Даша расхохоталась, обняв Федора.

– С каких это пор, мой негодник майор стал западать на тульских старушек?

Федору ничего другого не оставалось, как вздохнуть. Никогда не понимал тех мужчин, которые испытывают пристрастие к дамам пожилого возраста. Поэтому эта шуточка Даши показалась ему чересчур острой.

– Это сильно сказано, западать. Милая, я ездил в Тулу по делам и только.

– И как твоя поездка, удачная? – не отставала Даша, словно намереваясь выпытать у мужа что-то нечто особенное. Но ее надежды не оправдались.

На усталом лице Федора появилось, легкое разочарование.

– Не совсем. Хотелось бы большего, – скупо ответил он, после чего Даша отпустила его из своих объятий, сказав:

– Перестань, хныкать. Мой руки и садись ужинать. Я тебя заждалась. Весь вечер от окна не отходила.

Федор нежно поцеловал жену в лоб.

– Родная, спасибо за заботу. Только мне что-то ужинать не хочется. Устал я, Дашка. Если ты не против, я присяду, – Не дожидаясь, что она ответит, Федор прошел в комнату и сел на диван. И тут же его глаза закрылись.

– Федор, – тихонько позвала его Даша из кухни, намереваясь убедить мужа не отказываться от вкусного ужина. Но майор не ответил. Он спал.

Даша и представить не могла, что Федор может вот так мгновенно заснуть. Она подошла и улыбнулась, подумав, что он притворяется спящим. Взяла его за руку и увидела, что Федор действительно спит. Села рядом на колени и прислонилась щекой к его руке, погладив ее.

– Спи, мой майор. Спи, и пусть тебе снятся только хорошие сны. Потому что плохие, я прогоню от тебя. Пусть душа твоя успокоится. Ведь я рядом с тобой, мой милый, – сказала Даша тихо, поглаживая жесткую ладонь Федора. Ей показалось, будто Федор во сне услышал ее и улыбнулся счастливой улыбкой.

Ему уже стало казаться, что ничего хорошего в дальнейшем ждать не стоит. Все было в его жизни и счастье и разочарование, не было только денег, в таком количестве, в каком бы хотелось. Сколько раз, вглядываясь на экране телевизора в уверенное лицо главы кабинета министров, вещавшее об экономическом подъеме в стране, он улыбался. Что-то на себе и своих знакомых он этого подъема не замечал. Зато замечал другое: продукты едва ли не ежемесячно дорожают, и жить становится все труднее. И он человек с университетским образованием вынужден бедствовать и перебиваться временными заработками. И это притом, что месяц назад он считался неплохим филологом. Преподавал в текстильной академии. Преподавал до тех пор, пока не раскрылась его связь с одной из студенток. Провинциальная девочка оказалась не лишена нахальства, и предоставила в деканат справку о беременности и еще заявление, в котором указывала, что преподаватель русской литературы Сурин Валентин Михайлович, склонил ее к сожительству. Дуреха захотела получить московскую прописку. Даже грозила обратиться в прокуратуру. В ответ Сурин пообещал сделать все возможное, чтобы выкинуть наглую дешевку из академии. Считал, что в его действиях напрочь отсутствовало всякого рода домогательство. К тому же не он один трахал хорошеньких студенток за выставление отличной оценки за экзамен. Но в деканате отреагировали на сигнал несчастной девушки по-своему. И в результате Сурину пришлось подать заявление. И это в тот момент, когда до пенсии оставалось каких-то восемь с небольшим лет.

Несколько дней подряд Сурин безуспешно обивал пороги различных учреждений, где ему деликатно отказывали в приеме на работу. И когда отчаянье отпетого неудачника полностью захлестнуло его, он неожиданно встретил своего университетского товарища Вадима Щавелева. Еще работая в академии, слышал, что Вадим стал управляющим крупного банка. Помня, какой щедрой души всегда был Вадим, нисколько не удивлялся тому, что именно его банк не единожды оказывал текстильной академии значительную финансовую помощь. Догадывался, что все эти крупные денежные вложения происходили не без прямого участия Щавелева. Как-то раз Вадим даже приезжал к ним в академию. Но вряд ли в толпе благодарных профессоров и преподавателей он разглядел скромного Валентина Сурина. А сам подойти к нему, Сурин не решился.

Но скоро он убедился, что студенческая дружба не проходит с годами. Проезжая на своем роскошном «Мерседесе» по улице, Вадим увидел его и остановился. Сурину даже было неудобно ему руку протягивать, все-таки управляющий такого банка. Но Вадим ничуть не изменился со дня их последней встречи. Все такой шальной. Сам подошел и обнял Валентина, как это принято сейчас у «новых русских». Двое его охранников выскочивших из машины следом, рты раскрыли от удивления. Их босс обнимается с замухрышкой. Такому впору по помойкам ходить. А босс не побрезговал.

– Здорово, Валюха!

– Здравствуй, Вадим, – Сурин вел себя довольно сдержанно, видя, как подозрительно пялятся на него охранники Щавелева. Ведь наверняка у каждого под пиджаком по пистолету. Еще, чего доброго, примут радушие Сурина на свой лад, как попытку к нападению и пристрелят.

Заметив настороженность Валентина по поводу охранников, Щавелев велел тем не мешаться под ногами и сесть в машину.

– Все в порядке. Это мой старинный друг. Мы с ним когда-то грызли гранит науки в университете.

Охранники сели в машину, но из окна не спускали с Сурина глаз, как хорошо отдресированные псы, готовые по первой команде броситься на защиту своего хозяина.

– Слышал у тебя, проблемы, – сказал Вадим, когда они остались вдвоем.

– Откуда же ты мог услышать? – с некоторым удивлением спросил Сурин. Представить себе не мог, что управляющий таким крупным банком может интересоваться проблемами маленького человека, каким считал себя Сурин.

Вадим улыбнулся.

– Я же все-таки, как никак спонсор академии, в которой ты отпахал двадцать лет.

– Почти.

– Что, почти? – не понял Щавелев.

– Я хотел сказать, почти, двадцать лет. Полгода не хватило до этого срока, – объяснил Сурин. А университетский друг Вадим Щавелев расхохотался.

– Срока знаешь где бывают? – хохоча, спросил он и тут же добавил: – А у нас, даты. Кстати, сколько мы с тобой не виделись?

Сурин улыбнулся. Помня о поправке Вадима по поводу срока, сказал:

– Да без малого, двадцать лет. Как закончили университет. Ты пошел в свободное плавание…

– А ты вкалывать преподавателем, – вставил Щавелев, смеясь. Сурин согласно кивнул. Прекрасно помнил то распределение. Кстати сказать, Валентин не был отличником, но обладал немалыми другими качествами, которые пригодились ему в жизни. Зато теперь отличнику Сурину похвастаться было нечем.

– Двадцать лет, – мечтательно проговорил Валентин. – А это, между прочим, почти дата. А дату что?.. – посмотрел он на Сурина, ожидая от того инициативы к застолью. И так, не дождавшись, предложил: – А дату, не худо бы и отметить.

– Да я не знаю… – замялся Сурин, нашарив в кармане последнюю сотку, на которую хотел купить молока и коробку геркулеса. В последнее время, как потерял работу, геркулесовая каша стала его ежедневной пищей.

– Понимаешь, у меня трудности с деньгами… Поэтому, может, без ресторана? – вкрадчиво спросил Сурин. Но Вадим улыбнулся, давая понять, что из-за такого пустяка нет смысла огорчаться.

– Поехали, – сказал он. – Я угощаю. – Видя нерешительность старого приятеля, добавил: – К тому же у меня к тебе есть деловое предложение. Думаю, оно тебя заинтересует. Соглашайся. Что ты, в самом деле, как дева. Уговаривать тебя приходится, – он легонько хлопнул Сурина по спине, подталкивая к машине.

За всю свою жизнь, Сурин в ресторане был дважды. Первый раз, это когда женился. Невеста попалась с гонором, заказала свадьбу в «Славянском базаре». Второй раз, на дни рождения у ректора академии. Тогда они неплохо посидели в «Сказке». Весь вечер на сцене танцевали полуобнаженные девицы. Давно Сурин не видел такого обилия красивых женских тел. Глядя на такую красоту, так и хотелось выскочить на сцену, раздеться самому и…

Впрочем, до этого не дошло. Зато на другой день, он принимал экзамен у второкурсников и не сдержался. Грудастая блондинка в короткой юбочке с голубыми как у куклы глазами, сдавала экзамен последней. Сурин бы мог ей сразу поставить оценку. Как опытный преподаватель, видел, что девушка владеет предметом в достаточной степени, хотя на лекциях она бывала редко. Но ему не хотелось вот так ее взять и отпустить. Она была хороша. Засматриваясь на ее груди, видневшиеся в просторный вырез кофты, Сурин чувствовал, как интенсивно кровушка начинает бродить по жилушкам. Глядя на молодое прелестное создание, он будто скидывал с плеч лет, этак с десяток. Чувствовал легкость, а еще то, какой упругой делается его плоть. Хотелось подойти, обнять юную красотку. Посадить ее на стол, и… Об этом Сурин не стал додумывать. Слишком возбуждающей показалась ему эта мысль. И чтобы удержать себя от воплощения ее в реальность, он раскрыл учебник, отмечая параграфы для завтрашней лекции. Не поднимая головы, услышал, как рядом упала авторучка. Юная красотка оказалась немного неловкой, уронила ручку.