пользуясь сим устаревшим словцом «кручина» для более удачной рифмы. И еще говорил он, что главное различие между гневом и любовью заключается в следующем: гнев проходит скоро и бесследно, любовь же, однажды угнездившись в сердце, никак не дает себя изгнать.

Вот отчего следует остерегаться любовных дел, не забывая о том, что за все надобно платить свою цену и что любовь часто приносит множество несчастий. А коли говорить всю правду, большинство терпеливых рогоносцев не столь уж и смешны, ибо умеют ладить и обходиться с супругами своими куда искуснее любовников, над коими посмеиваются втихомолку, глядя на все их тонкие ухищрения и тайные шашни с чужими женами; впрочем, и эти последние тоже не промах и нередко ведут свои любовные делишки с согласия и благословения супруга; так, знавал я одного весьма бравого и достойного кавалера, который долго любился с некой красивой и привлекательной дамою, получая от нее все желанные услады; как вдруг приметил он, что она вместе с мужем своим насмехается над его манерами; насмешка сия так уязвила его, что он тотчас покинул свою возлюбленную, и хорошо сделал; а чтобы избавиться от любовных страданий, совершил длительное путешествие и никогда уж более, по его словам, и близко не подходил к вероломной даме. Эдаких коварных и капризных насмешниц следует опасаться больше лютого зверя: они в угоду мужьям своим то и дело бросают надоевших любовников, тут же, впрочем, заводя себе новых, не будучи в силах обходиться без них вовсе.

Знавал я одну весьма знатную и достойную даму, коей сильно не везло с любовниками: пятеро или шестеро из тех, кого я в свое время видел при ней, поумирали один за другим, о чем она сильно горевала; поистине даму эту можно уподобить лошади Сейюса, все владельцы которой погибали лютой смертью; зато было у ней одно большое достоинство: что бы там ни случалось, она никогда не изменяла любовнику и не бросала его ради другого и лишь по смерти его заводила следующего — иными словами, тут же пересаживалась на нового коня, дабы не ходить пешком; так, законники утверждают, что замок или землю дозволено передавать новому хозяину лишь по кончине старого. Сие постоянство дамы достойно самых высоких похвал, но, увы, столь твердые правила встречаются весьма редко, а сколько повидал я иных ветрениц, склонных уступать и там и тут!

Признаться откровенно, может, они и правы, и не следует прилепляться к одному предмету на всю жизнь, но пробовать всюду понемножку — что в любви, что в бою, что в прочем; люди со страстным и широким нравом так и поступают. Судите сами: ежели корабль стоит на одном-единственном якоре, а тот вырвет штормом и бурными волнами, судну не миновать крушения хоть в гавани, хоть в открытом море.

А разве заниматься любовью с одной-единственной дамою не менее опасно, чем плыть в открытом море, имея лишь один якорь? Даже если вначале она была бесхитростна и простосердечна, разве не делаем мы ее коварной обманщицею благодаря бесчисленным нашим уверткам и ухищрениям, отчего сами же и страдаем, становясь первыми жертвами вероломных своих противниц? Недаром же говорил один достойный кавалер, что во сто раз лучше жениться на красивой и милой женщине, пусть даже и с риском украситься рогами по примеру многих мужчин, нежели претерпевать великие напасти, делая рогоносцами других; впрочем, господин де Гуа судил иначе: когда я однажды явился к нему сватом от одной знатной дамы, он мне отвечал одно: а именно что числит меня в близких друзьях и не хотел бы разорвать сию дружбу из-за моего коварства, каковое принудило бы его свершить самую ненавистную вещь в мире, иными словами, жениться и стать рогоносцем, тогда как до сей поры он сам их плодил; он добавил, что и без того, можно сказать, женится каждый день на всех подряд, — так назывался у него тайный разврат с чужими женами по закону Венерину. Самое же худшее, по моим наблюдениям, заключается в том, что большинство (если не все) подобных героев, украшавших рогами других, рано или поздно все-таки вступают в брак и неизменно украшаются ими сами, а иначе никогда и не бывает, согласно пословице: «То, что ты сделаешь другим, они сделают тебе».

Завершая сие рассуждение, скажу лишь еще слово о споре, так и оставшемся неразрешенным: в каком уголке Европы и прочего христианского мира водится более всего неверных жен и рогоносцев? Говорят, в Италии дамы весьма пылки и оттого зело склонны к распутству, как отметил господин де Без в одной своей эпиграмме, написав, что жаркое солнце способствует жаркому темпераменту, и воспользовавшись латинским стихом:

То же самое можно сказать и об Испании, даром что она лежит подальше к западу: тамошнее солнце воспламеняет женщин не менее, чем на востоке.

Фламандки, швейцарки, немки, англичанки и шотландки, хотя и живут не на юге, а в холодных северных краях, не уступают в природной пылкости южанкам, и я сам находил в них столько же страсти, сколько в этих последних.

Гречанки также имеют все основания называться пылкими женщинами, ибо не скупятся на страсть, и оттого мужчины в Италии стремятся заполучить greca in letto [31], ибо те и впрямь обладают весьма привлекательными чертами (недаром же в древности греческие куртизанки слыли лучшими в мире) и многому учили прежде и могут поучить нынче итальянских и испанских дам (впрочем, те, кажется, уже превзошли наставниц своих в искусстве любви); не забудем, что королевой и покровительницей куртизанок считалась Афродита, а была она гречанкою.

Что же до прелестных наших соотечественниц, то они в былые времена не удостаивали вниманием любовную науку и весьма неуклюже занимались любовью, однако вот уже лет пятьдесят как позаимствовали у других наций и крепко усвоили все уловки, ужимки, ухватки и ухищрения сего ремесла, обучились наряжаться, кокетничать, завлекать и ублажать мужчин так ловко, что, пожалуй, превзошли всех иностранок; нынче, как я слышал, француженки ценятся за границей куда выше других женщин, тем паче что слова любви и сладострастия на французском наречии звучат много жарче и возбудительнее, нежели на другом языке.

Кроме того, несравненно большая свобода, коей пользуются француженки, делает их еще более желанными, любезными и доступными, чем иных, да к тому же и супружеская измена у нас карается не так сурово, как в прочих странах, — спасибо французским законникам и судьям, которые, видя многие напасти, проистекающие из строгих наказаний, милостиво ослабили их, исправив жестокое старинное уложение, позволявшее мужчинам распутничать сколько душе угодно, но лишавшее сего права женщин; согласно тем правилам, безупречная жена не могла даже обвинить мужа своего в нарушении супружеского долга, ибо законы нашего королевства препятствовали ей в этом (читайте Каджетана!). Мужчины предусмотрительно ввели сей закон по причинам, изложенным в нижеприведенных итальянских стансах; вот они:

Словом сказать, во Франции любовью заниматься легко и приятно. Пускай подтвердят это наши истинные знатоки сего ремесла, особливо придворные кавалеры, которые смогут обосновать таковое суждение куда изящнее меня. А на вопрос, где больше распутниц и рогоносцев, отвечу прямо: в любом уголке света, куда ни взгляни, их водится предостаточно, и во всех названных мною странах целомудрие ценится не весьма высоко.