Накануне свадьбы жених, видя девушку печальной и задумчивой, спросил, что с нею; она гневно отвечала: «Вы не пожелали отказаться от меня, так не забудьте же мое обещание: ежели я буду иметь несчастие стать женой вашей, то сделаю вас рогоносцем — клянусь вам в этом и сдержу мое слово». И верно, с тех пор она не отказывала ни одному из своих воздыхателей и воздыхательниц, доказав мужу вполне, что порядочная женщина умеет держать данное слово.
Судите сами, достойна ли сия дама порицания: за одного ученого двух неученых дают, а ведь она мужа недвусмысленно предупредила. Что бы ему остеречься и воздержаться от брака! Впрочем, он ее изменами нимало не озаботился.
Такие девицы, отдающиеся любовникам тотчас после венца, поступают сообразно поговорке итальянцев: «Che la vacca che e stata molto tempo ligata corre piu che quella che ha havuto sempre piena liberta» [18]. Так же поступила уже упомянутая мною первая супруга Бодуэна, царя Иерусалимского, которую муж силой обратил в свою веру: выбравшись из монастыря и сбежав в Константинополь, она там предалась такому распутству, что не пропускала никого — ни прохожих, ни солдат, ни богомольцев, идущих в Иерусалим, и, как последняя потаскуха, ложилась под каждого, забыв о своем королевском достоинстве, а причиною тому великий пост, что претерпела бедняжка в заточении. Да и не одна она, а множество других пускались во все тяжкие, вырвавшись на волю.
Как же не назвать добряками мужей-рогоносцев, которые позволяют женам своим развлекаться на стороне с теми, кто ищет их милостей, а заодно извлекают из жениной неверности немалую пользу и прибыль для самих себя?! Великое множество эдаких мужей кружит подле королей и принцев в ожидании денег, титулов и прочих благ; еще недавно прозябая в бедности, заложив имущество свое либо разорившись в тяжбах или на войне, они, глядишь, вдруг поднимаются на вершину славы и богатства через ту узенькую щель, что составляет главное достоинство их супруг, и видят в том отнюдь не оскорбление, но, напротив, славу и почет; и горе той даме, что утратила сие драгоценное достоинство, как одна моя знакомая, которую муж нечаянно наградил не то сифилисом, не то гонореей, лишив тем самым красоты и половины того органа, коим она пособляла ему. Поверьте, что милости и благодеяния сильных мира сего способны развратить любую чистую душу и наплодить множество рогоносцев. Вот, к примеру, история об одном иноземном принце, который во время какой-то затянувшейся войны назначен был генералом по приказу короля и, отбывая надолго, оставил при дворе жену-раскрасавицу; повелитель нашего доблестного воина не преминул соблазнить ее, да притом так поусердствовал, что вдобавок и обрюхатил.
По прошествии тринадцати или четырнадцати месяцев вернулся муж и, застав жену в столь интересном положении, впал в неописуемую ярость. Пришлось бедной даме (а она за словом в карман не лазила) изворачиваться и оправдываться и пред ним самим, и пред деверем; наконец она сказала мужу так: «Сударь, экспедиция ваша вызвала крайнее неудовольствие при дворе (а он и впрямь неудачно провел кампанию) и репутация ваша столь пошатнулась, что, не проникнись ваш повелитель любовью ко мне, вам бы и вовсе конец; вот почему я, не желая вашей погибели, решилась погибнуть сама. Но не печальтесь: я нанесла больший урон своей чести, нежели вашей; для вашего спасения пожертвовала я самым драгоценным, что имела; судите же сами, так ли сильно я оскорбила вас, как вам кажется, коли без меня и жизнь, и честь, и положение ваше — все было бы утрачено. Нынче же дела ваши устроены лучше, чем прежде, и пусть свидетельство неверности моей слишком бросается в глаза, никто не осмелится вслух порицать меня. Так простите же и вы мое прегрешение».
