Джордан Макфи, адвокат, рекомендованный Гари Мурхаузом, сидел за столом в кухне у Хартов. Справа от него – угрюмый Крис, за спиной которого маячила Гас.
Адвокат приехал прямо из спортивного клуба, поэтому был в шортах и мятой сорочке; лицо разгоряченное, с виска сбегает струйка пота.
Джеймс всегда полагался на первое впечатление. Предположим, уже восемь вечера… но тем не менее! Без костюма, с торчащими мокрыми волосами, с бисеринками пота – может быть, Джордану Макфи было просто жарко, но, на взгляд Джеймса, он банально нервничал. Трудно было представить в этом человеке белого рыцаря, особенно способного спасти его собственного сына.
– Крис уже рассказал мне, – начал Джордан Макфи, – что он сообщил детективу Маррон. Поскольку он отправился туда по собственной воле и она зачитала ему его права, все, что он сказал, может быть использовано против него. Тем не менее, если понадобится, я буду бороться за то, чтобы разговор в больнице во внимание не принимался. – Он поднял глаза на Джеймса. – Уверен, у вас появились вопросы. Почему мы не начинаем?
«Сколько процессов, – хотелось спросить Джеймсу, – ты выиграл? Откуда мне знать, что ты спасешь моего сына?» Но вместо этого он проглотил свои сомнения. Мурхауз заверил, что Макфи – звезда юриспруденции, преподает в Гарварде, любая фирма к востоку от Миссисипи мечтает заполучить такого специалиста. Поначалу он решил вступить в генеральную прокуратуру штата Нью-Гемпшир, а после десяти лет службы стал адвокатом. Он славится своим обаянием, острым умом и взрывным характером. Интересно, у адвоката есть собственные дети?
– Каковы наши шансы выиграть суд?
Макфи потер подбородок.
– Криса формально пока не назвали подозреваемым, но уже два раза допрашивали. Любое дело подобного рода квалифицируется полицией как убийство. Несмотря на алиби Криса, если прокуратура сочтет, что располагает достаточными уликами, будет предъявлено обвинение. – Джордан посмотрел прямо в глаза Джеймсу. – Я бы сказал, что такое вполне вероятно.
Гас ахнула.
– И что тогда? Ему ведь только семнадцать!
– Мама…
– В штате Нью-Гемпшир его будут судить как совершеннолетнего.
– Что это означает? – спросил Джеймс.
– Если его арестуют, в течение двадцати четырех часов будет предъявлено обвинение, мы признаем или не признаем себя виновными, если необходимо, внесем залог. Потом назначат дату суда.
– Вы намекаете, что он проведет в тюрьме целую ночь?
– Скорее всего, – ответил Макфи.
– Но это нечестно! – воскликнула Гас. – Только потому, что прокурор считает это убийством, мы обязаны играть по его правилам? Это не убийство. Это самоубийство. За него в тюрьму не сажают.
– Исписаны целые тома, миссис Харт, – возразил Макфи, – · где обвинение поспешило и слишком поздно обнаружило, что клетка пуста. Крис с Эмили были единственными, кто может сказать, что произошло на самом деле. Итог? Эмили не может изложить свою версию, а у штата Нью-Гемпшир нет оснований доверять вашему сыну. Единственное, что они на данный момент имеют, это мертвую девушку и вылущенную пулю. Они не знают истории отношений этих ребят, им неведомо состояние их рассудка. Дело можно выиграть, если сильно захотеть. Могу вам уже сейчас сказать, что прокурор предъявит результаты вскрытия и истолкует их, как пожелает. Могу вас заверить, что обвинение предъявит отпечатки пальцев Криса на оружии. Что еще, по его мнению… Я хотел бы переговорить с Крисом более подробно.
Гас придвинула стул.
– Наедине, – добавил Макфи. Он натянуто улыбнулся. – Может, вы и оплачиваете гонорар, но мой клиент – Крис.
– Поздравляю, доктор Харт, – приветствовала Джеймса секретарша в среду утром.
Мгновение Джеймс непонимающе смотрел на нее. С чем, черт возьми, она его поздравляет? Когда он сегодня утром выходил из дому, Крис продолжал сидеть на диване, бессмысленно таращась в телевизор, по которому шла какая-то передача на испанском. Он сидел так со вчерашнего вечера. Гас в кухне готовила завтрак, к которому, Джеймс мог это сразу сказать, Крис даже не притронется. В данный момент его мало с чем можно поздравить.
