– Ловлю на слове! Вот я соберусь… я подумаю, что собралась, и…

– Не-ет, не передергивай. Надо, чтобы и он тоже собрался на тебе жениться. А то ты, хитрованка, выйдешь на улицу, увидишь кого-то и скажешь себе: соберусь-ка я выйти за вон того, в шляпе… – Зинаида Сергеевна захихикала.

– Ну и что такого случится с подарком, если я посмотрю? – спросила Ульяна, и в голосе ее прозвучали просительные нотки.

– Ничего с подарком не будет, – ответила Зинаида Сергеевна, пристально глядя на раскрасневшееся лицо девушки. – С тобой будет.

– Я не понимаю.

– И не надо, пока не надо. Так я получу от тебя то, что хочу? – с нетерпением в голосе повторила она, не сводя глаз с девушки. Зинаида Сергеевна понимала – у Ульяны сильный характер и уж если она что-то пообещает, то можно не сомневаться – не нарушит ни за что. – Вещь стоящая, дорогуша, не прогадаешь, – подзуживала ее тетка, хитро щурясь. – Всю жизнь будешь меня вспоминать.

Ульяна рассмеялась, смех получился хриплым, она явно волновалась. Внезапно она почувствовала себя похожей на ту собачку, которая нарисована на фантике от конфет «Ну-ка, отними».

– Сама понимаешь, дряни я никогда в жизни при себе не держала, – продолжала ее тетка. Она повертела свой подарок перед носом Ульяны. Солнечный луч уцепился за золотой ключик, и он сверкнул так ярко, что Ульяна зажмурилась, спасаясь от настырного солнечного зайчика.

– Ну, что-о там, а? – просительным тоном произнесла Ульяна, пытаясь прибегнуть к давней детской манере, напомнить тетке прежние времена, когда она на лето приезжала к ним в заказник. – Бриллианты? Те, в которых вы сиживали в царской ложе в оперном театре?

– Нет, милочка. – Зинаида Сергеевна расплылась в самодовольной улыбке. – Бриллианты я уже продала. – Она свела на переносице слегка подчерненные брови. – Мне ведь надо было прилично дожить до сего дня после смерти моего мужа, Ксаныча.

– А на что вы собираетесь жить дальше? – нагло поинтересовалась Ульяна.

– Дорогая, ты помнишь, в каком году я родилась?

– Не важно, в каком вы родились. Я вижу, какая вы сейчас.

– Благодарю, надеюсь, это комплимент. – Она улыбнулась, очень молодо. – Судя по всему, ты не лукавишь. – Она шумно втянула воздух. – Ты просто не умеешь этого делать. Впрочем, жаль, – неожиданно добавила она. – Но это не важно. Я, знаешь ли, меняю свою жизнь, как теперь говорят, круто. – Она вскинула подбородок. – Я давно для себя решила провести последние годы жизни в раю, то есть оказаться там не после жизни, а еще при ней. – Ульяна вытаращила глаза. – Ульяна, не напрягайся. – Тетка улыбнулась. – У каждого – свое представление о рае. Для меня он похож на… Австралию. Там, где кенгуру, и коала, и страусы. Знаешь, на них можно кататься. – Тетка засмеялась, смех у нее был звонкий, как у молоденькой девушки.

– Вы…

– Я уезжаю не одна, а с человеком, который нашел меня снова…

Ульяна открыла рот и не могла его закрыть.

– Ну да?

– Да. Но он поставил мне условие: он хочет, чтобы остаток жизни мы провели бы с ним только вдвоем. Чтобы ничто в мире больше не стояло между нами и никто, как это было всю жизнь… – Она вздохнула, ее глаза сощурились, словно она всматривалась в то, что на самом деле стояло между ними до сих пор. – Моя первая любовь, детка. – Больше я ничего не могу тебе рассказать, он не разрешает.

– Вы такая послушная? – скептически скривив губы, спросила Ульяна.

– Женщина иногда разрешает себе меняться. Если мужчина просит, а она считает его достойным такой просьбы. Итак, считай, что меня больше нет на этой земле, я уже в раю. Навсегда.

– Но… когда люди расстаются друг с другом в полном здравии, они просто не могут представить себе друг друга в ином состоянии. – Ульяна пожала плечами. – А знаете, мне это нравится. Он… кто? Поляк?

– Не пытайся узнать то, чего все равно никогда не узнаешь.

