— Черт его дери, этого Граннара Петурссона, — пробормотал он.

Доктор раздражал его своим высокомерием и невежеством. Хуже того — полным непрофессионализмом. По мнению Гаути, его нельзя было и близко подпускать к анатомическому театру. Он проявлял абсолютную небрежность в работе, но это еще куда ни шло. Случались моменты, когда Гаути указывал ему на очевидные ошибки, которые не сделал бы и полный дилетант. Мало что могло разозлить Граннара больше, чем замечания Гаути. Тот, казалось, наслаждался, шокируя его. Он словно нарочно взвинчивал Граннара и упивался его раздражением.

Дверь открылась, и в анатомический театр вальяжной походкой вошел патологоанатом. За ним робко ступал студент-медик, которого Гаути сразу узнал, поскольку встречал на занятиях. Имени его он, правда, не помнил. В последние недели три он чуть не ежедневно слонялся возле анатомического театра, но при вскрытии ни разу не присутствовал.

— Доброе утро, — прогремел Граннар и помахал рукой ассистенту. — Познакомьтесь: Сигургейр, пятикурсник. Я разрешил ему посмотреть на нашу работу. Не каждый день попадается такой прекрасный трупик.

Гаути кивнул возбужденно улыбавшемуся студенту и сдернул покрывало с лежавшего на столе женского тела. Молодой человек едва сдержал накатившую тошноту. Не замечая ничего вокруг, Граннар низко наклонился над головой женщины, едва не коснувшись мертвой плоти, и немного постоял, разглядывая ее. Затем он выпрямился, вытащил из кармана диктофон и принялся наговаривать:

— На столе — труп неопознанной женщины. Обнаружен на берегу в Снайфелльснесе. Черты лица не подлежат идентификации в результате травм и последовавших за смертью многочисленных повреждений, оставленных животными…

— Папа со мной не играет. Он спать ушел. И Гульфи тоже спит. Я к тебе хочу.

Тора потерла глаза, прогоняя сон, и поднялась. Мобильник со стола она схватила, еще не проснувшись, и услышала голос дочери. Мелькнуло и сразу же вылетело из головы, испарилось в процессе разговора, неясное воспоминание об увиденном сне — привидения и плачущие младенцы.

— Привет, Солей. Ты уже встала? — Тора бросила взгляд на часы: было без нескольких минут восемь. — Зачем? Еще рано. К тому же сегодня суббота. Папе и Гульфи нужно хорошенько выспаться, набраться сил. Ведь они весь день будут играть с тобой.

— Да ну их! — В тоненьком голоске звучал упрек. — Мне не нравится, как они играют. Я к тебе хочу, мне с тобой интереснее. — Связь была неважной, голос Солей сильно резонировал, словно она находилась на дне большой бочки.

«Радуйся жизни, пока есть возможность», — подумала Тора, зная по опыту воспитания Гульфи, как непродолжительно обожание родителей и желание побыть с ними рядом. Солей скоро исполнится семь, и останется всего несколько лет, в продолжении которых Тора еще будет играть в ее жизни главную роль.

— Я завтра вернусь домой, и мы с тобой повеселимся. Хочешь, привезу тебе морских камушков?

— Ах, так ты на море? И пляж там есть? Я так хочу побегать по песочку.

Тора мысленно отругала себя за неосмотрительность. Хотя они жили недалеко от побережья, ей и в голову не приходило съездить туда с дочкой. Она искренне считала, что девочке пляж неинтересен.

— Дорогая, выходные тебе нужно проводить с папой. Сюда мы приедем потом, чуть позже.

— А дом на колесах возьмем? — обрадовалась Солей.

От одного упоминания о нем Тора едва не застонала.

— Посмотрим. Может быть, возьмем.

Тора не любила волочь за собой дом на колесах. Во-первых, он болтался из стороны в сторону, а во-вторых, она так и не научилась парковаться с ним задним ходом.

— Включи телевизор, детские программы уже начались. Папа и Гульфи скоро встанут. Хорошо?

— Хорошо, — недовольно согласилась девочка. — Пока.

