— Старший следователь говорил, что сравнивать с этой ДНК придется почти двести образцов.

— А! — Уилсон улыбнулся, и борода его встопорщилась. — Это потребует больше времени. И потом, мы пока не знаем: возможно, это рвотные массы убитого.

Два ассистента в белом, в больших желтых резиновых перчатках, вкатили тележку с телом из холодильной комнаты напротив и перенесли труп на стол для вскрытий. Ангел Макритчи был крупным мужчиной — крупнее, чем Фин его помнил, и фунтов на пятьдесят тяжелее; он мог бы украсить собой любую драку за мяч в регби. Густые черные волосы, которые он унаследовал от отца, стали редкими и почти полностью поседели. Бледная кожа покойника казалась восковой. Когда-то насмешливые губы и крепкие кулаки выглядели обескровленными, безжизненными. Они больше никому не могли причинить эмоциональной и физической боли, на которую были так щедры в школьные годы.

Фин глядел на покойного, стараясь оставаться бесстрастным, но даже в смерти Ангел заставлял его сжиматься и чувствовать тошноту от страха. Взгляд полицейского блуждал по чудовищном разрезу на животе Макритчи. Вздувшиеся, розово-коричневые петли тонкой кишки вывалились сквозь дыру в брюшной стенке. Их удерживала полоска жира, которая называлась «брыжейка» — это Фин помнил по вскрытию в Эдинбурге. В разрезе смутно виднелись контуры толстой кишки. Бедра убитого покрывала засохшая кровь и телесные жидкости. Маленький вялый пенис напоминал сушеную фигу. Фин обернулся и увидел: инспектор Ганн стоял у дальней стены, почти прижавшись к окну. Он был очень бледен.

Профессор Уилсон взял кровь из бедренных вен, а затем — пробу стекловидного тела глаз. Фину всегда было трудно смотреть, как игла входит в глазное яблоко. Глаза казались ему особенно уязвимыми.

Еле слышно бормоча в маленький диктофон, профессор осмотрел сначала ступни трупа, затем — ноги, отметив красно-фиолетовые синяки на коленях, и перешел к разрезу на животе.

— Хмм! Рана начинается в левой верхней части живота, заканчивается в нижней правой, а потом почти исчезает, превращаясь в царапину.

— Это важно? — спросил Фин.

Профессор выпрямился.

— Это означает, что лезвие, которым нанесли рану, прошло через живот справа налево, если смотреть глазами убийцы.

Инспектор внезапно понял.

— В Эдинбурге рана шла слева направо. Значит, первый убийца — правша, второй — левша?

— Этого мы определить не можем, Фин. Уж ты-то должен это знать! Можно по-разному ударить одной рукой. Ясно только, что раны разные, — Уилсон провел пальцем в латексной перчатке по верхнему краю раны, где кожа высохла и потемнела. — Тот убийца в Эдинбурге нанес более глубокую рану — брыжейка отделилась от забрюшинного пространства. Ты помнишь, тогда у жертвы между ног петлями висело фута три тонкой кишки. Петли были частично разрезаны и опорожнены. — Фин вспомнил, как пахло на месте преступления, как залитый кровью асфальт пятнали бледно-зеленые и желтые полосы. На вскрытии опорожненная тонкая кишка была темно-золотого цвета, а не розовая, как у Ангела. — Так, тут немного вылез сальник, тут поперечно-ободочная кишка… — Профессор тщательно измерил рану. — Двадцать пять с половиной сантиметров. По-моему, короче, чем в Эдинбурге, но это надо будет проверить. Да, и жертва гораздо толще — у убийцы была отличная мишень.

Затем Уилсон подверг внешнему осмотру ладони и руки трупа, отметив синяки на локтях. В руки, покрытые старыми шрамами, въелась нефть; патологоанатом соскреб немного черной субстанции из-под обкусанных ногтей.

— Любопытно! Непохоже, чтобы убитый пытался отразить нападение. Никаких следов борьбы: ни травм, ни кожи под ногтями…

Внимательное изучение грудной клетки также показало отсутствие травм. Однако на шее обнаружились синяки, такие же красно-фиолетовые, как на коленях и локтях. Ряд из четырех круглых синяков на левой стороне шеи, два из четырех — диаметром в полдюйма, и одна овальная отметина покрупнее справа.

