– Ты не можешь так поступить со мной, – прошептала она. – Мне больно.

Продолжая улыбаться, он выламывал ей руку. Несмотря на боль, Кайла почувствовала сильное возбуждение. Почувствовала, как внутренняя влага смачивает ее шелковые трусики. Его пенис коснулся ее губ.

– Шлюха! – выкрикнул Роже и вместо ласки ударил ее ладонью по щеке.

Голова Кайлы дернулась, и он тут же ударил ее с другой стороны. Кайла в ошеломлении застыла, лишь ее голова дергалась в такт его ударам то в одну, то в другую сторону. Наконец она пришла в себя и увернулась.

– Ублюдок! – с неприязнью выкрикнула она. – Vous êtes un cochon dégoûtant![19]

Он выпустил ее руку, но тут же цапнул прядь светлых волос и рванул вверх, заставив Кайлу поднять к нему лицо.

– Никогда, никогда не называй меня свиньей! – с мертвящим спокойствием сказал он и снова ладонью ударил Кайлу по лицу, так что мотнулась голова. Кайла с удивлением и страхом смотрела на него сквозь слезы, набежавшие на глаза от жгучей боли, но говорить не могла скорее от шока, чем от потрясения.

– А теперь снова открой рот, – приказал он, но Кайла нечленораздельно пробормотала слова отказа и попыталась отвернуться. Он сильнее потянул ее за волосы, и ей показалось, будто он готов сорвать с нее скальп. Кайла подняла голову; на щеке, куда пришелся удар, розовело горячее пятно.

– Пожалуйста, Роже, не делай мне больно. Я говорила несерьезно. Я ужасно тебя люблю. Ты не знаешь, как сильно. Пожалуйста, прости.

– Докажи, – сказал он. – Открой рот.

Кайла никогда не чувствовала себя такой бессильной и беспомощной. Она словно склонилась к ногам не человека, но бога. Она хотела полностью принадлежать ему, покориться, чтобы он взял ее силой и унизил. Она медленно открыла рот, как приказал Роже, и он с такой силой ввел пенис, что у нее заболели места соединения челюстей. А когда в ее рот устремился теплый, остро пахнущий поток, в нем утонули все чувства. Кайла поняла, что принадлежит Роже, ему одному и больше никому, даже себе.

Два часа спустя он оставил ее, утомленную и измученную, на скомканных простынях. Губы Кайлы разбухли и воспалились от его грубых поцелуев и щетины, косметика потекла, сделав ее похожей на трагического клоуна, алебастровая кожа стала смертельно бледной, только алело пятно на щеке. Волосы спутались и потемнели от пота. Услышав, как он открывает дверь, Кайла приподнялась на локте. Но не нашла слов, чтобы умолять его остаться. А потом момент был упущен, он ушел. Разбитая и измученная, она слишком устала, чтобы заплакать. Опустила голову на подушку и через несколько минут уснула.

После вечерней молитвы Роже поднялся наверх и, как уже вошло у него в привычку, стоял облокотившись о поручень. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, он проскользнул в кладовую, и, бросив взгляд на передатчик, удостоверился в том, что тот отвечал на вопросы другой станции. Над первой лампочкой загорелась вторая. Роже набрал позывной, и экран осветился. На нем были указаны дата и время последнего контакта – несколько часов назад. Роже почувствовал прилив возбуждения. Все идет точно как было спланировано много месяцев назад. Столькое могло пойти не по плану, и чуть не пошло…

Согласно первоначальному замыслу деда, главной целью была сама эта женщина, Бэннок. Но вскоре выяснилось, что ничего не выйдет. Элементарного расследования оказалось достаточно, чтобы убедиться, – она слишком умна и осторожна, чтобы заманить ее в мышеловку. Хотя после смерти мужа у нее как будто были одна или две связи, но всегда на ее собственных условиях, со зрелыми влиятельными мужчинами, равными ей по положению. Она наверняка устоит против несомненного мальчишеского очарования и уловок Роже. А вот ее дочь – невинная овечка; одна в Париже и готова поддаться соблазнам жизни. Дед отправил Роже в Париж; устроить встречу с девушкой и завлечь ее оказалось на удивление просто.

