В гостинице «Мельхиор Кондилис» можно было встретить немало интересных и необычных постояльцев. Американцы останавливались в ней редко, считая слишком дешевой, зато было много представителей самых разных национальностей. Сейчас в отеле проживали два индуса, пожилая чета из Франции, а также студент из России, с которым Райдел пытался поболтать на русском. Однако тот держался настороженно, и их знакомство продолжения не имело. В прошлом месяце здесь останавливался эскимос, путешествовавший с американским океанографом. Оба с Аляски. Кроме того, в гостинице проживало несколько турок и югославов. Было забавно сознавать, что в самых разных местах, разбросанных по всему свету, те, кому довелось останавливаться в гостинице «Мельхиор Кондилис», упоминали о ней на множестве языков, а возможно, и рекомендовали своим знакомым – исключительно за дешевизну – в качестве места, где можно остановиться в Афинах. Обслуживание здесь было скверным, из того, что обещалось, мало что исполнялось в действительности. Коридоры и лестницы имели бутафорский вид и напоминали Райделу театральную сцену, когда уже расставлен реквизит и вот-вот появится первый актер. Ни один предмет в номерах – а Райдел был в трех из них, – в коридорах или в вестибюле не находился в должном порядке. Всюду царил бардак центральноевропейской конюшни.
Спустившись на первый этаж, Райдел увидел лифтера, который совмещал обязанности носильщика. Он сидел на деревянной скамейке у двери и, ковыряя в носу, читал газету.
– Доброе утро, мистер Кинер, – приветствовал молодого американца портье, мужчина с черными усами, одетый в поношенную серую униформу.
– Доброе утро, Макс. Как дела? – Райдел положил свой ключ на конторку.
– Лотерейный билет не желаете? – Портье вопросительно улыбнулся.
– Не думаю, что сегодня у меня легкая рука. В другой раз, – ответил Райдел и вышел.
Он сразу повернул направо и зашагал в сторону площади Конституции, к «Америкен экспресс». Сегодня среда, и наверняка его ожидало письмо. Кинер получал примерно два письма в неделю. Ни в понедельник, ни во вторник он за почтой не ходил. Райдел решил зайти за корреспонденцией после полудня. Он купил вчерашнюю лондонскую «Дейли экспресс», утреннюю афинскую газету и приветливо помахал Нико, который переминался с ноги на ногу, шаркая теннисными туфлями, возле дорожного агентства «Америкен экспресс». Увешанный губками Нико казался облаченным в бежевую шубу.
– Лотерея! – крикнул Нико и помахал пачкой билетов.
Райдел покачал головой.
– В другой раз, – ответил он громко по-гречески и улыбнулся. – Очевидно, сегодня День лотереи.
Райдел вошел в кафе «Бразилия» и поднялся по лестнице на второй этаж, где размещался бар. Здесь можно было позавтракать, заказав капучино с пончиком. Газетные новости не содержали ничего интересного: небольшое железнодорожное крушение в Италии да бракоразводный процесс какой-то знаменитости. Райдел предпочитал криминальную хронику, истории об убийствах, особенно в Англии. После кофе он выкурил три «папистратос», и, когда поднялся из-за столика, на его часах было начало одиннадцатого. В оставшееся до полудня время Райдел собирался побродить по Национальному археологическому музею, зайти в галантерейную лавку на улице Стадиу, чтобы выбрать подарок для Пэна, к которому был приглашен в субботу на день рождения, затем в полдень пообедать в ресторане гостиницы и остаток дня поработать над стихами. Пэн предлагал вечером сходить в кино, однако не сказал, в котором часу, и Райдел отнесся к этому предложению всерьез.
Небо заволокло. Судя по всему, собирался дождь. В афинской газете сообщалось об осадках. Райдел любил во время дождя уединяться в номере и сочинять стихи. Решив не дожидаться полудня и зайти за почтой сейчас, он свернул в переулок, который вывел его на улицу, пролегавшую рядом с площадью Конституции. Здесь размещалось почтовое отделение «Америкен экспресс».