Когда он направлялся к своему кабинету, коллега похлопал его по плечу.
– Всегда знал, что это случится с кем-то из нас, – усмехнулся он и пошел дальше.
Джеймс прошел в приемную и закрыл за собой дверь, пока кто-нибудь еще не сказал чего-то странного. На письменном столе лежала почта, которую он не успел просмотреть еще с пятницы. А сверху открытый медицинский журнал «Нью Ингланд джорнал оф медсин». В нем ежегодно публиковался список лучших врачей в разных областях, поэтому список занимал несколько страниц. В разделе «офтальмология (хирургия)», обведенное красным, значилось имя Джеймса.
– Ну и дела! – воскликнул он, и где-то в области сердца начала зарождаться и рваться наружу улыбка.
Он снял трубку и набрал домашний номер, горя желанием поделиться новостью с Гас, но трубку никто не брал. Он взглянул на свои дипломы Гарварда, размышляя над тем, как будет смотреться заламинированная грамота.
Чувствуя, как повысилось настроение, Джеймс повесил куртку и направился в коридор в поисках своего первого пациента. Если кто-то из коллег и знал, где Крис провел выходные, никто об этом и словом не упомянул. Или же появление его имени в медицинском журнале вытеснило менее приятные слухи. Он остановился у смотровой, вытащил историю болезни миссис Эдны Нили и пролистал ее.
– Миссис Нили, – приветствовал он, распахивая дверь, – как себя чувствуете?
– Не лучше, иначе я отменила бы визит, – призналась пожилая женщина.
– Давайте посмотрим, что мы сможем сделать, – сказал он. – Вы помните, что я говорил вам на прошлой неделе о дистрофии желтого пятна?
– Доктор, – возразила она, – я пришла сюда, потому что у меня проблемы со зрением. А не с памятью.
– Разумеется, – с легкостью согласился Джеймс – В таком случае сделаем ангиограмму.
Он подвел миссис Нили к большой камере и усадил перед ней. Потом взял шприц с флуоресцеином и сделал пациентке укол в предплечье.
– Может возникнуть жжение на месте укола. Нас интересует окрашивание, – пояснил он. – Препарат из ваших вен попадет в сердце, потом кровь разнесет его по всему телу, и в конечном итоге он достигнет глаза. Здоровые кровеносные сосуды окрашиваются, а из поврежденных, в которых возникло кровоизлияние, – а как следствие, и дистрофия желтого пятна – красящее вещество начинает вытекать. Мы узнаем, где именно они расположены, и будем лечить.
Джеймс знал: чтобы красящее вещество достигло глаза, понадобится двенадцать секунд. Свет, направленный в глаз, осветил флуоресцентное красящее вещество. Словно притоки реки, здоровые кровеносные сосуды сетчатки миссис Нили расходились аккуратными, тонкими линиями. Поврежденные напоминали яркие солнечные лучи, маленькие фейерверки, переходящие в лужицы белой краски.
Через десять минут, когда вся краска ушла, Джеймс выключил камеру.
– Отлично, миссис Нили, – произнес он, опускаясь перед ней на корточки. – Теперь мы знаем, где проводить лазерное лечение.
– И что мне даст это лечение?
– Надеемся, что оно стабилизирует разрушенную сетчатку. Дистрофия – серьезное заболевание, но есть шанс сохранить зрение, хотя оно может оказаться уже не таким острым, как до момента, когда вас стали беспокоить глаза.
– Я не ослепну?
– Нет, – пообещал он. – Такого не случится. Вы можете частично потерять центральное зрение – то, благодаря которому мы читаем или водим машину, – но будете легко передвигаться, принимать душ, готовить.
Он подождал, пока миссис Нили не подарила ему замечательную улыбку.
– Я слышала разговоры в приемной, доктор Харт. Они сказали, что вы один из лучших. Вы меня вылечите.
Они сидели почти рядом. Она потянулась и похлопала его по руке.
Джеймс взглянул в ее расширенные, деформированные глаза. Кивнул, внезапно растеряв весь пыл. Эта похвала не награда, а какая-то ошибка. Потому что Джеймс не понаслышке знал, каково было миссис Нили однажды вечером понять, что дверь уже не той формы, что была минуту назад, буквы в газете расплываются, а мир не такой, как она его помнила. Экспертный совет тут же снимет его кандидатуру, когда узнает, что его сын склонен к самоубийству, об обвинении в убийстве. Разумеется, не станешь же ты питать уважение к специалисту по глазам, который не заметил приближающегося несчастья.