— Такие следы могли оставить пальцы. Как видите, им соответствуют ссадины в форме полумесяцев — их оставили ногти убийцы. На вогнутой стороне собрались частички кожи, — профессор взглянул на Фина. — Любопытно, как мало нужно сил, чтобы задушить человека. Не надо прерывать дыхание, достаточно прекратить отток крови от головы. Чтобы перекрыть отводящие яремные вены, хватит всего четырех с половиной фунтов давления. А вот сонные артерии, которые несут кровь к голове, требуют уже около одиннадцати фунтов. Перекрыть позвоночные артерии — шестьдесят шесть фунтов, трахею — тридцать три. В этом случае на лице будут видны точечные кровоизлияния, — он поднял веки трупа. Чуть ниже на правом виске виднелся большой фиолетовый синяк. — Да, и вот здесь, на конъюнктиве. Это позволяет предположить, что смерть наступила в результате прекращения оттока крови.

Уилсон вернулся к шее.

— Здесь тоже нет указаний на то, что наш ангел боролся с убийцей. Если человек защищается, он может поцарапать собственную шею, пытаясь оторвать от нее руку убийцы, вот один из источников кожи под ногтями. А так характер травмы шеи, ее цвет говорят о том, что покойный почти наверняка был мертв, когда его повесили, — он перешел к скамье, на которой разложил фотографии. — А если посмотреть на лужу крови на полу и соотнести ее с тем, как кровь и жидкости стекали по телу, придется заключить, что Ангела выпотрошили, подвесив к балке, когда он был уже мертв. При нанесении раны кровь не находилась под давлением, иначе на полу были бы характерные брызги. Она просто вытекла из тела через разрез.

Ганн спросил:

— Значит, его задушили, потом мертвого подвесили к стропилам и выпотрошили?

— Пока я ничего не могу сказать! — терпением профессор не отличался. — Я просто думаю вслух. Господи, мы только начали это чертово вскрытие!

Ассистенты аккуратно перевернули тело, и жировые складки вокруг диафрагмы растеклись по холодной стали. Толстые дряблые ягодицы, все в ямочках, были сплошь покрыты кудрявыми черными волосами. Такие же росли вокруг шеи и плеч. Никаких повреждений, кроме как на шее, не было.

— Ну вот… — профессор в разочаровании покачал головой. — А я почти надеялся найти у него под лопатками крылья.

Он перешел к голове трупа и начал внимательно осматривать кожу, разделяя волосы, как будто искал вшей.

— Надеетесь вместо крыльев найти рога? — спросил Фин.

— А если найду, ты удивишься?

— Нет.

— Ага! — на этот раз Уилсон нашел нечто, что его не разочаровало. Он взял скальпель, очистил от волос участок кожи на затылке и показал красно-фиолетовое пятно размером с грецкий орех и овальную вмятину, которая пружинила под пальцами. Кожа на этом месте была повреждена, вокруг засохла кровь. — Ему размозжили череп!

— Кто-то ударил его сзади, — заметил Фин.

— Очень похоже. Синяки на коленях, локтях и лбу — от довольно жесткого падения. Судя по форме вмятины на черепе, били металлической трубой, бейсбольной битой — чем-то таким. Станет понятнее, когда вскроем череп.

Тело перевернули лицом вверх, голову уложили на металлический блок особой формы, и профессор Уилсон начал слой за слоем исследовать тело Ангела. Он сделал У-образный разрез — от плеч до грудины, затем вниз по центру груди и живота до лобка, чтобы можно было обнажить грудную клетку. Разрезал ребра специальными ножницами, потом вытащил грудину и обе половинки щита, который появился у человека в ходе эволюции для защиты уязвимых внутренних органов. Эти органы — сердце, легкие, печень, почки — по очереди удалялись из тела и взвешивались в другом конце комнаты. Все измерения записывались мелом на доске, а затем из органов брали образцы ткани на исследование.

Для человека своего возраста и веса Ангел был в среднем состоянии. Легкие потемнели от многих лет курения, просвет артерий сузился, но они пока еще пропускали кровь. Печень несла на себе следы злоупотребления алкоголем: ее бледный серо-коричневый цвет и узловатая структура говорили о начинающемся циррозе. Чтобы добраться до почек, профессору пришлось прорезать внушительный слой забрюшинного жира.