Ну, Юлька – понятное дело. Явилась едва ли не раньше ее самой, с большой сумкой, из которой немедленно принялась доставать какие-то листки, книжки и ноты. Значит, готовилась, молодец. Волнуется, вон щеки горят, а сама бледная. Ничего, справится, она, Тарасова, редко ошибается в людях. Вот, кстати, и насчет Витьки Удальцова она всегда что-то подобное предвидела. Молчала, конечно, но знала: выпадет ему шанс – и он пойдет по головам. Юля не такая. Ладно, поживем – увидим…

Про Королевых тоже все понятно. Уж Марианна всегда все узнает первой. И, как всегда, держится королевой. Тарасова хмыкнула, вспомнив, что ее девичья фамилия подходила ей куда меньше. Когда Марианна Червякова вышла замуж за только что приехавшего в Надеждинск выпускника юридического института, тощего очкарика и зазнайку Олежку Королева, все просто встало на свои места. Олежка с тех пор потолстел и стал невероятно важным – он теперь большой человек во всех отношениях. Сашка у них – красавица невероятная, только какая-то… Тарасова покрутила головой, подбирая точное определение. Нечеткая, будто портрет размытыми красками нарисован. И касается это не внешности, а характера. Но если Александра пошла в мать с отцом, то она еще себя покажет, непременно покажет, тогда только держись. А Петька – славный парень, жаль только, что зацепился за театр. Не место ему тут. Прилип к Татьяне, как муха к варенью. Ну да ничего, учится, растет… глядишь, и перебесится. Интересно, кстати, а Татьяна придет? Или ее наши дела уже не касаются? Должна прийти, заявления-то она не подавала…

Тарасова вскочила и пошла навстречу двум старикам, которые показались в дверях. Невысокая полноватая женщина с собранными в узел седыми волосами бережно поддерживала своего спутника под локоть, потому что он ступал нетвердо и тяжело опирался на трость. Но делала она это так, восхитилась Тарасова, будто сама опиралась на его руку.

– Антонина Ивановна, Василий Ильич, вы, как всегда, в первых рядах!

– А как же? Старая гвардия никогда не подводит! – отрапортовал Василий Ильич. – Светочка, детка, ты, как всегда, ослепительна!

– Василий! – с напускной строгостью проговорила Антонина Ивановна. – Только из дома – и сразу девчонкам глазки строить?! Я этого не потерплю!

Довольный собой, Василий Ильич чмокнул Светлану в щеку и бодро направился к первому ряду, постукивая палочкой.

– Тонечка Ивановна, как он? – шепотом спросила Тарасова.

– Да ничего, держится, – тоже шепотом ответила Антонина Ивановна. – Летом в жару тяжело было, а сейчас терпимо. А как стали про начало сезона говорить, и вовсе раздухарился. Орел! – она с улыбкой оглянулась на мужа, который теперь отпускал комплименты Юле.

– А вы про наши новости знаете? – заторопилась Тарасова. – Про Витю?

– Нет, а что? – безмятежно поинтересовалась Антонина Ивановна.

Тарасова, чертыхнувшись про себя, быстро зашептала ей на ухо.

– …и скажите дяде Васе, что мы уже все придумали, ничего страшного, пусть не волнуется, – торопливо закончила она.

Антонина Ивановна, с лица которой сползла улыбка, поспешила к мужу. Василий Ильич, проработавший в театре всю свою жизнь, слишком близко к сердцу принимал все, что происходило с коллективом. А сердце уже могло не выдержать.

– А что вы придумали? Очередной заговор? Опять интриги? – протянула, подходя к Тарасовой, пожилая актриса, крашеная худощавая брюнетка, как всегда, одетая в черное.

Галина Константиновна Долинина была ровесницей Антонины Ивановны, но амплуа у них были совершенно разными: Антонина играла деревенских старух и городских бабусек, а Долинина – дам, аристократок. Именно поэтому, кстати, она уже давно не признавала никаких других цветов в одежде, кроме благородного, элегантного и беспроигрышного черного, и волосы красила в оттенок воронова крыла. Поскольку такое «разделение труда» существовало всегда, особых конфликтов между актрисами не было, хотя Долинина, надо признать, была огромной мастерицей устраивать всевозможные склоки и разборки. В атмосфере скандала она чувствовала себя как рыба в воде, поэтому с ней старались не связываться. Она была уверена в своем непререкаемом авторитете и всегда оставляла за собой последнее слово.

