— Если она существует, — спокойно уточнил Зелкин.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что, судя по всему, она существует лишь в воображении твоей подружки. Ты говорил, что она готова пойти на все ради парня. Ну вот, это и есть «все».
— Эйб, многое из того, что мы достигли в жизни, было результатом доверия к людям.
— Вот как? — насмешливо переспросил Зелкин. — Если так, тогда американской ассоциации адвокатов можно закрываться. Возможно, я и могу доверять своей жене, детям, матери, немного — лучшим друзьям, но единственное, чему я доверяю полностью, это контракт. Давай отбросим в сторону романтику. В конце концов, в этом и заключается закон. Я верю тому, что имеет под собой законную основу. Я доверяю осязаемым вещам. Я доверяю тому, что находится у меня в руках, за что я заплатил. Ладно, Майк, сделанного не вернешь. Мы с тобой слишком близкие друзья, чтобы долго сердиться друг на друга. Может, у меня затекла шея или болит живот, может, я немного злюсь, но, похоже, мне придется или плыть, или тонуть… И я думаю, мы с тобой утонем.
Филипп Сэнфорд придвинул свой стул ближе. В его бледном лице сейчас не было ни кровинки.
— Я не могу позволить себе такое благородство, Майк. Может, Эйб и не прочь пойти на дно вместе с тобой, но я должен сказать, что еще не готов к этому. Майк, моя карьера, моя семья, моя жизнь зависят от тебя, от твоего поведения в суде. Я считаю, что ты совершил огромную ошибку. Конечно, я не собираюсь размахивать кулаками, но давай будем честными. Я надеюсь, ты проглотишь то, что я должен сказать.
— Говори все, что хочешь, — сказал Барретт, удивленный несвойственными старому другу прямотой и резкостью.
— Мне кажется, что ты не можешь или не хочешь принять одну истину — что Лютер Йеркс и Фрэнк Гриффит с помощью своей девчонки убедили тебя пойти на эту авантюру. Мэгги зависит от них, от Гриффита во всяком случае. Они знают, что ты влюбился в нее, и решили воспользоваться случаем. По-моему, тебя обвели, Майк, и мне чертовски жаль, что из-за твоей ошибки пострадает так много людей. Я согласен с Эйбом. Я тоже сомневаюсь в существовании открытки, а если она и существует, ты увидишь ее только после окончания процесса, когда мы окажемся в какой-нибудь богадельне или тюряге. Ты выслушал меня. Плохо или хорошо, но я высказал все, что у меня наболело.
Барретт не подал виду, что слова друга задели его. Он вновь раскурил трубку и спокойно кивнул:
— Да, Фил, эти мысли приходили и мне в голову. Я не могу объяснить работу своего подсознания, но мне кажется, что я действовал с холодным расчетом. Может, я окажусь дураком, а может, и пророком. Ставки в игре велики. Я поставил все фишки на Мэгги, потому что верю в ее честность и порядочность. Я уже говорил: в жизни каждого есть моменты, когда приходится доверять людям.
— Как мы доверились Кристиану Леру? — ввернул Сэнфорд. — Или Изабель Воглер? Как верили тому, что по нашим телефонам можно говорить, не опасаясь подслушивания? Как верили в порядочность противника?
Барретт пожал плечами и повернулся к Кимуре, который толкал по скатерти вилку взад-вперед.
— Лео, ты один ничего не сказал. Что ты думаешь? По-твоему, я свалял дурака?
Кимура продолжал играть вилкой. На его непроницаемом желтоватом лице трудно было что-нибудь прочитать.
— Я не могу судить ваши поступки, мистер Барретт, — наконец ответил японец. — Однако я могу высказать свое мнение по их поводу. Мое мнение основывается на известных фактах, потому что я привык полагаться только на факты. Мне известно, что мисс Рассел прожила в доме Гриффитов определенное количество лет и за это время у нее ни разу не возникало причин уехать. Я знаю, что за эти годы она не сказала ни единого слова против Фрэнка и Этель Гриффитов. Мне известно, что на безрезультатные поиски Касси Макгро были затрачены огромные деньги и время. Я знаю, что тигрицы, даже такие старые, как Касси, защищают своих самцов, когда на тех нападают, — а не протестуют издалека. С другой стороны, я знаю, что поиски еще не закончены, что еще далеко не все факты известны и что полученная информация порой может неправильно истолковываться. Поэтому я бы не стал высказывать свое суждение, мистер Барретт. Вместо этого я просто замечу, что на вашем месте я бы так не поступил.
