Патроны кольцевого воспламенения дали жизнь и пистолетам. Королем пистолетного дела был, конечно, Кольт — только его фирма могла составить конкуренцию «Ремингтону» во время Войны Севера и Юга. Есть мнение, что саму идею револьвера он творчески заимствовал у одного англичанина, будучи с визитом в расположении английских войск в Калькутте в 1830 году. Так или иначе, когда в 1831 году он вернулся из путешествия с чертежами и деревянной моделью, денег на то, чтобы начать производство, у него не было. Чтобы собрать капитал, Кольт начал выступать с лекциями о медицинских свойствах закиси азота (которая из-за своего специфического действия называется еще «веселящим газом»). Для привлечения публики он добавил к своему имени докторскую степень и похвалялся научными регалиями (ни докторской степени, ни регалий у него, конечно, не было).
К 1836 году Кольт накопил достаточно, чтобы открыть собственное дело, и начал производить револьверы, однако вскоре обанкротился и стал подумывать о другом оружии, которое могло бы принести ему удачу. В 1841 году изобретателю приглянулись подводные мины, была основана компания «Сабмарин бэттери» и получены шесть тысяч долларов от американского правительства на проведение демонстрации нового оружия. Он также ухитрился получить приглашение в Россию — единственную страну, власти которой имели четкую программу развития минного дела. В 1842 году состоялась его демонстрация в Америке. К корпусу старой посудины в Нью-Йоркской гавани был прикреплен контейнер с порохом, детонация производилась при помощи электричества и длинного медного провода (который Кольт одолжил у своего соседа, Сэмюэла Морзе 147 — 30 , 215 ). Позднее, во время испытаний на реке Патомак, на глазах у восьмитысячной толпы Кольту удалось подорвать движущийся корабль, находившийся на удалении пяти миль. Ходили слухи, что он проделал это с помощью диковинных ухищрений — специальных зеркал и наблюдателей на башнях. Раскрыть секрет Кольт отказался, на что чиновники от американского флота ответили, что также отказываются от его изобретения, и вопрос с морскими минами Кольта был закрыт.
В любом случае в Россию Кольт и так опоздал, тут его обставил Альфред Нобель 148 — 47 . Шведский инженер продемонстрировал те же самые чудеса, только без километровых проводов и сигнальщиков на башнях. При финансовой поддержке с российской стороны он создал предприятие, которое в целях конспирации называлось Механический и чугунный завод Огарева и Нобеля. На нем изготавливались подводные мины, которые крепились ко дну тросом и плавали в погруженном состоянии близко к поверхности воды. Мина представляла собой заполненный взрывчаткой контейнер диаметром около полуметра и была снабжена выступающим, как карандаш, химическим взрывателем, где помещалась смесь бертолетовой соли и сахара, а также серная кислота в стеклянной колбе. Когда корабль сталкивался с миной, стеклянная колба разбивалась, кислота вступала в реакцию с солью и происходила детонация.
Русские оценили технологию и заказали Нобелю (благодаря динамиту 149 — 48 он уже считался мастером взрывных дел) несколько сотен мин. После того как мины Нобеля хорошо зарекомендовали себя на Балтике, во время Крымской войны их расставили на подступах к Севастополю. Это вынудило союзные армии [7]предпринять сухопутный штурм Севастополя, а транспортные суда с провиантом и обмундированием оставить на рейде Балаклавы. Там их и застал знаменитый ураган 14 ноября 1854 года 150 — 173 , 178 , во время которого флот был полностью уничтожен. Союзники ввязались в зимнюю кампанию, к которой были из рук вон плохо подготовлены.
Зимние бои 1854 года выявили ужасающее состояние английской армии. Репортажи журналиста Говарда Рассела в «Таймс» о состоянии госпиталей вызвали ярость британцев. В октябре в Крым направилась группа сестер милосердия во главе с Флоренс Найтингейл. Это была потрясающая женщина, посвятившая всю себя делу помощи больным и раненым. Она несколько раз отказывалась от предложений руки и сердца, только потому, что брак помешал бы работе. Перед отъездом в Крым она работала сестрой милосердия и выхаживала больных холерой в госпитале Миддлсекса в Лондоне. Там-то ей и попалась заметка в газете о том, что в Крыму нет ни одной английской медсестры. Через несколько дней она была уже в пути.
То, что она увидела по прибытии, превзошло все репортажи. Госпиталь напоминал один большой морг. В нем не было ни операционных столов, ни даже мебели, медсестры отсутствовали в принципе, матрасы и полы были в грязи и экскрементах. На пятьсот раненых и искалеченных солдат приходилось два хирурга, а на тысячу страдающих от поноса — всего двадцать ночных горшков. У пациентов даже не было одеял и рубах. Несмотря на то что хлороформ и эфир уже широко применялись в Европе с 1847 года, в Крым они не попадали — армейские снабженцы посчитали, что с ними слишком много возни. Раненые либо умирали прямо на поле боя, либо их притаскивали на руках товарищи. Полевым врачам не давали никаких средств передвижения, и они ходили пешком — по сугробам и грязи — и, когда наконец прибывали, обычно уже ничем помочь не могли. Некоторые раненые оказывались на санитарном корабле, где условия были еще хуже, чем в больнице. Лондонские светила медицины рекомендовали побольше курить, чтобы убить микробов, а также носить усы в качестве респиратора.
Для Найтингейл по подписке, организованной лондонской «Таймс», собрали около тридцати тысяч фунтов стерлингов. Средства были потрачены почти сразу на предметы первой необходимости: сорочки, пижамы, носки, чайники, сковородки, операционные столы, расчески, полотенца, ножницы и продукты. Ей даже удалось убедить шеф-повара одного из лондонских клубов приехать в Крым заведовать больничными кухнями. Через полгода после приезда Найтингейл смертность снизилась с сорока четырех до двух процентов.
Эта восхитительная женщина также добилась от военных чиновников организации санитарной бригады, которая отмыла и побелила стены госпиталя и вычистила выгребные ямы. В июле следующего года благодаря непреклонности Найтингейл была учреждена медицинская служба британской армии.
После войны Найтингейл составила огромный доклад на тысячу страниц о положении военной медицины. В частности, в нем говорилось о высокой смертности солдат: несмотря на то что в армии служат в основном физически здоровые мужчины от семнадцати до тридцати пяти лет, смертность даже среди служащих в самой Англии солдат в два раза превышает аналогичные показатели среди гражданского населения. Из 18 058 англичан, погибших в крымской кампании, на поле боя был убит 1761 человек, остальные 16 297 умерли в результате госпитализации. Когда королевская военная комиссия ознакомилась с этой статистикой, разразилась буря протеста, приведшая к отставке правительства.
Пример Найтингейл оказал сильное влияние на швейцарского филантропа Жана Анри Дюнана. В 1859 году Дюнан стал свидетелем битвы при Сольферино, одного из сражений австро-французской войны, и пришел в такой ужас от увиденного, что начал заниматься общественной работой. В результате его деятельности, которую активно поддерживала и Найтингейл, в 1864 году была принята Женевская конвенция «Об улучшении участи раненых на поле боя». Конвенция заложила основы для новой международной организации — «Красного креста». Ее знак сегодня можно увидеть на всех каретах скорой помощи, есть он и на той машине, которая поедет к нашему горемычному самолету.
