Он прижал руку к сердцу и вежливо отозвался:
– Не стоит благодарности.
Видимо, парень рос и воспитывался среди своих сестер и тетушек. Мне стало любопытно, и я спросила:
– Как тебя зовут?
– Франсиско.
– Педро, кажется, говорил, ты из Никарагуа?
– Родом оттуда, но несколько лет жил в окрестностях Мехико-Сити. Потом переехал в Хуарес.
Черт, я-то как раз собиралась сказать, что тоже из Мехико-Сити. Придется придумать что-нибудь другое.
– Ясно, – торопливо проговорила я. – Чем собираешься заняться в Америке?
– Хочу делать деньги, – признался он.
Старик что-то пробурчал, мальчик-индеец ухмыльнулся. Разумеется. Я тут среди них белая ворона. В Америку все едут за деньгами.
– А что не пересек границу в Хуаресе?
– «Vientos Huracánados», «Ураганный ветер», – объяснил он шепотом, наклонившись поближе.
Я понимающе кивнула. Это новая, особо опасная банда, торгующая наркотиками. Они никого не убивают. Они просто приходят к вам в дом, дробят коленные чашечки вашим детям. Потом едут к вашей маме и поджигают дом вместе с нею. Потом едут на кладбище, выкапывают из могилы тело вашего папы и отрывают ему голову. С такими лучше не связываться.
– А что ты им сделал?
Франсиско покачал головой, показывая, что не хочет это обсуждать.
– Я работал механиком в Белизе, говорю по-английски, – встрял в разговор парень из Гватемалы.
Я кивнула и нацепила солнечные очки. Понимаете теперь, почему не стоит затевать разговоры в дороге? Слово за слово, и судьба этих двоих мне уже небезразлична.
Закрыла глаза, делая вид, что дремлю.
Ребята начали болтать о футболе, сидящий рядом со мною старик запел какую-то старинную цыганскую балладу.
Через некоторое время я и в самом деле заснула.
Гектор говорит, что мозг млекопитающего – самая удивительная штука на свете. Даже во сне он занимается критической оценкой вещей и событий, следит за температурой, обрабатывает информацию, воспринятую слухом и обонянием.
Проснувшись, я уже знала: что-то неладно. Горечь во рту – вкус адреналина.
«Лендровер» стоял.
– Что случилось? – спросила я.
– Перед нами машина, – ответил Франсиско.
Я посмотрела сквозь грязное лобовое стекло. Так и есть, впереди нас громоздился красный пикап «шевроле». Новый. Огромный.
– Копы, – предположил Франсиско, но, на мой взгляд, сидевшие в пикапе не походили на полицейских.
– Где мы? – спросила я.
– К северо-западу от Паломаса, на развилке, она называется Кровавой. Чуть к югу от дороги. Проехать не дают, – ответил Педро.
– А объехать нельзя? – вслух подумал Франсиско.
Педро покачал головой.
– Можно только назад, откуда приехали, но – догонят.
– Не погонятся же они за нами через границу, – возразила я.
– Это еще как сказать, – едва слышно пробормотал Педро.
– И что думаете делать? Просто ждать? – спросила я, обнаруживая нетерпение.
– Не знаю. По-моему, это не пограничный патруль.
– Что такое? – вступил в разговор старик. До него вдруг дошло, что мы остановились.
– Полиция или что-то в этом роде, – ответила я.
– Может, бросить машину и бежать к границе? – предложил Франсиско.
Боже упаси.
– Ты спятил? Пешком? По пустыне? – возмущенно откликнулась я.
– Они же не могут гнаться за всеми сразу, – возразил Франсиско, пытаясь открыть заднюю дверцу «лендровера».
– Оставайтесь на своих местах! – рявкнул Педро, обернувшись к нам.
– В Мексику депортируют. Мне это ни к чему, – сказал Франсиско, толкая дверь. Он посмотрел на меня. – Давайте, надо убираться отсюда.
– Если побежим, они все равно рано или поздно всех переловят. Сначала пожилых, потом нас, – сказал парнишка из Гватемалы.
– Они нас убьют, – заметил старик и перед лицом такой блестящей перспективы выдавил полубезумную ухмылку.
– Идут сюда… – пробормотал Педро. – Расслабьтесь и сидите, где сидели. Говорить с ними буду я.
Подняв клубы пыли, пикап дал задний ход. В шести метрах от нас остановился, из него вышел человек в бейсболке и достал из машины мегафон и карабин. Он не целился, просто держал оружие так, чтобы его было хорошо видно.
