Ванесса, отодвигая от стола кресло, спросила:

— Можно, я сначала коротко переговорю с мужем?

— Конечно. Я подожду в вестибюле.

Выйдя из здания «Уэйкли», Ванесса подошла к росшему посреди бетонной площадки кедру и позвонила в Холланд-парк.

— Джон? Я поговорила с доктором и сейчас пойду к мальчику.

— Отлично. Что говорят врачи?

— Это довольно длинная история. Если коротко, они надеются, что Финн поправится. Однако…

— Отличная новость.

— Однако точно они пока ничего не знают, потому что все немного…

— Милая, ты не могла бы перезвонить попозже? Я жду важного звонка из Цюриха, от Даффи.

— Хорошо, Джон. До свидания.

«Штык» Боровски тоже прощался — с Олей, в их гостиничном номере люкс. Он сказал ей, что вернется не раньше 7.30, потому что после игры ему нужно будет провести самое малое два часа у физиотерапевтов — восполнить растраченные телом запасы жидкости, «утихомирить» его, размять. На обед к политику, с которым «Штык» познакомился, когда их команда включала на одной из улиц Лондона рождественскую иллюминацию, они отправятся в восемь.

— Выглядишь прекрасно, — сказал «Штык».

— Стараюсь, — ответила Оля, тряхнув черными волосами и тут же убрав их с лица. — Я покупаю новое платье, да?

«Штык» доехал в своей огорчительно маленькой немецкой машине до отеля, где собралась на ранний, богатый углеводами ланч вся команда. Мехмет Кундак подвел его к столу, на котором стояли тарелки, наполненные макаронами с ветчиной и сыром.

— Ты сегодня начинаешь, «Штык», — сказал он. — Играй хорошо.

Сегодня «Штыку» предстояло впервые открыть матч и впервые сыграть на своем поле. В два часа дня автобус команды въехал на стадион и остановился почти вплотную к главному зданию. Охранники выстроились в две шеренги, игроки пробежали сквозь этот строй к двери — всего два-три шага — и оказались внутри, где им уже не грозила ни ругань фанатов их нынешнего противника, ни метательные снаряды, которые те с собой прихватили.

«Штык» пересекал вестибюль, шагая бок о бок со вторым тренером команды Арчи Лоулером.

— Не туда, паренек, — сказал он, когда «Штык» повернул к раздевалке. — Там наши гости.

— Хороша, — сказал «Штык».

— Ага. А была дыра дырой. Тесная, и душей всего-навсего два. Но потом новый психолог клуба заявил, что такая раздевалка создает у наших гостей боевой настрой. Так что теперь в ней и отопление хорошее, и кондиционеры, и много чего. И в этом году мы проиграли на своем поле всего один раз.

Когда «Штык» вошел в раздевалку своей команды, у него просто-напросто отвисла челюсть. Начать с того, что в ней вполне можно было играть в крикет. В скрытых динамиках бухала запись русских «дэт-металлистов» из коллекции Дэнни Бектайва. В большом холодильнике оказалось множество самых разных напитков для спортсменов, а просторная душевая была буквально забита шампунями, лосьонами для тела и кондиционерами для волос того же бренда, что стояли в ванной его пятизвездного отеля. В его личном шкафчике — из ореха и ясеня, ручной работы — имелось, кроме полок, отделение для вешалок, гнездо для музыкального плеера и снабженная замком «шкатулка» для драгоценностей, и, если «Штыка» не обманывало обоняние, из решетки в задней стенке шкафчика тихо веял прошедший через кондиционер, пахнувший розами воздух. Снаружи на шкафчике висела новая, зеленая с белым, футболка, ее номер, 39, окружало вышитое имя «Штыка». В самом же шкафчике лежали три пары новых трусов и носков — каждая слегка отличалась от других по размеру. Макс, ведавший снаряжением команды, уже поставил в шкафчик любимые, снабженные алыми блесковиками бутсы «Штыка» и сумку, в которой лежали еще две пары таких же.

Старательно сохраняя скучающий вид, говоривший, что все это он уже видел в Кракове, «Штык» немного размялся, потом осмотрел шипы своих бутсов. И, дождавшись, когда другие игроки начнут переодеваться, облачился в эластичные трусы и хлопковую майку, а поверх них натянул клубную форму из синтетической ткани. Он играл уже за четвертый в его жизни профессиональный клуб, однако, натягивая через голову зеленую с белым футболку, ощутил трепет, вновь обративший его в мальчишку, и постарался не позволить своему лицу расплыться в ликующей улыбке. Когда игроки, надев теплые тренировочные костюмы, выбежали на поле для последней разминки, «Штык» понесся к своей штрафной и там несколько раз пробил по воротам — рослый белокурый вратарь Томас Гуннарссон надменно брал его мячи лапищами, которые казались из-за перчаток попросту великанскими.