— Пока, дорогая. Я очень скучаю по тебе, — ответила Тора и дала отбой. Несколько минут она бессмысленно рассматривала телефон, размышляя, почему все обернулось именно таким образом. Брак ее разрушился за очень короткое время, и она так и не разобралась в причине. Одиннадцать лет супружеской жизни прошли вполне терпимо, потом все полетело под откос, а спустя полтора года они с Ханнесом развелись. Совесть ее мучила только отчасти, да и то лишь потому, что детям приходилось курсировать между двумя домами. Но тут уж Тора ничего не могла поделать — таков закон. О возвращении к прежней жизни не могло быть и речи, она бы не сошлась с Ханнесом вторично, даже если бы тот стал чемпионом мира по езде с домом на колесах задним ходом. Тора поднялась, прогоняя гнетущие мысли. Спустя четверть часа она уже надевала джинсы, кроссовки и ветровку с капюшоном, готовясь к походу в пыльный подвал. Оглядев себя в зеркало, она отметила, что для создания законченного образа утреннего грабителя не хватает тонкой вязаной шапочки.

В столовой гостей уже ждал обильный завтрак. Тора по утрам много не ела, но тут еда пахла так вкусно и смотрелась так аппетитно, что не удержалась. Взяла большую тарелку, положила на нее омлет и немного фруктов для поддержания свежести кожи, однако, сев за стол, сразу же забыла о правильном питании. Половина мест были уже заняты. Тора очень хотела бы знать — что за публика останавливается в отеле? Постояльцы выглядели солидно, производили впечатление людей далеко не бедных, хотя и малость зацикленных на нью-эйдже. Ничего особенного в их внешности Тора не обнаружила. Обычные лица всех возрастов. Были среди постояльцев и иностранцы, но преобладали исландцы.

За ближайшими тремя столами сидели такие же одиночки, как и она: двое мужчин, один — пожилой, другой — молодой, и женщина средних лет. Тора определила в них исландцев. Необъяснимое чутье подсказало ей, что мужчина постарше ощущает явный дискомфорт.

«Наверное, бухгалтер или адвокат», — предположила она. Женщине, казалось, в столовой так же неуютно. Она держалась прямо, неотрывно глядя на стоявшие перед ней чашку кофе и нетронутую тарелку с едой. Она являла собой воплощенное несчастье, и Тора невольно ей посочувствовала. Мужчина помоложе, напротив, отлично вписывался в окружающую обстановку. Тора позволила себе рассмотреть его повнимательнее, и не только потому, что был он исключительно привлекателен — черноволосый, загорелый, мускулистый, явный поклонник фитнеса или стероидов. Тора невольно усмехнулась, но, заметив, что мужчина тоже смотрит на нее и улыбается в ответ, быстро отвернулась. Чашка в ее руке дрогнула, и на стол вылилось немного кофе. Тора засуетилась и неловко поднялась. Мужчина торопливо последовал ее примеру.

Одна нога его была перевязана. Он снял висевшую на спинке стула трость и, постукивая ею по полу, направился к Торе.

— Вы исландка?

Повернувшись, Тора увидела, что и вблизи мужчина столь же привлекателен.

— Я? — растерялась она, смущенная своим грабительским облачением. — Да, исландка. А вы? — Она постаралась скрыть неловкость.

— Нет, я китаец, — ответил он, не переставая улыбаться. — Но большой исландофил. Зовут меня Тейтур. — Он протянул ей руку. Она пожала ее и представилась:

— Тора.

— Вероятно, вы только что приехали, — произнес он, глядя ей прямо в глаза. — Иначе бы я вас давно заметил.

«Ну, начинается», — подумала Тора, но отнеслась к дежурной прелюдии спокойно.

— Нет, я приехала вчера. А вы? Давно здесь?

Мужчина снова сверкнул жемчужной улыбкой.

— Давно. Уже неделю.

Из всех возможных вопросов Тора задала самые глупые:

— Ну и как впечатления? Нравится вам тут?

Как правило, общаясь с представителями противоположного пола, вызывавшими у нее хотя бы малейшую симпатию, Тора чувствовала себя крайне неуверенно.

Брови незнакомца взметнулись, лицо радостно озарилось.

— О да! Здесь замечательно. Я одновременно и лечусь, и отдыхаю, и вполне научился совмещать приятное с полезным. Если бы не это, — опершись на трость, он приподнял перевязанную ногу, — все было бы просто отлично.

— А что с вами случилось? — сочувственно поинтересовалась Тора.