– Всем выйти из машины, – скомандовал он в мегафон.
– Все должны выйти из машины, – перевел Педро на испанский.
Никто не шелохнулся.
– Всем выйти, – повторил Педро.
Мне это совсем не нравилось.
– Он же не в форме, – сказала я.
Педро вынул ключи из замка зажигания и открыл дверцу. Вылез, пошел к пикапу с поднятыми руками.
– Лечь на землю, руки-ноги выпрямить и развести.
Педро лег.
– Теперь остальные. Выходите медленно, руки держать вверх, – приказал человек в бейсболке, по-прежнему стоя за открытой дверцей «шевроле».
Нам оставалось только повиноваться.
– Педро забрал ключи, – заметила я.
С карабином не поспоришь – мы вышли из «лендровера», легли в песок рядом с Педро. Когда в нашей машине никого не осталось, в «шевроле» заглушили двигатель и к нам приблизились двое американцев, один с охотничьим карабином, другой с дробовиком-двустволкой. Оба рослые, в высоких ботинках, джинсах и клетчатых рубахах. Тот, что с карабином, низко надвинул на лицо кепку с широким козырьком. Другой щеголял бейсболкой с какой-то надписью. Обоим, как мне показалось, было лет по тридцать с небольшим.
– Глянь-ка, Боб, тут мы подстрелим кое-что получше, чем свинья-пекари, – сказал тот, что был в кепке с козырьком.
– Да пошли они, Рэй, убогие нелегалы, ну их на…
Рэй покачал головой и бросил мегафон на землю.
– Пожалуйста, сэр, мы ехали и сбились с пути, – завел Педро, но Рэй, не дав договорить, ударил его ногой по ребрам.
– Слушать внимательно, прыщи! Говорить будете, когда вас спросят. Понятно?
Уж не знаю, все ли поняли его английский, но догадаться было нетрудно.
– У каждого что-то припрятано. Боб, пригляди за ними, я манатки перетрясу, – сказал Рэй.
– А чего это именно я должен приглядывать? – немного нервно заспорил Боб.
Я украдкой взглянула на него. Боб был младше Рэя – если совсем подопрет, может, удастся тронуть в нем какие-то человеческие струны.
– Потому что дробовик – у кого? Начнут вертеться, всади заряд. Слышите, прыщи? Кто дернется, Боб мигом башку разнесет, comprende? Поняли, я спрашиваю?
Мы покорно закивали, меся потными лицами песок.
Рэй пошел к «лендроверу» и принялся энергично рыться в наших вещах.
– Поживей, слышь, – заторопил Боб.
– Заткни пасть, на хрен, – отозвался Рэй.
Еще минуту-другую он обыскивал наши рюкзачки, но, по-видимому, не нашел того, что искал, и разозлился.
– Ну? – спросил Боб.
– Обыщи этого прыща, водилу… черт, всех надо. Две сотни баксов наших расходов не окупят.
Он стал по очереди переворачивать нас на спину и обыскивать, методично похлопывая по одежде.
У Педро в бумажнике оказалось около сотни долларов, у остальных, как выяснилось, вообще почти ничего. Догадайся американцы посмотреть у меня в мокрых от пота кроссовках, нашли бы некоторую сумму, но я знала: им это и в голову не придет.
Дошла очередь до парня из Гватемалы. Его перевернули, оказалось, он намочил себе штаны.
Американцы рассмеялись. Настроение у Боба немного улучшилось.
– Небось обгадился, – сказал Рэй.
– А то! Ладно, я проверять не буду. Кокаин, что в ж… у себе натолкал, так и быть, пусть в штанах остается, – ответил Боб, и они еще немного посмеялись.
Меня Рэй перевернул носком ботинка.
– Ты погляди на эту гребаную задницу, – сказал он.
Теперь я получила возможность рассмотреть его лицо. Я бы такого в толпе легко узнала. Суровый взгляд карих глаз, легкий загар, тяжелый подбородок в густой щетине, нос как у борова.
– Злючка, сразу видно, – заметил Боб.
– Не твоего типа.
– Откуда тебе знать?
– Видел твою бывшую. У этой-то и подержаться не за что. В ней пятьдесят четыре кило, ну, от силы, пятьдесят семь. А росту и метр шестьдесят пять не будет. Хотя ничего, аппетитная. Ну-ка, посмотрим, что она нам привезла. Выверни карманы.