– Да какие интриги, Галя! Лучше Вити нам уже ничего не придумать. Разгребать только потихоньку… – отмахнулась Тарасова, внимательно наблюдая за реакцией Долининой.

– Да? А что придумал Витя? – пренебрежительно протянула она, поправляя шарфик.

– И ты не в курсе? – Тарасова поспешно погасила в голосе неуместное злорадство. – Уехал Витя. В град-столицу. Насовсем. И мужиков увез. Так что сама понимаешь, какие дела…

Оставив Долинину с открытым ртом обдумывать услышанное, Тарасова поспешно отошла, будто по неотложным делам. Злорадство ее объяснялось тем, что Долинина, всегда считавшая себя примадонной, в последнее время перегибала палку, а Витя ничего не мог ей противопоставить, опасаясь мгновенно вскипающей ссоры. Теперь-то понятно, что в последнее время он просто плевал на все с высокой башни, не желая тратить силы на наведение порядка в коллективе. Но Долинина приписывала свои победы совсем другим причинам, и Светлане было приятно ее разочарование. К тому же высокомерие, с которым старая актриса относилась к большинству коллег, на этот раз вышло ей боком: весь город в курсе, а она, примадонна, узнает новости последней.

– Девочки! Привет!

К Тарасовой подошли Оля Бодрук, Ира Лаврова и Лара Сергеева. «Девочкам» было кому под сорок, а кому и за… но понятно, что в театре все девочки, тем более если знакомы сто лет и проводят вместе полжизни.

– Ой, Светлана Николаевна, что делать будем? – вместо приветствия всплеснула руками Лариса. – Что же с театром будет?! Я, как узнала, без снотворного не сплю…

– Нового пришлют. Была бы шея, ярмо найдется, – спокойно возразила ей Ольга. – Света, я пироги принесла, можно у тебя в кабинете положу?

– Ольга, я всегда поражаюсь, и не лень тебе пироги печь, да еще не в дом, а на такую ораву? – засмеялась Ира. – Мне пельмени покупные варить и то бывает в облом.

– Вот потому от тебя два мужа и сбежали. Кормила бы – не сбежали бы. На, держи лучше, поможешь, чем болтать, – парировала Ольга и сунула Ирине в руки укутанный в полотенца поднос. Из необъятной сумки она принялась доставать какие-то банки.

– Они не поэтому сбежали, – засмеялась Ирка. – Объяснить тебе почему, ты не поверишь. Зато у меня третий муж, новенький, а ты все со старым живешь, а это, учитывая амортизацию…

– Девчонки, хорош трепаться, давайте начинать! Света, давай уже начнем! – Королева сказала это негромко, но ее звучный голос был слышен во всех уголках зрительного зала. – Если вам время девать некуда, то у меня его в обрез.

– Правильно! – поддержала ее Лара. – Пришли делом заниматься, так давайте уже заниматься. А то Ольгин пирог остынет.

– Ой-ой-ой, какие мы правильные, – проворчала Ирка, но вполголоса, острого языка Марианны она побаивалась.

– Так, Юра здесь, значит, все в сборе, – оглядев зал, подвела итог Тарасова. – Давайте начинать. Раньше сядем – раньше выйдем… у кого не пожизненное.

– Шутки у тебя, Света! – прокомментировал до сих пор молчавший Юра Батраков.

– В каждой шутке есть доля шутки, – сообщила ему в ответ Долинина, изящным жестом укладывая вокруг себя складки длинной черной юбки.

– Тани нет, – звонким голосом сказал Петя. – Таня придет?

Марианна Сергеевна громко фыркнула, что в переводе должно было означать: невелика птица, можно и без нее обойтись. Все остальные промолчали. В наступившей тишине только Юля шуршала своими бумажками, не обращая внимания на происходящее.

– Да… Я думаю, она подойдет… позднее. – Светлана Николаевна поднялась на сцену и оглядела собравшихся. – Ну, что ж… Вас сегодня мало, одиннадцать человек. И я вот перед вами одна, хотя обычно мы вдвоем с режиссером. Вы все, я думаю, уже в курсе. Этот сезон мы открываем без главного режиссера. И главное, что еще печальнее, – без Максима, Саши, Вани и Олега. Такие вот дела.