Маленький квадратный задний дворик Поупа был наполовину выложен каменными плитами. От соседнего дома его отделяла почти непроходимая живая изгородь.

Наполовину поднятые жалюзи позволили заглянуть в ближайшее окно, за которым обнаружилась просторная и на удивление аккуратная кухня, выполнявшая также функции столовой. На крючках висели сияющие сковородки, на полках толпились чистенькие кастрюльки. Все блестело и радовало глаз. Просто выставка кухонного оборудования. Для человека, оказавшегося в непростой ситуации, Поуп держался стойко и, похоже, не позволял расслабляться ни себе, ни другим. Комнату освещал невидимый слабый источник под потолком, но дверь была закрыта, и признаков жизни не наблюдалось.

Теперь самое трудное: забраться в дом. Раньше люди почти не уделяли внимания охране жилища, ограничиваясь надежными замками и прочными ставнями, что значительно облегчало воровской промысел, но в последние два десятилетия кражи со взломом приобрели характер эпидемии, заставив население прибегать к более надежным мерам. Двери и окна укреплялись. Сигнализация стала обычным делом. Домовладельцы не покидали свои владения, не удостоверившись, что все заперто и закрыто, а охранная система включена. Жизнь простых домушников, как и угонщиков автомобилей, изменилась в худшую сторону, и сменяющие друг друга правительства неизменно указывали на тот факт, что благодаря их усилиям и принимаемым мерам общая преступность имеет тенденцию к снижению (они никогда не упоминали о том, что число насильственных преступлений неуклонно возрастает и что отчаявшиеся воришки все чаще избирают в качестве цели не собственность, а самих граждан). Тем не менее всегда находится идиот, который не слушает ничьих советов и поступает по-своему, и мне, похоже, повезло наткнуться на него.

Задняя дверь была заперта, но ключ торчал в замочной скважине с другой стороны. Я достал из кармана блокнот, вырвал чистую страницу, опустился на колени и подсунул его в щель между дверью и полом. В купленном накануне на Оксфорд-стрит швейцарском армейском ноже нашлась, помимо прочего, маленькая отвертка. Оставалось только покрутить отверткой в замочной скважине, чтобы вытолкнуть из нее ключ. Вся операция заняла десять секунд, да и то лишь потому, что я подрастерял навыки. Ключ упал на бумагу, я наклонился и вытащил листок. Оставалось только войти.

Я осторожно закрыл за собой дверь и в несколько шагов пересек кухню. В доме было тихо. Лес Поуп — если только не спрятался под кровать в надежде, что все проблемы решатся сами собой и без его участия — определенно отсутствовал.

У двери я остановился и снова прислушался — тишину ничто не нарушало. Но так продолжалось лишь до того, как я открыл дверь. Стоило мне сделать это, как один из сенсоров движения сработал, и по дому разнесся пронзительный металлический звон. Не обращая внимания на шум, я прошел в холл и щелкнул выключателем. Я знал, что мне нужно, и не собирался терять время.

Зазвонил телефон. Звонили, конечно, из диспетчерской охранной фирмы, в ведении которой находилась сигнализация. Не получив ответа, они позвонят в полицию, но меня это не беспокоило. У блюстителей порядка другие приоритеты, и спешить на такого рода происшествие никто не станет по той простой причине, что охранные системы нередко срабатывают из-за небрежности домовладельцев. По собственному опыту я знал, что в запасе у меня не меньше двадцати минут. Скорее, опасаться следовало соседей. Я посмотрел на часы и дал себе две минуты.

Кабинет находился в передней части дома. Я прошел туда и, прежде чем включить свет, задернул шторы. Большой, ручной работы письменный стол стоял у стены. Над ним висели книжные полки, заставленные аккуратными рядами пухлых томов. Книжные стеллажи занимали большую часть другой стены, тогда как третью украшали многочисленные фотографии в рамках. И на столе, и на полках царил идеальный порядок.

Ящики стола были заперты. Я торопливо перебрал бумаги в двух корзинах, помеченных ярлычками «Входящие» и «Исходящие», но не нашел ничего такого, что заслуживало бы внимания. Время поджимало. Я повернулся и скользнул взглядом по фотографиям на противоположной стене. На большинстве из них присутствовал один и тот же мужчина, скорее всего сам Лес Поуп. Либо Томбой давно не видел своего бывшего защитника, либо, что представлялось более вероятным, сознательно пытался скрыть от меня что-то, поскольку Поуп оказался крайне непривлекательным субъектом. Центральное место в этой фотогалерее занимал цветной снимок размером двенадцать на восемь, на котором рядом с адвокатом стоял знаменитый экс-футболист, лицо которого было мне знакомо, но имя выпало из памяти. Поуп широко улыбался, а вот футболист выглядел слегка смущенным и косился на пухлую руку, лежавшую на его плече. Спортсмену оставалось только посочувствовать — Поупу было сорок с небольшим, но тянул он на все пятьдесят с лишним. Наметившуюся лысину прикрывал клинышек намасленных, черных, с проседью, волос — отчаянная попытка остановить неизбежное; черты лица казались раздутыми и нечеткими, словно слепленными небрежно и наспех; губы напоминали вареные сосиски, а такого огромного, вздернутого и свернутого в сторону носа мне еще не встречалось. Все это уродство отчасти компенсировали глаза — большие, голубые, улыбающиеся.

В общем, узнать его не составляло труда.

Понимая, что время на исходе, я повернулся к выходу, но неожиданно для себя остановился и обернулся.

Внимание привлекла фотография в верхнем ряду. Черно-белый снимок в рамке из темного дерева. Как я его заметил, сказать не могу, потому что он ничем не выделялся. Группа мужчин позировала на фоне гольф-клуба. Семь или восемь человек, выстроившись в ряд, улыбались в камеру. Я присмотрелся — ошибки быть не могло. Невозможно забыть лица тех, кого убил, и невозможно забыть лицо мужчины, попросившего предоставить девочку, чтобы он ее убил. Год назад, когда Лес Поуп договаривался об устранении в Маниле Ричарда Блэклипа, он утверждал, что представляет интересы женщины, пострадавшей в детстве от насильника. По крайней мере так мне сказал Томбой.

Но здесь Блэклип и Поуп стояли вместе, почти рядом.

Я снял фотографию со стены, вырвал снимок из рамки, сложил его вдвое и сунул в задний карман джинсов.

За окном мелькнула тень. Кто-то посветил фонариком. В дверь постучали.

Пора уходить.

Я быстро прошел через дом к задней двери, вышел, не потрудившись закрыть ее за собой, и направился прямиком к живой изгороди. Никто не окликнул меня, никто не попытался догнать, и я не оглядывался.

Через три минуты я пробрался сквозь живую изгородь, пересек соседний дворик, перелез через забор и оказался на другой улице.

Меня никто не преследовал.

— Время встречи меняется, — сказал я Лесу Поупу, когда он снял трубку. — Шесть тридцать. Там же.

— Послушайте, я могу предложить вариант получше, — быстро ответил он.

— Не сомневаюсь. Да вот только у меня нет настроения выслушивать ваши предложения. В половине седьмого возле «Кембридж армс». И вот что еще. Если вам позвонят насчет сработавшей сигнализации, не беспокойтесь. Ничего не пропало, все на месте. Как и было. Кстати, мне понравился порядок на вашем письменном столе.

— Что вы, черт возьми, себе позволяете? — воскликнул он голосом, исполненным праведного негодования.

— Ничего особенного.

— Я не поддамся на шантаж!

— Все, что мне от вас нужно, это получить информацию. Потом я вас отпущу. Итак, в шесть тридцать. И не пытайтесь устроить западню, иначе в следующий раз я навещу ваш дом, когда вы там будете, и уж тогда неприятностей не избежать.

Поуп начал что-то говорить, но я не собирался вступать с ним в дебаты и потому дал отбой. Звонок оказался кстати. Теперь я знал, что он в городе. Иначе бы постарался получить отсрочку.

Я взглянул на часы. Без четверти пять. Я вернулся на Норт-Энд-роуд и повернул к югу. Спешить некуда.

Глава 20