Теперь требовалось только, чтобы мать на своей яхте отправилась в ежегодное плавание на Сейшелы и взяла с собой дочь, но это как будто не вызывало сомнений. Однако мать внезапно сошла с яхты в Кейптауне, оставив дочь на борту с экипажем, в котором теперь состоял Роже. Деда этот неожиданный поворот событий обрадовал. Роже позвонил ему из Кейптауна, из автомата в порту, и старик засмеялся, услышав новость.

– Аллах милостив, да славится его имя. Я не мог бы устроить дело лучше. Девчонка без матери будет более уязвима и послушна, а когда она окажется в наших руках, мать не сможет нам противиться. Захвати львенка, и львица придет за ним.

Роже уже собирался выйти, когда приемник негромко загудел. Крошечный зеленый экран ожил, и Роже прочел сообщение на арабском языке. Писал дядя Камаль, младший сын деда, командующий пиратским флотом, с помощью которого Типпо Тип грабил корабли в Индийском океане. Учитывая важность операции, Камаль лично командовал дау. Он сообщил Роже расчетное время, когда его судно на следующий день окажется в пределах видимости «Дельфина».

Точно в половине шестого дверь конторы распахнулась, и на темный двор вышла Хейзел Бэннок. Черный спортивный костюм облегал ее атлетическую фигуру. Широкие шелковые шорты, надетые поверх костюма, должны были скромно скрывать форму ягодиц, а на самом деле эффект был противоположный – они подчеркивали совершенство форм. На ногах – белые кроссовки. Прославленные золотые волосы собраны на затылке и надежно перевязаны черной лентой.

– Доброе утро, майор. Вам нравится бегать в полном военном облачении?

Она говорила чуть насмешливо. Поверх камуфляжа Кросс надел специальный пояс для оружия и снаряжения, а на ноги прочные армейские ботинки. На бедре в кобуре – пистолет.

– Я все делаю в этой одежде, мэм.

Хотя лицо у него было бесстрастное, оба уловили двусмысленность. Хейзел раздраженно нахмурилась, услышав его ответ.

– Тогда побежали, – коротко сказала она. – Показывайте дорогу, майор.

Они выбрались из поселка, и он повел ее по тропе на самый верх гряды. Первую милю он пробежал в умеренном темпе, чтобы оценить, в какой Хейзел форме. Он слышал за собой ее шаги на тропе, а когда они поднялись на вершину, в ее голосе не было ни следа утомления.

– Когда закончите восхищаться видами, майор, можно будет наконец побегать.

Гектор улыбнулся. Солнце пока ниже горизонта, но поднятая хамсином пыль позволяет увидеть на небе его лучи. Небо охвачено пламенем.

– Признайте, мэм, что эти виды стоят не только беглого взгляда, – сказал он, но Хейзел ничего не ответила, и он увеличил шаги. Они пересекли гряду, и он наконец решил, что они удалились от поселка на пять миль. Солнце взошло, быстро становилось жарко. Далеко внизу из тени гряды показались нефтяные вышки, и Гектор разглядел сверкающий серебряный трубопровод, бегущий по страшной пустыне к побережью.

– Впереди с гряды спускается узкая тропа. Идти по ней нелегко, но, если спуститься, выйдем на патрульную дорогу вдоль трубопровода и по ней побежим обратно, миссис Бэннок. Оттуда до поселка еще пять миль. Хотите пройти этим маршрутом?

– Вперед, майор.

Когда достигли патрульной дороги, она легко обогнала его и побежала впереди. Бежала она легко, изящно, но очень быстро. Гектору пришлось поднапрячься, чтобы не отстать. Теперь он видел темную полоску пота у нее на спине, на спортивном костюме, и что золотые волосы на шее стали влажными. Под свободными шелковыми шортами при каждом шаге покачивались ее ягодицы. Он смотрел на них.

«Теннисные мячи? – спросил он себя и почувствовал острый приступ желания, напряжение в паху. – Даже на такой скорости она держится наравне со мной. Совсем неплохо!»

Он сдержанно рассмеялся.

– Поделитесь шуткой, майор, – предложила Хейзел, по-прежнему небрежно, без тени усилия.

«Чертова баба, – подумал он. – Она слишком хороша. Таких не бывает. Интересно, в чем ее слабость».

– Школьный анекдот. Вам он не покажется смешным, мэм.