В 2.40 все возвратились в раздевалку, куда пришел и Мехмет Кундак. Он вытащил из аудиосистемы плеер Дэнни Бектайва, отдал его хозяину.

— Запись мы смотрели вчера, — сказал Кундак. — Сейчас вы играете. Влад и «Штык», вы занимаете зоны, про которые я говорить. Не даете вратарю откатывать мяч тем двоим. Да? Я хочу, чтобы вы, Шон, Дэнни, били с ходу. Покажите им долбаную мать. О’кей? Есть вопросы? Вы побеждаете. Побеждаете, на хер. О’кей?

«Штыку» эта речь особенно техничной не показалась. Значение, которое Кундак придавал его и Влада игре в защите — им предстояло, действуя в тылу соперника, срывать попытки его игроков спокойно обмениваться мячом, — «Штыка» не удивляло. Об организации атак почти ничего сказано не было, однако это, по словам Арчи, объяснялось тем, что все команды клуба, начиная с юношеской, используют одни и те же основные приемы игры и потому, если какой-то игрок выбывает из строя, его всегда может заменить любой другой. Передачи были по большей части диагональными и производились из центра поля двумя низкорослыми английскими полузащитниками, Бектайвом и Миллсом.

В 2.50 все встали в кружок, положив руки друг другу на плечи, и капитан команды Гэвин Россал, кровожадный центральный защитник, произнес несколько воодушевляющих слов. Выстраиваясь в линию перед тем, как покинуть раздевалку, игроки один за другим отпихивали «Штыка» локтями, пока он не занял в их шеренге единственное, восьмое по порядку, место, которого остальные — по каким-то суеверным соображениям — избегали. Когда появилась команда противника, они уже стояли на багряном ковре вестибюля. Последовал обмен вялыми рукопожатиями, затем обе команды спустились по ступенькам в застекленный туннель, миновали его и, поднявшись по трем резиноасфальтовым ступеням, оказались в «технической зоне», оставаясь пока еще под землей. Поле, находившееся теперь точно на уровне глаз «Штыка», показалось ему ощутимо выпуклым и узким, однако, взбежав по последним трем ступеням и выскочив на траву, он понял, что стал жертвой оптической иллюзии. Чтобы успокоить нервы, «Штык», словно несомый колоссальной звуковой волной, стремительно полетел к штрафной площадке. Нужно будет напоминать себе, подумал он, что все нормально, что это не более чем игра с кожаным мячиком. И, трусцой подбежав к Владу, обнял его за плечи:

— Ты о’кей?

К большому облегчению «Штыка», Влад не послал его куда подальше, но хлопнул по спине — видать, и на него тоже подействовал громовый рев болельщиков.

Судья, маленький человечек с туго обтянутым рубашкой брюшком, дунул в свисток и взмахнул рукой; «Штык» погадал, как же это ему удастся поспевать за игроками на таких коротеньких ножках. Затем, после восьми минут быстрых пробежек вперед и назад, «Штык» получил пас — короткий, от защитника, — и обрадовался, сумев точно передать мяч другому игроку своей команды. Спустя еще минут двадцать «Штык», футболка и волосы которого уже взмокли, снова получил пас, совершенно, впрочем, бесполезный. Все это время он перемещался вперед-назад вдоль ворот, стараясь не оказаться вне игры и оставаться за спиной Влада; два или три раза он даже бил по воротам, но безрезультатно. Бектайв и Миллс автоматически, казалось, отдавали мяч одному из вырывавшихся вперед защитников или полевых игроков. Утешало «Штыка» лишь то, что и Влад получал подачи так же редко, как он. Но, наконец, когда одному из защитников его команды удалось оторваться от противника и сделать длинную поперечную передачу, «Штык» взлетел над опекавшим его хорватом и головой пробил по воротам. Вратарь, возможно перестаравшись, рукой отбил мяч на угловой, однако стадион взревел, и «Штык» понял, что он окончательно принят в английскую премьер-лигу. Хлопок по спине, полученный им от Гэвина Россала, укрепил его уверенность в этом.