Он ожил, кровь быстрее потекла по жилам.
На Пятьдесят седьмой улице располагались магазины и конторы, и Майк Барретт внимательно смотрел на номера домов. Лавка Олина Адамса находилась в этом квартале. Он успел перебежать на зеленый свет через Мэдисон-авеню и дошел почти до Парк-авеню. В нескольких домах от угла увидел в витрине надпись продолговатыми черными буквами: «Лавка автографов Олина Адамса, открыта в 1921 году. Мы покупаем и продаем автографы». Витрина была заставлена письмами знаменитых людей и рукописями в красивых рамочках, но Барретту сейчас хотелось побыстрее получить письма Джадвея.
Когда Барретт открыл дверь, раздался звон колокольчика. Он очутился в просторной комнате, в миниатюре воспроизводящей знаменитый Зал рукописей в Британском Музее. Повсюду стояли стеклянные шкафы, на стенах висели подлинные автографы, письма и фотографии. Каждый экспонат сопровождал портрет автора в двойной рамке. Надпись синими буквами гласила: «Образцы продаются. Пожалуйста, интересуйтесь ценой». За прямоугольным антикварным столом молодая женщина, похожая на выпускницу Вассара, увлеченно сортировала пачку редких писем и раскладывала их по прозрачным папкам.
Барретт подошел к ней:
— Извините, мне нужен мистер Адамс. Он должен ждать меня.
— Кажется, он разговаривает по телефону. Я сейчас посмотрю.
Она скрылась в просторном кабинете и через минуту вернулась.
— Сейчас освободится, — сообщила девушка и показала на стул с плетеной спинкой. — Устраивайтесь поудобнее.
— Благодарю.
Но Барретт сейчас не мог сидеть спокойно и принялся бродить по комнате. Вскоре его увлекли документы в рамках, висящие на стенах. Под каждым было приклеено отпечатанное на машинке название и аннотация. «Кеннеди Джон Ф., 1 стр. Конгресс Соединенных Штатов, Палата представителей, Вашингтон, 12 дек. 1951. Американскому консулу в Гонконге». «Дуглас Фредерик, бак. искусств, 1 стр., американский негритянский писатель и просветитель, Вашингтон, 20 окт. 1883». «Тулуз-Лотрек, Анри, с собствен, подписью, по-франц., карандаш, 2 стр., франц. художник, Париж, 11 нояб. 1899». Неподалеку висели оригинал чека на пятьдесят фунтов, выписанный Леем Хантом на имя Перси Шелли в 1817 году, рецепт 1909 года на немецком языке, из Вены, с подписью «доктор Зигмунд Фрейд», рукопись 1858 года на голубой бумаге, подписанная Александром Дюма-отцом, письмо без даты, выведенное корявым почерком сэра Вальтера Скотта, какой-то документ с подписью «Линкольн», стихотворение Скотта Фицджеральда, отрывок рукописи Жана Жака Руссо и часть незаконченной симфонии Бетховена.
Для Майка Барретта все это было ново и интересно. Он знал, что письма, документы, рукописи знаменитостей во все времена собирались и хранились в отдельных уголках библиотек и музеев. Он, конечно, слышал о коллекционерах и торговцах автографами, но никогда не думал, что драгоценные документы королей и президентов, писателей и художников, ученых и мудрецов продаются, как «клинекс», сигареты или банки с горохом. Вот они висят и лежат в лавке на Пятьдесят седьмой улице, и каждый может купить их за небольшие деньги и унести домой. Если вам хотелось общества Поля Гогена, или Иоганна Вольфганга Гёте, или Генриха VIII, вы могли купить документы и наслаждаться близостью к этим великим людям в тиши своего дома. Самым невероятным казалось то, что здесь, в этой крошечной лавке, он мог приобщиться к истории и знал, что все это не подделка.
В героях, правителях, создателях и мучениках прошлых веков было что-то сказочное. Казалось, они порождены фольклором и мифами, хотя о них рассказывали учебники, писали биографы, в музеях хранились документы. Здесь же, на этих стенах, они являлись как бы во плоти: ошибки в словах, клякса на странице, вставка в последнюю минуту, возглас досады, и все это (вы могли в этом убедиться) было написано рукой лорда Байрона или Сары Бернар. Здесь наконец начинаешь понимать, что история — это не памятники и статуи, а люди, такие же хрупкие, как ты сам.
