– Ладно, – сказала она мужу. – Я позвоню Тимуру, по-моему, с Ликой что-то неладное делается… Хотя тебе все равно, конечно.
– Я виноват… – повторил он снова очень тихо. – Мне вовсе не все равно, просто чувствовал я себя ужасно. Иру жалко, поверь мне. Я ведь ее хорошо помню.
– Да, ее жалко, а еще жальче ребенка. – Катя сглотнула неизвестно откуда взявшийся комок в горле. – Хотя что, ты его не видел, мальчику всего три года, понимаешь? Матушка у Иры вроде особа стервозная, хотя и убита несчастьем. Но можно понять, что за человек. Понимаешь, ребенок ведь останется у нее на шее, а она и так считает, что он родился зря.
– Зря?
– Ни от кого, – пояснила Катя, хотя всю эту историю Игорь знал, как знали все знакомые Иры. – И она, мне кажется, собралась его вечно попрекать этим…
– Ужасно, – тихо сказал он, и она снова попросила его повторить, она не расслышала. Но он сказал, что это не важно, и повесил трубку.
Катя тут же набрала номер Лики. Отозвался мужчина.
– Тимур? – спросила она, поймав себя на том, что очень волнуется.
– Нет, кто его спрашивает? – тут же переспросили ее.
«Что за дела? – удивилась она. – Звоню Лике, но, чтобы поговорить с ней, мне нужно поговорить с ее мужем, а чтобы поговорить с ее мужем, мне нужно поговорить еще с кем-то и сказать, кто я такая…» Ответила она несколько раздраженно:
– Тимур звонил мне и просил позвонить ему. И я звоню. Он дома или мне позвонить позже?
– Вы – Екатерина Фомина?
– Как? – оторопела она.
Мужчина, говоривший с ней, назвал ее девичью фамилию, по мужу она была Булавина. «Чертовщина какая-то… – растерянно подумала она. – Что-то тут нечисто… И откуда он знает мою старую фамилию?» Но она тем не менее подтвердила, что да, она и есть Екатерина Фомина. Мужчина сказал:
– Передаю трубку.
И теперь с ней говорил Тимур. Голос звучал как-то странно: сдавленно и потерянно.
– Катя? Вы вчера были у нас…
– Ну да, была! – Она вконец рассердилась из-за этих недомолвок и непонятных расспросов. – И что из этого следует? Тимур, объясните мне! С кем я говорила?
– Со следователем.
– С кем?
– Здесь следователь, – повторил Тимур. – Лику вчера убили.
– Как?! Как?! – Кате казалось, что она кричит, но тут же она поняла, что не производит ни звука, – только открывает и закрывает рот. Крик не прорывался наружу, такого с ней еще не случалось. Ноги дрожали, и она подумала, что если бы стояла сейчас, то наверняка упала бы в обморок.
Тимур продолжал:
– Катя, вам надо приехать. С вами хотят поговорить. О ней.
– Да… Да… – Она наконец совладала со своим голосом и смогла несколько привести мысли в порядок. -
Я тоже хочу кое о чем поговорить со следователем. Вам известно, Тимур, что позавчера вечером убили Иру Ардашеву? Нашу подругу?
«Надо теперь говорить – мою подругу, – поправила она себя. – „Нас“ теперь не осталось. Есть только я, и это моих двух подруг убили одну за другой… Впрочем, есть еще Лена. Она знает обо всем этом?»
– Я приеду немедленно! – сказала она. – Сейчас же! Меня подождут?
– Да, это они просили меня позвонить вам. Я и сам хотел вчера вечером… Нашел телефон в ее старой записной книжке…
«И поэтому я оказалась Фоминой, – сообразила Катя. – На „Ф“, Лика когда-то записала меня на „Ф“. Все ясно».
– Я буду через час, если удастся, – сказала она и положила трубку. Димы в агентстве не было. Некому было выкрикнуть все, что она узнала. «Он бы отвез меня, он бы не отказал, – подумалось ей, когда она торопливо швыряла в сумку необходимые вещи – деньги, расческу, записную книжку. – Он бы довез меня, и мы бы во всем разобрались… Нет, ни в чем я не разберусь, кому, кому все это понадобилось? Еще и Лика! Лика…»
В квартиру Лики и ее мужа она попала только к двум часам. Одну электричку на Ярославском вокзале упустила, и пришлось ждать еще минут десять, пока придет другая. За это время она едва не сошла с ума – кружила по платформе, бралась за голову, проверяя, горячий лоб или нет. Ее сильно знобило, и ей казалось, что она заболела. Поезд до Мытищ шел, как ей показалось, целый час. Сквозь грязное стекло вагона она видела бегущие мимо трубы, бетонные платформы, зелень вдоль дороги и все время говорила себе: «Подожди, это еще не конец света, все разъяснится», а другой голос, принадлежавший неизвестно кому, отвечал: «Нет, уже никогда не разъяснится. Никогда не станет ясно, как можно убить двух женщин, двух матерей, оставить сиротами двух детей. Этого тебе никогда не понять». И уже когда она вышла из вагона, узнала этот голос. Это был голос ее отца.