– Понятно. – Ульяна не с потолка задала свой вопрос. Несколько родов, к одному из которых принадлежала Зинаида Сергеевна, переехали из Польши в Россию, на пустующие земли нынешней Белоруссии. На той земле они сделали не одно состояние, но со временем и по обстоятельствам жизни род, к которому принадлежала Зинаида Сергеевна, мельчал, а в начале прошлого века вообще рассеялся. Его осколки долетели до Сибири. А кто-то из польских переселенцев мог добраться и до Австралии.

– Могу лишь сказать, что и там я не расстанусь с принципами своей нынешней жизни на три «б», – заметила Зинаида Сергеевна.

– А… что за принципы? – Ульяна свела брови, силясь догадаться.

– Базар, баня, бассейн. Ульяна расхохоталась.

– Ты согласна, что это общечеловеческие ценности?

– Может быть, я бы и согласилась, но мне их никак не воплотить. Только один могу – баня.

– Но знаешь, к этим принципам можно отнестись не так буквально, как ты это делаешь. – Зинаида Сергеевна села в кресло напротив Ульяны, положила шкатулку к себе на колени и как человек, давно освоивший язык жестов, развела руками, обратив открытые ладони к собеседнице, тем самым подтверждая свою открытость и искренность слов. – Базар. Только зная, что и почем на базаре, ты можешь судить о реальной жизни. Баня. Как ты понимаешь, можно мыться в ванне, но, чтобы с тебя сошло семь потов, без парилки не обойтись. Бассейн. Вода – наша с тобой среда, дорогой мой скорпиончик.

– Но у нас с вами разная вода, – уверенным тоном заявила Ульяна. – Вы, конечно, тоже знак воды. Рак. Но ваша вода уже в виде пара. А моя вода – в виде льда.

– Да, ты можешь заморозиться на время и потом разморозиться. На это я и рассчитываю, вручая тебе свой подарок. – Она постучала костяшками согнутых пальцев по крышке коробки.

Ульяна засмеялась и потрясла головой.

– Понятно. А… ваш…

– Не задавай лишних вопросов, – напомнила ей Зинаида Сергеевна. – Надеюсь, ты поняла, что для полноты жизни необходимы все три «б»?

– Поняла. Буду стараться.

– Итак, ты даешь мне слово, а я тебе – шкатулку.

– Даю. Я даю свое слово, – совершенно серьезно сказала Ульяна.

Зинаида Сергеевна встала и торжественно подала коробку, сверху положила ключик.

– Не знаю, благодарить вас или…

– Конечно, благодарить. Ты ведь воспитанная девочка. – Зинаида Сергеевна наклонилась к Ульяне и поцеловала в щеку. – Ну, вот и попрощались.

Ульяна поцеловала в ответ напудренную щеку. Пудра пахла по-старинному, а она думала, что «Лебяжий пух» уже навсегда отлетел в прошлое.

За окном гудел ветер, он бросал в окна пригоршни дождя. Но вой ветра и стук капель веселили душу. Казалось, эти звуки подгоняют сердце, оно бежит быстрее, разгоняя кровь по всему телу. Ульяна отпила из большой кружки глоток кофе и горящими от напряжения глазами снова уставилась на экран компьютера. Нажала несколько клавиш, серый экран мигнул, и на мягких лапах вышла из ниоткуда ее любимая хранительница экрана – львица. Ульяна всегда любовалась ею и, не отдавая себе отчета, всякий раз хотела найти сходство с собой. «Тоже, царица тайги», – фыркнула она, осуждая себя за чрезмерную наглость.

Она нажала кнопку на панели монитора, экран погас. В тишине ночного дома застенный рев ветра стал слышнее, и, оставшись наедине с собой, ушедшая из виртуального мира Ульяна ощутила непонятную тревогу. Как будто этот ветер нес с собой не только весну, прихода которой она всегда страстно ждала, хотя пора бы и привыкнуть – уже тридцатая весна. Но эти порывы, казалось, хотели ее по-особому раззадорить, разозлить, сдернуть привычный панцирь неколебимой уверенности в том, будто все в ее жизни идет так, как надо. Как она хочет. А этот дождь, с его крупными каплями, так угрожающе похожими на крупные слезы, которые очень редко, но все же срывались с ее ресниц, – не предвестник ли он ее слез?

Она повела плечами, отодвигая пришедшие в голову мысли, и резко встала с рабочего кресла. Словно обиженное на нелюбезное обращение, кресло несколько раз крутанулось и замерло.