Чуть в стороне толпились не входящие в «верхушку», но приближенные к ней «правильные девчонки», среди которых находилась и Светка, остальные наблюдали за действом издали, со своих шконок. У самой двери, в «шкурном» углу, притаились «чушки» и «задрочки», затаенно ожидающие, чтобы новенькая провалила «проверку» и была брошена в их куток.
– Как зовут? Откуда родом? – спросила Пескова, которую называли Олегом Ивановичем. Она была коротко острижена, затылок и виски высоко подбриты. Тельняшка без рукавов и обрезанные по колено тренировочные штаны составляли ее наряд. На левом предплечье наколот спасательный круг с лодочкой под парусом внутри, на круге написано «ЯХТА». Зойка подумала, что мускулистая девушка имеет какое-то отношение к морю, и ошиблась – аббревиатура расшифровывалась «Я хочу тебя, ангелочек», а сам знак являлся обозначением кобла.
– Зоя Муравлева, из Тиходонска, – тихо произнесла Зойка и, предположив, каким будет следующий вопрос, продолжила: – Статья сто сорок четвертая, часть вторая, срок – два года.
Она снова ошиблась. Все официальные сведения, содержащиеся в личном деле вновь прибывающей, непостижимым образом сразу же становятся известны всей зоне. При «проверке на вшивость» выясняются скрытые факты и обстоятельства.
– На суде раскололась? – спросила Жало и ударила новенькую по сцепленным впереди ладоням. – Стой ровно, колхоз!
Зойка опустила руки и затравленно кивнула:
– Все в сознание были. Пацанов с вещами взяли и у меня два кольца нашли...
– Ну и дура! – осудила Лупоглазка. – Никогда в сознанку не иди! Нелька гордилась своей хитростью и любила хвастать, как заморочила голову следователю. Правда, ровно никакой выгоды от этого она не поимела.
Маркиза вытянула вперед красивую ногу, обутую в розовый тапок с помпоном – предмет запрещенный и подчеркивающий исключительность его обладательницы. И бигуди в коротких по правилам внутреннего распорядка волосах практического значения не имели, но демонстрировали, что она красавица и даже в условиях зоны следит за собой.
– Где жила, с кем кентовалась? – промурлыкала примадонна зоны, задирая розовым помпоном подол форменной юбки новенькой. Зойка сжалась и отшатнулась.
– Стой на месте, сука! – рявкнула Кислова и больно пнула Зойку в колено. Миловидное лицо исказила гримаса бешенства, будто сквозь благопристойную маску проглянула ее настоящая сущность. Собственно, так оно и было. Маркиза отбывала восьмилетний срок за убийство из корыстных побуждений. Она топором зарубила своего приятеля, чтобы забрать у него десять миллионов рублей.
На суде, сделав с помощью жженой бумаги и отварного бурака броский макияж, Кислова вела себя не как подсудимая, а как актриса, исполняющая главную роль в художественном фильме. Роль красивой, воспитанной и чистой девушки, случайно оступившейся в жестокой и несправедливой жизни. Публика в зале, естественно, не могла знать, что в перерывах солдаты конвоя в очередь приправляют ей минет, но образ все равно портила непроизвольная мимика, невзначай слетающие с языка вульгарные словечки и прорывающаяся наружу порочность натуры.
Когда мать убитого с плачем рассказывала, каким хорошим парнем был ее сын, Маркизу разобрал смех, и она низко нагнулась, пряча лицо за ограждающим скамью подсудимых барьером. Очередной свидетель характеризовал Кислову как шалаву, шляющуюся с неграми по барам. Тут Маркиза гневно вскочила. Лицо выражало крайнюю степень возмущения, ноздри гневно раздувались.
– Я протестую! – громко выкрикнула она. – В то время как правительство и весь советский народ исповедуют принцип пролетарского интернационализма, никто не имеет права упрекать меня в дружбе с гражданами африканских государств!
Но благоприятного впечатления Кислова на состав суда не произвела и получила восьмерик – почти предел для несовершеннолетних.
– Отвечай, мандавошка! – Она пнула Зойку еще раз.
– Жила на Богатяновке... С Галкой Длинной ходила, с Рамой... Попугая знала, Рынду...
