– Вот и вытащишь их, вроде как из шкафчика, – Лис показал дактилокарту и фотографию.

Карточка была не очень качественной, и в принципе мутноватое изображение бывалого зека неопределенного возраста чем-то походило на композиционный портрет Колерова.

– Это раз, – деловито подытожил Лис. – Ты Колерова никогда раньше не видел и ни с кем о нем не разговаривал, это два! И тех двоих ты никогда не видел, это три!

– Значит... Тимшин облегченно вздохнул и вытер мокрое лицо.

– Спасибо... Большое спасибо... В его глазах вспыхнули огоньки искренней благодарности.

Четвертым условием Лис хотел поставить немедленную подачу рапорта на увольнение, но внезапно передумал. Это не хищник, просто попавший в оборот забитый мужик, обреченный на то, чтобы при любом раскладе стать жертвой... А в дальнейшем его можно использовать в своих целях – раскаявшийся грешник подходит для этого гораздо лучше, чем откровенный злодей или непорочный праведник.

– Я все сделаю! Только его ведь могут найти по фотке и отпечаткам... Лис едва заметно усмехнулся. Прощенный грешник уже пытается принести

пользу... На фотографии был изображен разбойник, разыскиваемый в советские годы угрозыском Грузии. А отпечатки на дактилокарте принадлежали трупу неизвестного, личность которого установить так и не удалось.

– Это, дружок, не твоя забота. Но котелок у тебя варит, молодец! Доброе слово и кошке приятно. Лицо старшины разгладилось. Сейчас он

испытывал к Лису самые добрые и признательные чувства. С этого и надо начинать доверительные отношения.

Задержанный в подъезде Литвинова чеченец никаких показаний не давал, даже имя свое назвать отказался. Сигарет он не брал, в контакт не вступал, смотрел волком, наручников с него на всякий случай не снимали. Лис пришел к выводу, что и допрос третьей степени не даст результатов. Литвинов придерживался другого мнения, но в конце концов согласился.

– Если бы мы за него не отвечали... Взяли в поле, там же и оставили... А так... Все же кое-что решили попробовать.

– Значит, замаскировался? – доброжелательно спросил Лис. – Ни имени, ни фамилии не говоришь, думаешь, мы так и не узнаем, что ты Руслан Шерипов?

Губы задержанного чуть заметно дрогнули.

– Слушай, волчара, не будь дураком, – тихим голосом увещевал Литвинов. – Сейчас тебя повезут на тюрьму. Там есть разные камеры, в одной сидят военные, которых трибунал судит. Контрактники, сверхсрочники, прапора... Полно таких, которые у вас воевали. Хочешь к ним попасть? Нам это очень просто устроить. Не хочешь – скажи, где твои дружки прячутся...

– Мне все равно, где сидеть, – надменно ответил террорист. – Все равно недолго. Наши заложников возьмут и меня обменяют.

– Вот так ты решил, да? – вроде бы удивился Лис. Они стояли по разные стороны от задержанного, чтобы тот постоянно вертел головой – это создает чувство неловкости и неудобства. Но тому было плевать на тактику допроса, и он вообще не поворачивал головы, уставясь в пространство прямо перед собой.

– Тебя вряд ли станут менять. И потом – помнишь, что вы с нашими ребятами делали? Если ты к военным попадешь, то уже через час станешь камерным петухом... Террорист рванулся так, что, казалось, затрещали наручники.

– Ты будешь петухом, и ты тоже! А я нет! Загрызу каждого, кто подойдет! Всех загрызу! А не получится – пусть убивают! Мне умирать не страшно, у меня три брата, дяди... Есть кому мстить! Это Ужаху умирать нельзя, он последний мужчина рода...

Он прикусил язык, поняв, что сболтнул лишнее и назвал имя командира. Но Лис тут же воспользовался этой оплошностью.

– Исмаилов последний? Так сидел бы дома. Чего он сюда приехал? Здесь его обязательно пристрелят!

– Вы бы лучше сидели дома! Это вы пришли на нашу землю, разоряли города и убивали невинных людей! Вы заставили нас приехать сюда! У Ужаха есть давняя, личная месть, но он отложил ее, чтобы рассчитаться с вами!

– А что за личная месть? – вроде бы заинтересовался Литвинов.