— Когда Мэгги Рассел должна передать тебе эту почтовую открытку, Майк? — спросил Фил Сэнфорд.
— В пять часов в конторе.
— Тогда я готов поставить один к двадцати, что она не приедет и не позвонит. Один к десяти, что позвонит и придумает какую-нибудь отговорку — мол, открытка затерялась. Один к пяти, что, если Мэгги приедет и привезет открытку, та окажется или фальшивкой, или ее автором будет какой-нибудь псих. Хочешь поспорить?
— Нет, — покачал головой Барретт. — Потому что, если ты прав, нам обоим крышка.
— Это беспредметный разговор, — заявил Эйб Зелкин, посмотрев на часы. — Майк все узнает через три с половиной часа. Давайте пообедаем и вернемся в суд. Скорее всего, Гриффит был последним свидетелем Дункана, и в два часа наступит наша очередь. Нужно хотя бы несколько минут поговорить с Беном Фремонтом, прежде чем мы вызовем его. — Он посмотрел на Барретта: — Кто будет выступать после обеда, Майк?
— Лучше ты, — ответил Барретт. — В четверть пятого я вернусь в контору, чтобы встретиться с Мэгги.
— Ты продолжаешь надеяться, что она приедет? — спросил Зелкин.
— Да.
Ровно в два часа зал суда вновь заполнился, и пристав встал.
Занавеси за столом судьи раздвинулись, и в комнату вошел Натаниэл Апшо в черной мантии. Он на долю секунды остановился, чтобы окинуть взглядом свои владения, потом направился к судейскому месту.
— Прошу садиться, — сказал пристав зрителям и участникам процесса. — Суд продолжает свою работу.
Судья Апшо откашлялся.
— Присяжные присутствуют. Мистер Дункан, можете пригласить своего следующего свидетеля.
Окружной прокурор встал и ответил:
— Ваша часть, у обвинения больше нет свидетелей. Мистер Джерри Гриффит был последним свидетелем народа. Народ закончил представлять свои доказательства.
Дункан сел, и Апшо повернулся к Барретту.
— Кто из представителей защиты будет вести дело?
— Абрахам Зелкин, ваша честь, — быстро откликнулся Зелкин, вставая.
— Хорошо, мистер Зелкин. Можете вызвать своего первого свидетеля.
— Спасибо, ваша честь. Мы хотели бы представить нашего первого свидетеля, ответчика, мистера Бена Фремонта.
— Хорошо, — кивнул Апшо. — Мистер Фремонт, подойдите к свидетельскому месту, поднимите правую руку и принесите присягу.
Лысый и близорукий, но настроенный по-боевому продавец книг смешной походкой направился к свидетельскому месту. Майк Барретт бросил на него взгляд и пожалел, что не заставил Фремонта сходить в парикмахерскую. Баки Фремонта и волосы на затылке были слишком длинными и густыми. Кое-кто из членов жюри может расценить это как вызов со стороны обвиняемого и с первых минут настроиться против него, но Майку тут же стало стыдно этих старых мыслей пережитка его прежней, осборновской, натуры. Он криво усмехнулся и подумай, что привести в порядок следовало бы его собственные мозги.
К Фремонту подошел секретарь суда с Библией, но ответчик отказался класть на нее левую руку. Барретт не расслышал вопрос секретаря, но услышал ответ Фремонта:
— Я атеист.
Он заморгал, гадая, услышали ли эти слова присяжные. Бросив взгляд на скамью жюри, он заметил, что несколько человек нахмурились.
Отложив Библию в сторону, секретарь зачитал присягу.
— Вы клянетесь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды?
Без помощи Бога Фремонт громко ответил:
— Да!
Он взошел на свидетельское место, а стоящий рядом с Барреттом Эйб Зелкин прошептал:
— Ну, я пошел.
Похожий на огромный пляжный мяч, Эйб направился к первому свидетелю защиты.
Расстроенный Барретт положил перед собой стопку желтоватой бумаги. Плохое настроение объяснялось оценкой, которую получила его сделка с Мэгги Рассел во время перерыва. Он верил в Мэгги, но быть единственным, кто верит, всегда трудно. Зелкин, Сэнфорд и даже Кимура так усомнились в мудрости его решения и существовании почтовой открытки, выказали такое сильное подозрение по части побуждений Мэгги, что зародили мучительные сомнения в самом Барретте.