Только сейчас Дж Дж Джадвей впервые показался Барретту реальным. Через несколько минут он увидит то, что Джадвей написал собственной рукой. Будет держать эти листы бумаги, слышать голос Джадвея и касаться его через письма, до которых дотрагивался сам Джадвей. Дж Дж Джадвей превратится в живого свидетеля, готового защищать «Семь минут» от ни во что не верящего света.
Майк Барретт оглянулся, сгорая от желания познакомиться с Джадвеем, и увидел владельца лавки, несомненно, уроженца Новой Англии, который вышел из кабинета и приближался к нему. Седые волосы Олина Адамса торчали, как петушиный гребешок; у него были водянистые серые глаза и длинный нос. На жилете блестела цепочка от часов.
— Я Олин Адамс, — мужчина вежливо улыбнулся. — Моя помощница сказала, что вы хотели меня видеть. Чем могу?..
— Я вчера звонил из Калифорнии. Мы говорили о письмах Джадвея, которые вы недавно купили. Вы согласились продать письма за восемьсот долларов, и я пообещал собственноручно забрать их сегодня утром. Я Майкл Барретт, помните?
Водянистые глаза Олина Адамса растерянно забегали, челюсть отвисла, и он стал похож на выброшенного на берег окуня.
— Как вы сказали, вас зовут?
— Майкл Барретт. Я прилетел из Лос-Анджелеса. Неужели вы забыли наш разговор о письмах Джадвея?
— Конечно нет, но…
Торговец автографами попытался взять себя в руки.
— Но, сэр, мистер Барретт уже забрал письма.
— Мистер Барретт уже… — Теперь у Майка отвисла челюсть. — Я вас не понимаю.
— Сэр, через несколько минут после открытия в магазин вошел джентльмен и забрал письма.
— Вы, наверное, ошибаетесь. Я вам сейчас все объясню. Я звонил вам вчера…
— Я все прекрасно помню. Мистер Барретт позвонил вчера из Лос-Анджелеса и сказал, что узнал от мистера Квондта о письмах Джадвея. Я пообещал ему продать их за восемьсот долларов. Мистер Барретт сообщил, что прилетит в Нью-Йорк и зайдет за ними между девятью и десятью часами. Утром я пришел пораньше и подготовил письма. Перед тем как идти завтракать, я предупредил Милдред, свою помощницу, что жду мистера Барретта, и попросил отдать письма Джадвея и взять восемьсот долларов наличными. Я пошел пить кофе, а когда через двадцать минут вернулся, Милдред сказала, что мистер Барретт уже приходил, заплатил деньги, забрал письма и ушел.
Барретт тряс головой, как человек, внезапно получивший сильный удар.
— Но этого не может быть! — воскликнул он. — Я могу доказать, что я есть Майкл Барретт! Смотрите! — Он вытащил бумажник и показал изумленному продавцу удостоверение личности, потом достал из конверта восемь хрустящих стодолларовых банкнот. — Теперь вы мне верите, мистер Адамс?
— Я верю вам, мистер Барретт, — изумленно пробормотал Адамс. — Но… но, черт побери, тогда кто же пришел и забрал ваши письма утром?
— Это я и хочу от вас услышать. Кто это был?
— Я… я не имею ни малейшего представления. Я знаю об этом столько же, сколько и вы. Мы ждали мистера Барретта, который должен был прийти за письмами Джадвея. Пришел человек, назвался мистером Барреттом, попросил письма Джадвея, заплатил, забрал их и ушел. Не было никаких причин думать, что это самозванец.
— Как он выглядел? — спросил Барретт. — Он был похож на меня?
— Милдред, — позвал Олин Адамс, — вы видели покупателя…
Девушка вошла в кабинет.
— Нет, совсем не похож на вас, — сообщила она. — Он был намного выше, очень вежливый и представительный. Я не очень присматривалась. К нам заходит столько случайных покупателей… На нем был коричневый… вроде габардиновый костюм, насколько я помню. Он вошел, сказал что-то типа: «Я полагаю, у вас для меня есть письма Дж Дж Джадвея. Я хотел бы забрать их прямо сейчас. Я мистер Барретт». Письма лежали в коробочке. Он даже не стал смотреть их. Сказал, что спешит, заплатил, взял коробочку и торопливо вышел. Я не уверена, но мне кажется, что его ждала машина. Не такси, а частная машина. Откуда мне было знать, что он не мистер Барретт?
— Никто вас, конечно, не винит, — успокоил ее Барретт.