– У него дагестанцы старшего брата убили. За паршивых овец! Мальчишка, Джафар Арцатов застрелил... Уже лет двенадцать месть тянется: то наши ихнего убьют, то они нашего... Ужах должен дело до конца довести, но вы перепутали все наши планы...

– Это в Анди было? – быстро спросил Лис. – Там мальчишка его родственника убил?

– Откуда знаешь? – впервые террорист вскинул голову и прожег подполковника ненавидящим взглядом.

– Все знают. Джафар всему Тиходонецку об этом рассказал. Он любит хвастать...

– Джафар здесь?!

– Давно, – кивнул Лис. – Собрал земляков, погоду в городе делал... Сейчас местные их побили, но он живой остался...

Террорист закрыл глазами принялся методично раскачиваться вправо-влево, будто что-то бормоча про себя.

«Что это он?» – взглядом спросил Лис у Литвинова. Тот поднял палец, предостерегая от излишнего шума и предлагая ждать. Через несколько минут чеченец вышел из транса и открыл глаза. С ним произошла перемена: вместо затравленного и приготовившегося к смерти волка перед офицерами милиции сидел собранный для серьезного разговора, волевой и целеустремленный человек.

– У нашего народа обычай мести свят, – четко произнес он, переводя взгляд с Литвинова на Лиса и обратно. – Маленькую нацию уничтожить просто, спасти ее может только то, что она никому не прощает обид. Потому мы приехали сюда, рассчитаться за войну. Вчера у нас ничего не вышло, мой друг и брат погибли, я сижу в наручниках, но это ничего не значит: пока хоть один из наших жив, будет литься кровь тех, кто воевал на нашей земле.

Террорист откашлялся, было видно, что он не привык к столь длинным речам.

– Но это не личная месть: чеченцы мстят русским, исполняют вековой обычай, не больше. Личная месть – совсем другое – У моего друга и брата Ужаха есть личная месть к этому подлому Джафару. И он, последний мужчина рода, если он не исполнит свой долг, то покроет себя позором навеки! Мы обязаны во всем помогать ему. Сейчас я узнал очень важную вещь и должен сообщить ее Ужаху. Если вы отпустите меня, я поклянусь на Коране, что мы снимем месть с СОБРа. Мы поможем Ужаху выполнить личную месть и уедем из города.

Чеченец замолчал. Он сказал все, что хотел. Теперь он мог только ждать ответа.

– На Коране? – переспросил Литвинов. Он воевал в Афганистане и хорошо знал, что это означает.

Террорист кивнул.

– А ты решаешь такие вопросы? – вмешался Лис. – Кто поручил тебе снимать месть?

– Если я скажу, что поклялся на Коране, братья поймут меня и выполнят мое обещание. Если нет – я пущу себе пулю в висок.

Лис сделал знак Литвинову, и они вышли в коридор.

– Что скажешь? – спросил Коренев.

– Это был бы выход... Иначе они доберутся до моих ребят... Или начнут убивать всех милиционеров подряд, кто под руку попадется... Идешь в форме – бах!

– Чего стоит его клятва?

– Если правильно провести процедуру, то это очень серьезно. Хотя...

– Понятно...

– Но здесь к клятве добавится месть. Они переключатся на Джафара – это сто процентов. А мы выгадаем время. Мы ведь клятв никаких не даем...

– Верно... Но как это сделать? Не побег же ему устраивать!

Литвинов, кивнул. Ясное дело! Только в кино сотрудников", упустивших; преступника, по-отечески журят и им же поручают исправить свою ошибку и изловить беглеца. В реальной жизни вышибут без пенсии, как пить дать!

Оперативники задумались, но ненадолго.

– Подожди! – Лис хлопнул товарища по плечу. – У него же есть адвокат! Господин Чекулдаев звонил с утра, объявил, что родственники поручили ему осуществлять защиту! Это же он его имя назвал!

– Быстро! И знали, кого взять! – Литвинов выругался.

Чекулдаев был бандитским адвокатом. Его услуги дорого оплачивались, но окупали себя: он ломал самые «железные» дела, добивался освобождения из-под стражи самых отпетых негодяев без единого светлого пятна в биографии. Особо высокой юридической квалификацией он похвастать не мог, но почему-то его аргументы безотказно действовали на прокуроров и судей.