Письмо оказалось от его сестры Марты из Вашингтона. «Наверняка очередной легкий разнос», – подумал Райдел. Однако письмо содержало извинения за «неоправданную резкость», которая содержалась в предыдущем письме. Тогда, в начале декабря, умер их отец, и Кенни, брат Райдела, за два дня до похорон известил его телеграммой. Кинер мог вернуться домой, но не сделал этого. У отца случился обширный инфаркт, и спустя четыре часа он скончался. Райдел почти сутки колебался и наконец телеграфировал Кенни в Кембридж, что потрясен известием и выражает ему и всем родным свою любовь и сочувствие. Он ни словом не обмолвился о том, что не приедет, но это было очевидно и так. Кенни с тех пор ему не писал. Зато пришло письмо от Марты. Она укоряла Райдела: «Наша семья очень мала. Только ты, я да Кенни, не считая его жены и детей. Думаю, тебе следовало сделать все возможное, чтобы в такой час быть с нами. В конце концов, это твой отец. Я не могу поверить, что совесть превратилась для тебя в пустой звук. Неужели ты собираешься и дальше носиться со своей обидой? Даже теперь, когда отца нет? Поверь, ты приобрел бы куда больше, если бы унял свое самолюбие, приехал и разделил с нами горесть утраты». Райдел помнил письмо почти наизусть, хотя и выбросил его, как только прочел. На этот раз сестра писала, что поняла, как нелегко ему забыть обиду, которую она «всегда считала достаточно основательной». «Но не отчаивайся, – писала Марта, – если не сможешь найти в себе силы простить. Когда-то ты говорил, что ненависть и обида бесплодны. Надеюсь, ты думаешь так же и сейчас, находя в этом некоторое утешение. Как бы то ни было, но мне приятно сознавать, что ты не в Риме, а в Афинах… Когда собираешься вернуться?»
Кинер убрал письмо в карман пальто. Выйдя из офиса «Америкен экспресс», он снова свернул в переулок. Райдел не собирался надолго задерживаться в Афинах. Настанет день, когда он слетает на Крит, осмотрит Кносский дворец и Музей античности в Ираклионе, после чего вернется домой. Там уже можно будет подумать о работе в какой-нибудь юридической фирме в Нью-Йорке, как Райдел и собирался до отъезда в Европу. У него оставалось примерно восемьсот долларов и немного мелочи. Малая часть от тех десяти тысяч, на которые он жил последние два года. Деньги эти Райдел получил в наследство от бабушки, единственной в семье, кто поддержал его во время ссоры с отцом. Она умерла, когда Райделу было двадцать три. В тот год он служил в армии. Райдел недолго раздумывал, как распорядиться наследством. Он решил уехать в Европу и оставаться там до тех пор, пока деньги не закончатся. Отец хотел, чтобы Райдел сразу же приступил к работе, и даже подыскал ему место младшего клерка в юридической фирме «Вилер, Хутон и Клайв» на Мэдисон-авеню – он был знаком с Вилером. Но Райделу не хотелось начинать карьеру в фирме, хоть как-то связанной с отцом. «Ты сильно запоздал», – говорил ему отец, имея в виду главным образом то, что Райдел окончил юридическое отделение Йельского университета лишь в двадцать два, что было определенным отставанием от остальных Кинеров, необычайно одаренных и всегда опережавших своих сверстников в учебе. Сказалось то, что отец на два года упек его в исправительную школу. Райдел поступил в Йель, лишь когда ему исполнилось девятнадцать. В этом возрасте отец уже заканчивал Гарвард. В двадцать лет получил диплом Кенни. Также в двадцать Марта окончила Рэдклиф. Все защитили степень бакалавра. Все, кроме Райдела.
Очнувшись от воспоминаний, он обнаружил, что стоит перед стеклянной дверью кафе «Бразилия». Вспомнив, что уже был здесь, Райдел отправился дальше, высматривая Нико. Так и быть, он купит сегодня у него пару лотерейных билетов. Тот по-прежнему топтался, шаркая теннисными туфлями. Из-за костных мозолей на ногах эти туфли были единственной обувью, которую он мог носить. Райдел улыбнулся, глядя, как Нико подскочил к хорошо одетому господину, только что вышедшему из дорожного агентства «Америкен экспресс».
– Что-нибудь желать, сэр? Лотерейный билеты? Губки?
И тут Райдел замер от неожиданности. Человек, к которому обратился Нико, был удивительно похож на отца. Такие же голубые глаза, крупный нос и усы. Разве только более плотного телосложения и розовощекий. На вид лет сорок. Сходство было столь поразительным, что Райдела так и подмывало подойти и спросить, не связаны ли они родством? Вполне возможно, его фамилия тоже Кинер. У семьи Райдела было несколько дальних родственников в Англии. Может, этот человек англичанин? Хотя, судя по одежде, он американец. Мужчина запрокинул голову и рассмеялся. Его смех был столь заразительным, что Райдел, не выдержав, улыбнулся. Рука Нико юркнула обратно под губки, и Райдел успел заметить на его ладони что-то ослепительно-белое, явно жемчуг. Розовощекий человек в темном пальто отказался от всего, что предлагал ему Нико, и купил лишь губку. Райдел следил за ним, стоя на углу возле газетного киоска. Мужчина расплатился с Нико, помахал на прощание рукой и, громко сказав: «Счастливо!» – продолжил путь.