Следователь оказался мужчиной лет тридцати пяти. Его лицо она не разглядывала, хотя всегда любила смотреть в лица людям, с которыми ей вот-вот придется общаться. Это была своеобразная лотерея – угадай, что это за человек, угадай и – как правило – ошибись. Но тут ей было не до лотерей. Кроме следователя, в квартире находился милиционер в форме – совсем молодой – и Тимур. Он был в спортивных штанах, в грязной белой майке с арабской надписью. Небрит, глаза красные, опухшие – слезы или бессонная ночь? Разгром казался еще более ужасающим, – видимо, в квартире что-то искали.
– Это я, – сказала Катя, – говорила с вами по телефону.
Она обращалась только к следователю. Он кивнул ей, представился и попросил пройти вместе с ним в ту самую комнату, где она вчера говорила с Ликой. Это было единственное место в доме, где можно было на что-то сесть. Ни Тимур, ни милиционер за ними не пошли.
Катя машинально опустилась в то самое кресло, где сидела вчера. Дрожь прошла, но ей все еще было очень холодно, хотя день выдался совсем жаркий. Тем не менее у нее на шее и на груди, открытой вырезом пиджака, выступила испарина, и ей подумалось, что следователь это видит и думает, что она очень волнуется.
– Я веду это дело, – сказал он. – С вами надо было поговорить уже насчет Ардашевой, но события развиваются слишком быстро. Мы будем говорить сразу о двух женщинах. Вы готовы?
– Я готова, – сказала Катя и сглотнула слюну. – Скажите, как это случилось? С Ликой, про Иру я уже знаю. Ее мать вчера…
– Да, она нам об этом сообщила, – сказал следователь. – Вы туда приезжали. Она вам рассказала, как погибла Ардашева?
– Да. Ее задушили в подъезде, – ответила Катя. – Не ограбили и не изнасиловали. Верно?
– Да. Но с Салаховой случай несколько иной.
– Ее не задушили?
– Задушили, и предположительно тем же самым платком. Характер удушения точно такой же, как в первом случае. Сходится очень многое – она не была ограблена, видимых причин для убийства никто не знает. Но ее изнасиловали.
– Как?… – растерянно спросила Катя. – Вы думаете, тот же самый убийца…
– Тот же почерк, – жестко сказал следователь. – С нее сняли одну часть туалета…
– Да, да… – Катя закивала. – Мне сказала мать Иры… Значит, это все же маньяк…
– Ну вот, вы и сами это поняли… Разрешите курить?
Он достал из кармана сигареты и предложил сперва Кате. Она отказалась и некоторое время смотрела на то, как он выпускает дым и щурится. Потом подала голос:
– Вы можете предположить, почему убийца выбрал именно их?
– А вы? – ответил он вопросом на вопрос. – Как вы сами думаете?
– Не могу понять. Они никому не сделали ничего дурного… Во всяком случае, за Лику я ручаюсь.
– Почему именно за нее? А за Ардашеву – нет?
– Потому что… – Катя мучительно искала нужные слова. – Потому что Ира Ардашева, знаете, была таким человеком…
– Каким?
– Довольно жестким, могла сказать как отбрить, могла напрямую заявить, что она о тебе думает… Не выбирала слов, когда волновалась и хотела высказаться. Конечно, это причина недостаточная, чтобы ее убить… Да и убил, видимо, какой-то маньяк, а среди ее знакомых такого… – Она осеклась, и следователь немедленно ее подбодрил:
– Продолжайте. Я не буду вам мешать. Говорите все, что хотите, все, что придет на ум. Почему вы остановились?
– Потому что я, в сущности, общалась с ней не много и ничего не знала о ее знакомых… – медленно сказала она. – И кроме того, как можно заподозрить маньяка в твоем знакомом? Конечно, пока он не набросит тебе платок на шею… Вы как думаете, это кто-то со стороны или все же кто-то из ее окружения?