Деверь дамы, такой же краснобай, как и она, присовокупил к сему свои не менее убедительные резоны; вдобавок, может статься, и у него рыльце было в пушку; словом, оба они постарались на славу. Что ж, пришлось мужу смириться и простить, после чего они зажили лучше прежнего, душа в душу, как добрые супруги и друзья, чем, однако, государь и повелитель, запачкавший их семейное гнездо, остался, как я слышал, весьма и весьма недоволен; он так и не простил мужу его снисходительности и с тех пор обходился с ним холоднее, чем прежде, хотя в глубине души и радовался тому, что дама не артачилась и покорно усладила его. Многие кавалеры и дамы оправдывали бедняжку, находя, что она поступила благородно, погубив себя во спасение супруга, дабы вернуть ему монаршию милость.
Ах, и не сказать, сколько примеров того же рода можно привести к сему случаю; помяну лишь одну знатную даму, спасшую жизнь мужу, которого суд приговорил к смертной казни за взятки и прочие денежные плутни с государственной казною в свою пользу; муж потом всю жизнь любил ее за это, холил и лелеял.
Слышал я также историю об одном высокородном сеньоре, коего приговорили к отсечению головы и уже было возвели на эшафот, как вдруг пришла весть о помиловании; а добилась этого дочь названного сеньора, весьма красивая девушка: отец, сходя с эшафота, заметил только: «Благослови, Господи, щедрую п… моей дочери, через которую я спасся!»
Святой Августин размышляет в сомнениях, согрешил ли некий христианин из Антиохии, когда, будучи заключен в темницу из-за крупного денежного долга, позволил жене переспать с богатым купцом, который, в доброте своей, посулил еще и отквитать ему эту сумму.
Коли уж святой Августин не в силах разрешить сие сомнение, то что же сказать о множестве женщин, вдов и девиц, которые во спасение родственников своих, отцов и мужей отдаются телом (особливо красивым телом) тому, кто имеет власть избавить несчастных от тюрьмы, рабства, смерти, осады и взятия города — короче, от неисчислимых бедствий, вплоть до того, что некоторые из этих дам вербуют в своей постели военачальников и солдат, дабы те сражались на их стороне или помогли выдержать долгую осаду (о чем я мог бы рассказывать и рассказывать), не боясь из любви к ближним запятнать собственную честь. Да и можно ли запятнать ее сим благородным деянием, из коего выходит одно лишь великое благо?!
Кто осмелится утверждать обратное, заявив, что позорно ходить в рогоносцах, когда положение сие приносит спасение от смерти, процветание, милости и титулы, деньги и прочие благополучия? Да я знаю десятки мужей — а слыхал и о сотнях других, — кому удалось сделать карьеру и преуспеть благодаря красоте и податливости их жен!
Не хочу никого обижать, но осмелюсь все же заметить, что, по мнению многих мужчин и женщин, дамы оказывают мужьям своим неоценимую услугу, раздобывая то, чего собственными достоинствами супругу вовек не раздобыть.
Я знавал одну весьма ловкую даму, которая добилась ордена Святого Михаила для своего мужа: награду сию, кроме него, носили всего только двое наизнатнейших принцев во всем христианском мире. Дама часто говаривала мужу во всеуслышание (она была нрава общительного и любила принимать у себя гостей): «Ах, друг мой, долгонько же пришлось бы тебе гоняться за сим диковинным зверем, что нынче ты носишь на шее!»
Слышал я историю об одном вельможе времен короля Франциска: вельможа этот, получив тот же орден и желая возвыситься над покойным господином де Шатеньере, моим дядею, сказал ему с насмешкой: «Вам, верно, хотелось бы носить на шее такой же орден». На что дядя мой, острослов и шутник, каких мало, отбрил, не задумавшись: «По мне, лучше сдохнуть, нежели лазить за орденами в ту узкую щель, в какую вы пролезли». Вельможа не нашелся что ему возразить на это, слишком хорошо зная, откуда подул ветер.
Слышал я и другую историю об одном знатном сеньоре, коему жена выхлопотала и сама принесла указ о назначении на некий высочайший государственный пост; указ этот даровал ей принц в благодарность за известные милости; муж решительно отверг сие назначение, ибо супруга его целых три месяца пребывала в фаворитках у принца, о чем он догадывался; тем самым проявил он благородство души, коим выгодно отличался всю свою жизнь; однако же какое-то время спустя все же принял сию должность, совершив поступок, о котором я здесь распространяться не стану.