– Скажи, Светик, кто они такие? – промурлыкала прежним тоном Маркиза, обращаясь к землячке проверяемой. Таков был обычный порядок. Напрямую друг друга девчонки могли и не знать, но общие знакомые должны были объявиться обязательно, и, если они окажутся авторитетными, это будет довод в пользу новенькой.
Светка на минуту задумалась; Ни Галку Длинную, ни Раму она не знала и никогда о них не слышала, только Попугай – тощий придурок с идиотским панковским гребнем – путался пару раз под ногами, по отзывам подруг он был полным ничтожеством и импотентом. Но сказать так, значило здорово осложнить жизнь новенькой. А Зойка ей понравилась. Во-первых, статьей – сама Светка тоже сидела за соучастие в кражах. Во-вторых, внешностью – правильные, хотя и мелковатые черты лица, тоскливые карие глаза... К тому же землячка, а в зоне это много значит, даже если живешь в сотне километров друг от друга – уже «земели», а тут из одного города...
– Правильные девчонки, – ответила она. – И пацаны деловые.
– Ну ладно... Маркиза как будто потеряла интерес к происходящему.
– С ментами по воле гужевалась? – спросила Лупоглазка.
Зойка испуганно закрутила головой.
– Предъявы к тебе у кого-нибудь есть? – пробасила «Олег Иванович».
– Нет...
– В «хате» тебя не парафинили? – с кривой усмешкой поинтересовалась Лупоглазка.
– Нет...
«Проверка на вшивость» обещала благополучный конец. Интерес к действу начал угасать.
– А целка у тебя есть? – вдруг спросила Маркиза, и «Олег Иванович» насторожилась.
Зойка покраснела.
«Нет! Говори – нет!» – заподозрив неладное, мысленно подсказывала Светка. Главное сейчас проскочить, потом проткнешь ее тихонько, никто и не узнает... Но новенькая совета не услышала.
– Есть, – тихо произнесла она, совершив тем самым главную свою ошибку. Послеотбойная тишина взорвалась яростными криками.
– Соска!
– Вафлерша!
– Помойная пасть!
Маркиза пнула Зойку в живот. Жало вцепилась в волосы, Лупоглазка изо всех сил молотила по спине.
– Паскуда! Минетчица! Параша!
«Олег Иванович» порылась в тумбочке и не торопясь извлекла столовую ложку.
Новенькую свалили на пол и пинали ногами. Она перекатывалась с боку на бок, поджав ноги к животу и закрыв голову руками. «Олег Иванович» внимательно осмотрела ложку, будто хирург проверял инструмент перед операцией.
– Разложите ее!
Новенькую повалили поперек кровати, задрали к голове юбку, сорвали грубые казенные трусы. Парализованная ужасом Зойка не сопротивлялась.
– Показывай свою поганую минжу!
«Олег Иванович» расставила белеющие в полумраке Зойкины ноги и подняла их кверху, как будто гинеколог смотрел пациентку на своем кресле. Глаза кобла лихорадочно блестели, на лице выступили капли пота. Маркиза внимательно наблюдала и чуть заметно улыбалась. В отряде наступила тишина, только в «шкурном» кутке оживленно шептались.
«Олег Иванович» нацелилась черенком ложки, зачем-то пощупала съежившуюся сухую плоть влажной рукой, сделала резкое движение. Зойка закричала, Жало туг же ударила ее по лицу, и крик оборвался. Кобел, сопя и причавкивая, долго возился ложкой во чреве новенькой. Маркиза внезапно громко расхохоталась:
– Ты чего, Олька, аборт ей делаешь? Здорово похоже...
Лупоглазка стащила через голову майку, расстегнула лифчик, обнажая дрябловатые груди. Вокруг сосков синели неровные буквы, образующие довольно традиционную надпись: «Только для Тебя». Неторопливо сбросив юбку, она сняла трусы и кокетливо повертела низко посаженным задом. Над лобком у Нельки красовалась еще одна надпись: «Добро пожаловать». Она получила свой трешник за злостное хулиганство, отличающееся особым цинизмом.
– Давно мне жопу не лизали! – объявила она и выразительно посмотрела на корчащуюся от боли Зойку. – Да и поссать хочется... Маркиза сбросила тапки и выставила ноги.
– Вначале пусть мне пятки оближет...
На пути в «чушки» Зойке предстояло выдержать много унизительных процедур, но вмешалось провидение – от двери послышался короткий свист и приглушенный крик: