Ночью ему снилась Софья Васильевна, с которой он занимался тем, чем еще не довелось позаниматься ни с одной из женщин.

Шестиствольные автоматические установки подавляющего огня «Дождь» выглядели менее зловеще, чем ходившие о них слухи. Стальные цилиндры защитного цвета, шестьдесят сантиметров в диаметре и около метра в высоту, вес сорок килограммов. Их было пять. Они стояли на амортизационных кольцах, так что обращенных к земле срезов стволов видно не было. На верхней крышке имелась скоба для парашютной подвески.

– Ну, и чего вы их боитесь? – обратился к взводу лейтенант Деревянко. Он снисходительно улыбался. – Обычные пулеметы. Внутри парашютный прибор «ППК-У» с анероидно-часовым механизмом, на заданной высоте он включает устройство открытия огня. Одна установка обеспечивает подавление живой силы противника на площади до тысячи квадратных метров, что облегчает высадку десанта. Так чего бояться? Не слушайте всяких паникеров!

– Чего, чего, – пробормотал Шмелев. – Говорят, в Псковской дивизии парашют ветром потащило, эта дура легла набок и двенадцать человек в клочья...

– Говорят, что кур доят, – взводный раздраженно нахмурился. – Это брехня! Сказать – почему брехня?

– Ну, – буркнул сержант. Казалось, его нос обвис еще больше, придавая обычно жизнерадостной физиономии унылый вид.

– Баранки гну! Там куча предохранителей. Отклонение от вертикальной оси больше пяти градусов – огонь прекращается. То же при соприкосновении с землей. Это раз! Доволен?

– Мало ли что предохранители... А то отказов не бывает, – глядя в сторону, бубнил Шмелев.

– Случаев гибели при десантировании двенадцати, десяти и даже шести человек за последние десять лет не было. Это два! Доволен?

– Может, не двенадцать, может, четыре. Мало, что ли... – не сдавался сержант.

– В Псковскую дивизию «Дождь» не поступал и при учениях не использовался. Это три!

– Может, не в Псковскую...

Взвод оживленно зашушукался, послышались смешки. Деревянко победно улыбнулся.

– Ты прямо как армянское радио. «Правда ли, что гражданин Карапетян выиграл в лотерею „Волгу“?» – «Правда. Только не Карапетян, а Саркисян. И не „Волгу“, а пятьсот рублей. И не в лотерею, а в преферанс. И не выиграл, а проиграл».

Взвод захохотал.

– Поняли, ребята, почему все страшные слухи про «Дождь» – брехня? И кто эти слухи распускает? Шмелев, криво улыбаясь, чесал затылок.

– Облажался, Шмель! – Киря хлопнул его по спине.

– Сержант Шмелев, за безответственную болтовню два наряда вне очереди! – перестав улыбаться, сказал Деревянко. И вновь обратился к изрядно повеселевшему строю: – А сейчас, ребята, проверить парашюты – и вперед! Постараемся все сделать красиво!

Полигон располагался в пятидесяти километрах от части. В месте предполагаемого десантирования на перемешанной с песком серо-бурой, покрытой колючей ползучей травой земле были хаотично разложены фанерные человеческие силуэты, обрезки досок, куски шифера и другие предметы, призванные обозначать препятствующую высадке пехоту противника.

Поодаль, за откровенно голыми песчаными барханами, располагались вышки часовых, треснувшие бетонные бункеры, обожженные взрывами бронеколпаки, несколько изрядно покореженных мобильных пусковых установок тактических ракет и почти невредимая весьма натуральная модель шахты американской МБР[18] «Титан». Над ровной кромкой бархана плавали в раскаленном мареве учебные цели: фигуры автоматчиков и пулеметчиков – условной охраны объекта.

Дул легкий ветерок, который слегка шевелил фанерные силуэты и заставлял тихо шелестеть траву и кустарник. Но этот шелест заглушал приближающийся гул самолетных двигателей.

И ветер и гул двигателей раздражали майора Шарова, который с десятком офицеров бригады и двумя гостям» стоял в километре от места сброса на трибуне из свежеоструганных белых досок и в бинокль наблюдал за приближающимся транспортником. Психоаналитик мог определить, что на самом деле раздражают его в основном гости: тучный полковник Трынин – конструктор «Дождя» и его антипод по внешности, будто вырезанный из ватмана подполковник Нетесов, воплотивший чертежи установки в боевые образцы. Свою лепту в настроение Шарова внес и замполит Селедцов, придумавший эту дурацкую, похожую на мавзолей трибуну и теперь мучительно размышляющий, в какой цвет ее красить: зеленый или красный.

Ветер и гул двигателей являлись только внешними раздражителями, на которых заменяющий Чучканова майор и сконцентрировался, потому что именно с ними была связана надвигающаяся и ничем не оправданная опасность.

– Сейчас понесет эти дуры на нас, и поскачем по ступенькам, как бараны, – сквозь зубы произнес Шаров, не отрываясь от бинокля и отчетливо представляя сумятицу и давку у входа в выкопанный неподалеку крохотный блиндаж. – А если это произойдет во время инспектирования? Выставимся перед проверяющими полными дураками...

Раздражение его росло.

– Зачем вообще они нужны, если проще пробомбить квадрат...

– Как раз не проще, – возразил Трынин и тоже приложился к биноклю. – Тогда потребуется взаимодействие с авиацией, что усложняет схему операции, распыляет руководство и способствует утечке информации. Преимущество «Дождя» в том, что вы можете использовать его самостоятельно, достигая того же эффекта, что и при бомбежке. И в экономическом плане «Дождь» выгоднее в десятки раз.

– Сейчас увидим эту выгоду, – пробормотал Шаров. От транспортника отделились и понеслись к земле пять черных точек.

– Рано начали сброс, – недовольно сказал Трынин. – Одна или две установки не попадут в расчетную зону.

– Нужна корректировка, – поддержал конструктора Нетесов.

«Акт о внедрении вам нужен, а там хоть трава не расти, – с неприязнью подумал Шаров. – Пусть хоть корректировщиков перебьет, хоть весь десант выкосит...»

Когда до земли оставалось сто метров, над падающими цилиндрами раскрылись купола парашютов, и почти сразу раздался гром, будто разверзлись небеса – это включились пулеметы. Тридцать стволов медленно вращались, обрушивая вниз упругие струи свинца. Минимальная дистанция и прямая траектория делали ужасающей эффективность кинжального огня. Пулевой дождь взбивал тысячи фонтанчиков песка и пыли – земля покрылась серо-коричневой пеной, словно вскипающий кофе. Подпрыгивали и трещали мишени, в ужасе разбегались мелкие грызуны и юркие ящерицы. Со звоном сыпались сверху тысячи раскаленных гильз.

«Дождь» был непродолжительным: гром смолк, опустошенные установки тяжело плюхнулись в неуспевшую осесть пену и закачались на амортизационных кольцах. Сверху их накрыли обвисшие полотнища парашютов.

Наступила первобытная тишина, но в нее уже вплетались комариные ноты приближающихся издалека самолетных двигателей. Через семь минут на расчищенную от противника территорию десантировалась первая рота.

При приземлении Волк ушиб ногу, но, не обращая внимания на боль, отстегнул парашют, перекатился на бок, приводя в готовность автомат, и, припадая к горячему песку, короткими перебежками бросился к гребню бархана. Слева с автоматом наперевес бежал Серж, справа – Пятка. Как и положено по боевому уставу, они поддерживали друг друга: залегая, Вольф открывал огонь, прикрывая Рвущихся вверх товарищей, в свою очередь они, падая, прикрывали огнем его.

Бесшумные злые очереди вздыбили песок на гребне бархана, опрокидывая один за другим силуэты «охраны». Последнего «автоматчика» Волк расстрелял почти в упор.

– Есть! – возбужденно крикнул он, вскарабкиваясь на Гребень. Рядом свистели чьи-то пули.

– Не стрелять, мудаки, своих побьете! – остервенело проревел Шмель.

– Прекратить огонь! – откуда-то сбоку крикнул Деревянко. Лейтенант держал в руке секундомер.

– Вперед, к целям!

Уложившись в норматив, группа Шмеля вышла на рубеж атаки. Волк должен был взорвать бронированную дверь в командный пункт, но она уже давно была взорвана, поэтому он просто подорвал заряд тротила у входа. Серж, Звон, Пятка и Дрын с матерщиной ворвались в поклеванный пулями бункер, расстреляли восемь человеческих муляжей и, заложив заряд в многократно уничтоженный пульт связи, выскочили обратно. Следом вырвались грохот, ударная волна и черный, кисло пахнущий дым.