах. Женщина, спотыкаясь, пошла на бак, не останавливаясь ни на секунду, добралась до леера, перегнулась через него и бросилась в бурное море. Соломон побежал к тому месту, где она была, жила еще несколько секунд назад. И не увидел ничего, кроме белой пены.

На палубе собрались матросы. Она упала, сказал им Соломон. Хотел сказать. А вышло «Sie fiel».[7] Команда была английская. Его не понимали, он только под ногами путался, бормотал что-то непонятное. Соломона отправили обратно в трюм, он не хотел идти, четверо матросов силой оттащили его вниз.

«Сияющий Гарри» разгрузился в Бостоне. Соломон провел на его борту сорок четыре дня. Он потерял одну пятую веса. На спине появилась страшная экзема, из-за которой ночевать на земле было невыносимо.

Поначалу Соломон жил у сапожника, дальнего родственника, настолько дальнего, что трудно было сказать, родня ли они вообще. Соломон сразу понял, что долго здесь не задержится. Жена сапожника ненавидела Соломона и мечтала выставить его на улицу. Кроватью ему служил верстак. Соломон ворочался на жестком ложе, пытался заснуть, а она нарочно топала на втором этаже деревянными башмаками. Женщина кормила его гнилыми фруктами, заваривала чай на воде из лужи, отрезала ломти заплесневевшего хлеба. Соломон надеялся уйти, как только скопит достаточно денег и хоть чуть-чуть выучит английский. Не успел. Однажды ночью она спустилась к нему и обнажила грудь. Утром Соломон сложил свои немногочисленные пожитки в холщовый мешок и отправился восвояси.

В Баффало он добрался к зиме, холодной и страшной. Никто не хотел покупать его товар. Соломон смиренно отправился на юг, сначала в Нью-Джерси, потом в центр Пенсильвании. Там он встретил тех, кто говорил на его языке. Они-то и стали его первыми постоянными покупателями. Фермерам нужны были разные мелочи, ради которых не стоило тащиться в город. Излишества вроде ремня для правки бритвы или коробки карандашей. Соломон загружал свой мешок под самую завязку, но вскоре оказалось, что и полного мешка недостаточно. Его клиентам требовалось все больше товаров. Соломон купил новый мешок, огромный, высотой с него. Ассортимент увеличивался, а вместе с ним увеличивались и количество клиентов, и длина пути, который необходимо было проделать. Соломон оказался прекрасным торговцем, хотя языка как следует так и не выучил. Он заразительно смеялся, торговался, был тверд, но не жаден и всегда знал, что кому нужно и что сейчас пользуется наибольшим спросом. Второй мешок долго не продержался. И Соломон купил тележку.

На боку написал краской:

«Галантерейные товары» – странное название. Оно не нравилось Соломону. Некоторые товары совсем и не были галантерейными. Но на других тележках он видел именно такую надпись. Конкуренция. Он не единственный еврей, топчущий пыль этих проселков.

Соломон знает: ему есть за что благодарить Бога. Бедный еврей и надеяться на такой успех своего предприятия не мог. Он поправляет кипу и возносит хвалу Господу за то, что тот провел Соломона через эти трудные дни, а потом просит не оставить его своей милостью и дальше. Столько всего еще нужно сделать. В апреле ему исполнится восемнадцать.

У Адольфа тоже скоро день рождения. Значит, пора послать за братом. Соломон начал письмо еще в Панксатони, а отправил его в Алтуне. Надежда на встречу с братом придавала ему сил. Та к легче было шагать по склонам Аппалачей. Тележка скрипела, и спина разламывалась от усталости.

Соломон прибыл в Йорк и решил, что в этом городе он может позволить себе переночевать под крышей. По-хорошему, платить за постой надо тогда, когда по-другому уже нельзя. Если на улице стужа или проливной дождь. Уж конечно, не теплым вечером, когда уже пахнет наступающей весной. С другой стороны, надо же и жизнью иногда наслаждаться? Он берег деньги, даже слишком берег. Излишества напоминают нам о пользе тяжкого труда. Деньги есть, и Соломон решает себя побаловать.

Вдоль грязной, пахнущей мочой главной улицы выстроились таверны. Соломон тянет тележку и мечтает о пиве. Вспоминает вкус солода, и рот наполняется слюной. Соломон скучает по дому. Скучает по сестре – она печет такие пироги! Нежные, прямо на языке тают. Это мама ее научила перед тем, как умерла. Теперь Соломон ест только черствый хлеб и пьет воду. К горлу подступает ком. Соломон четыре месяца не ел мяса. Тут везде продается свинина, она самая дешевая. Он не притронется к свинине. Есть же какие-то рамки.

В некоторых тавернах сдаются комнаты. Соломон входит, и его окатывает волной жаркого душного воздуха. Пахнет потом. В углу громко играют на пианино. Все столики заняты. Соломон кричит бармену на ухо, тот не понимает его и приносит стакан пива. Соломон хочет отказаться, но нет сил. Жажда берет свое. Бармен возвращается, забирает стакан, предлагает налить еще. Соломон качает головой и тычет пальцем в потолок: