В ту ночь, когда они последний раз занимались любовью, ей на миг показалось, что Кевин ее любит. Но так ли это? Может, она просто выдавала желаемое за действительное? И, даже если это окажется правдой, смогут ли они преодолеть разногласия и начать с того места, на котором остановились?

Конечно, смогут. Нужно в это верить! Любовь — вот что главное. Тот, кто любит, способен если не забыть все, то, по крайней мере, все простить.

Стоя под дверью Кевина и дожидаясь, пока он откроет, Линда уже не ощущала прежней уверенности. Возможно, он не сразу поехал домой, а…

— Ты? — Кевин открыл дверь. Судя по всему, он ожидал увидеть на своем пороге кого угодно, только не ее.

Что ж, ничего удивительного. Когда они расставались, никому и в голову не могло прийти, что Линда когда-нибудь вновь захочет его видеть. И вот, пожалуйста, она здесь, в его доме, явилась по собственной воле.

Линда была несколько удивлена. Она ожидала, что Кевин поселился в какой-нибудь роскошной квартире, но оказалось, что он владеет трехэтажным викторианским особняком в респектабельном районе Лондона. Судя по тому, что Кевин сам открыл дверь, у него не было ни экономки, ни кого-либо еще, кто следил бы за домом. По-видимому, он предпочитал заниматься хозяйством сам.

И вот теперь, когда все колебания были уже позади, Линда не знала, что сказать!

Молчание затянулось. Кевин вопросительно поднял брови.

— Войдешь в дом или уже передумала?

— Я… — голос внезапно осип, и Линде пришлось откашляться. — Ничего, если я войду?

— Милости прошу. — Он с утрированной галантностью отступил в сторону, пропуская ее в дверь. Потом вошел сам и провел ее в комнату слева от прихожей.

Линда осмотрелась. Вдоль стен стояли шкафы, битком набитые книгами, стол был завален пластинками, на удобных креслах, расположившихся вокруг журнального столика, тоже лежали книги и газеты. Линда догадалась, что попала в «берлогу» Кевина.

Он неспешно прошел к одному из кресел и убрал газеты, чтобы Линда могла сесть.

— Извини, у меня не прибрано, — холодно произнес Кевин.

Когда-то они шутили, что в один прекрасный день Линда найдет его погребенным под горой мусора.

Она села в кресло.

— Красивый дом.

Что она здесь делает? Кажется, она попала в дурацкое положение!

Кевин игнорировал ее попытку завязать вежливую беседу. Казалось, он, как всегда, прочел ее мысли.

— Что ты здесь делаешь?

Она сглотнула слюну и грустно призналась:

— Я… я и сама толком не знаю.

Кевин остановился рядом с креслом, глядя на нее сверху вниз.

— Ты говорила с Элис? — сурово спросил он.

Линда отважно посмотрела ему в глаза.

— Говорила, но не в том смысле, который ты имеешь в виду.

— Тогда с отцом, — не сдавался Кевин. — Ты говорила с Морисом?

Линда покачала головой, нахмурившись.

— Я приехала сюда прямо от Элис. Кстати, она очень приятная женщина и, по-видимому, твой хороший друг. — Губы Кевина сурово сжались, и Линда решительно добавила: — Я имею в виду именно то, что сказала. Но я тебя не поняла: о чем мог говорить со мной отец, и при чем здесь ты?

Кевин отвернулся.

— Я уже говорил, это не важно.

— Для меня — важно. — Когда Линда сидела, Кевин возвышался над ней, как скала, и она чувствовала себя в крайне невыгодном положении. Она встала. — Кевин, мне было нелегко решиться сюда приехать, но раз уж я здесь, нам нужно поговорить. Действительно обсудить все, а не затевать очередной спор.

— Как ты думаешь, кто виноват, что мы все время спорим?

Линда вздохнула и выразительно посмотрела на него.

— Сейчас — ты!

Он метнул на нее свирепый взгляд, но удержался от резкого выпада.

— Дориан знает, что ты здесь?

Дориан? При чем тут он? Ах да, конечно. Кевин все еще думает, что у нее романтические отношения с его бывшим другом.

— Ты отстал от жизни, — начала она ровным голосом. — Через три недели я собираюсь петь на свадьбе Дориана…

— Бог мой, я вижу, вы не теряете время даром! — в сердцах выпалил он. — Ты так убедительно заявляла, что не собираешься за него замуж, и вот пожалуйста, не успеют высохнуть чернила на свидетельстве о разводе, а ты уже готова к свадьбе!

— …В качестве подружки невесты, — перебила его Линда. Она без труда выдержала взгляд Кевина. — Дориан уже больше года помолвлен.

Казалось, Кевин на миг лишился дара речи. Целая гамма чувств отразилась на его лице.

— Но он говорил… ты говорила…

— Это ты сказал, Кевин. Ты всегда считал, что у нас связь, — решительно поправила его Линда, — но я никогда не давала повода думать, что у нас с Дорианом что-то серьезное.

— Но ты никогда этого не отрицала, да и он тоже! — сердито воскликнул Кевин.

— Ты всегда с такой легкостью верил в самое худшее, а я… да что уж там, мне было проще, когда ты продолжал так думать.

Кевин прищурился.

— Почему?

Они стояли в противоположных концах комнаты, как два дуэлянта. Линда совсем не рассчитывала на такой поворот событий. Между ними и так накопилось достаточно противоречий, зачем же еще усугублять положение?

Она заставила себя продолжать.

— Скажи, Кевин, как ты себя чувствовал три года назад, когда я потеряла ребенка?

Он окаменел. Помолчав несколько секунд, он мрачно произнес севшим голосом:

— Линда, это давняя история.

Его волнение прибавило Линде храбрости.

— Это наша история, Кевин, и я хочу ее знать. Это важно для меня, ведь именно тогда начались наши проблемы. — Она тоже говорила с трудом.

Кевин тяжело вздохнул.

— Когда мы потеряли ребенка, я был раздавлен.

У Линды упало сердце: она так и думала. Значит, именно это было главной причиной перемен в их отношениях.

— Но не так, как если бы потерял тебя, — продолжал Кевин. — Конечно, это было очень больно и страшно. Я знаю, как сильно это на тебя повлияло, но пойми, во время беременности для мужчины ребенок не так реален, как для женщины. Когда он родится, другое дело, но пока он еще в утробе матери, пока мужчина не может взять его в руки, он не так остро ощущает с ним связь. Это был наш ребенок, и мы лишились его, еще не имея. Это было ужасно… — Кевин уронил голову на грудь. — Но если бы умерла ты… — Губы его дернулись и искривились в горькой усмешке. — А потом оказалось, что я все равно тебя потерял.

— Почему?

Линда затаила дыхание. Она чувствовала такое стеснение в груди, что просто не могла дышать.

Кевин устало вздохнул.

— Я это понял. Ведь ты не могла выносить мое общество. Всякий раз, когда я тебя навещал, твое состояние — и физическое и душевное — ухудшалось на глазах, так что врачи в конце концов решили, что для твоей же пользы мне лучше держаться от тебя подальше.

— И поэтому… — у Линды внезапно пересохло в горле, и стало трудно говорить, — поэтому ты переключился на Хильду Голд? — Его лицо угрожающе потемнело, и она поспешила добавить: — Кевин, я тебя не виню, мне просто нужно знать правду.

— Да будет тебе известно, я никогда не «переключался» на Хильду Голд, и не знаю, с чего ты это взяла! Да, мы пели вместе, но и только.

Линда облизала пересохшие губы.

— Я с ней говорила. Она сказала… сказала, что вы…

— Ну, что она сказала? — торопил Кевин. Но потом, взяв себя в руки, добавил уже спокойнее: — Когда ты с ней говорила?

— На следующее утро после того… когда ты не вернулся домой ночевать после концерта. Тогда еще была сильная метель, дороги замело. Я… — онемевшие губы плохо ее слушались. Линде пришлось замолчать и сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем она наконец смогла договорить. — Я позвонила в отель, где ты остановился. Меня соединили с твоим номером. Трубку сняла Хильда. — Линда замолчала и подняла на него полные слез глаза.

Он казался озадаченным.

— Хильда подошла к телефону? Но…

— Она сказала, что ей очень жаль, но такое случается сплошь и рядом, когда постоянно работаешь с кем-то в тесном контакте. — Линда всхлипнула и почти шепотом призналась: — У меня возникло такое ощущение, будто наступил конец света.