И только она задумалась, что делать с прозрачными занавесками на ее окнах, выходящих на восток, Гаретт зевнул, обнажив длинные, как у кошки, клыки, и забрался под кровать.

– Ах вот как оно, – произнесла Антония. – Эй, у меня взаправду монстр под кроватью!

Ответа не последовало, так что она поднялась, натянула последнюю чистую одежду (придется сегодня идти в магазин или – фууу – одолжить чего-нибудь) и спустилась вниз.

Синклер все еще не спал – читал «Уолл-Стрит Джорнал» (что за жуткая скукота). Да Антония скорее этикетку на шампуне читать будет, но на эту газету и не взглянет.

– Доброе утро, Антония.

– Ага.

Она налила себе стакан шоколадного молока, прошерстила другие газеты на столе и выбрала «Миннеаполис Трибьюн».

Синклер произнес, не глядя на нее:

– Какой жуткий укус.

– Не твое дело, король, который не мой король.

– Просто наблюдение, – мягко ответил тот. – Но тебе нужно знать, что Тина не… ммм, не любит долгих отношений.

– Чего?

– Ты великолепная женщина, но тот факт, что твое присутствие здесь не продлится долго – весьма, мммм, заманчиво для нее. Надеюсь, моя откровенность тебя не обижает.

Она бесстрастно отхлебнула молока и поразмышляла: насколько здорово будет не разубеждать его в этой глупой мысли. А потом сравнила – насколько весело будет рассказать ему правду.

– Я не с Тиной была прошлой ночью, придурок. Я провела ее с Гареттом. Это все, конечно, замечательно – что Тина не хочет серьезных отношений, мистер Любопытный, но я в такиеигры не играю.

– Ого. – Газета зашуршала. В точку! Он такого точно не ожидал. Ха–ха!

– Что ж… Это… Что ж…

– Тебя не касается.

– Верно.

– Не касается.

– Да.

– Я тебе говорю это только потому, что ты хорошо ко мне отнесся и дал совет. Абсолютно ненужный, но все же.

Он изумился.

– Ты только что сказала "абсолютно"?

– Нет.

Они посидели некоторое время в тишине, пока Антония гадала, как повлияет ее кровь на природу Демона. Если кровь Бетси помогла ему, а Лаура (кем бы она не была) тоже поспособствовала, то что может сделать кровь оборотня? Хоть что-то? Или ничего?

Она подпрыгнула, когда Синклер нарушил тишину.

– Отвечая на твой вопрос…

– Я ничего не говорила, – ответила она удивленно.

– … я понятия не имею, что с Гареттом может сделать твоя кровь. Или не сделать.

– Это очень раздражает, – огрызнулась Антония. – Я у тебя ничего не спрашивала. Я просто сидела, занималась своими делами. Твоя проблема в том, что все к тебе подлизываюся и никто не говорит тебе, чтоб ты отвалил на хрен.

– Напротив, – ответил он, совершенно спокойно – проклятье! Она так ждала драки. – Моя очаровательная будущая жена постоянно говорит мне, чтобы я на хрен отвалил. А вот мой вопрос к тебе, Антония – почему ты об этом вдруг задумалась?

– Почему? – она удивилась, а потом разозлилась, потому что не ожидала такого вопроса. – Почему? Ну, я не знаю… пока я здесь, понимаешь. Не повредит, верно?

Он ей улыбнулся. Идеальная улыбка, совсем не та, полная обещания страсти, улыбка, которой он одарил Бетси предыдущей ночью, но Антония все же кое-что почувствовала. Там, внизу.

– Поступай с другими… Как мы, мартышки, любим повторять?

– Вы не мартышки, – шокировано ответила она. – Ну, Джессика и Марк, думаю… Извини. – Она замолкла, возможно, устыдившись… очевидно, она слишком часто использует это грубое слово. – Я даже и не думала о вас, как о… слушай, может закроем тему? Если я тебя оскорбила, мне очень жаль.

– Ты запуталась, – ответил он, подняв и встряхнув газету, – тебе не жаль. Бедняжка.

Антония кипела от злости весь завтрак, а затем сбежала из кухни, как только представилась возможность.

– Хватит пялиться.

– Я и не пялилась, – обиделась Джессика.

– Нет, пялилась.

– Ну, я слышала, у тебя был след от укуса. Но я ничего не вижу.

– Высшая форма жизни, – напомнила им Антония. – Все уже прошло.

Это было следующей ночью и они рылись в шкафу Бетси в поисках одежды, которую могла бы одолжить Антония. Все это было так по-девчачьи, что ее аж тошнило. Но альтернатива – поход по магазинам – была в разы хуже.

– Это самая нелепая вещь, которую я когда-либо видела, – заметила она, заглядывая в шкаф Бетси и насчитав там по меньшей мере сотню пар туфель. – Они выглядят недешевыми. Ты в них и по собачьим какашкам ходишь?

– Зачем, думаешь, ей столько пар обуви? – весело спросила Джесс. Она положила стопку радужного цвета футболок на кровать. – Эти подойдут.

– И у меня есть куча леггинсов и еще одежда, которую можно взять, – предложила Бетси приглушенным голосом из шкафа. – Но свои трусики я тебе точно не дам.

– Я пойду в магазин чуть позже.

Джессика, которая родилась богатой и высокомерной, не смогла скрыть отвращения.

– Отвали, Джессика. У тебя нет права смотреть на меня свысока. Если не сможешь пробежать милю, меньше чем за минуту.

– А я бы могла, если бы захотела, – похвасталась Бетси в шкафу. – Я просто не хочу.

– Да ты в этих туфлях ни хрена не можешь, – огрызнулась Антония.

– Эй, на Гранд-Авеню есть отличный мотель, если тебе, ну, знаешь, вдруг захочется слинять отсюда на фиг.

– Если бы я только могла, – проворчала та, в душе довольная. Все было словно… словно они были друзьями в каком-то смысле. Ей были благодарны за помощь Марку. В ее личную жизнь (почти) не лезли. Никто не волновался, что у нее родится щенок с отклонениями. Никому дела не было, что ей нужно было одолжить одежду, потому что ее не хватало. Это было… как бы сказать? Приятно.

– Кое-что я бы хотела спросить, – сказала Джессика. – Посмотрим, правильно ли я поняла: называть нас "мартышки" – это вроде как использовать слово на букву Н [7]?

– Ну, да, – ответила Антония. – А еще можно сказать, что если я что-то делаю – это почти всегда оскорбительно и антисоциально. Серьезно. Я вряд ли могу быть примером для подражания.

– Слово на букву Н, да? – протянула Джессика.

– Не думаю, что стоит об этом говорить, – нервно произнесла Бетси, вынося из шкафа кучу вешалок.

– Расслабьтесь, белокожие. Мне просто интересно.

– Слушай, это и правда очень грубо, и я постараюсь контролировать себя, ладно?

Бетси была слишком любопытна, чтобы оставить эту тему.

– Так по сравнению с вами, ребятки, мы медленнее, глупее, с худшим обонянием, воняем и много нудим?

Антония отметила, что Бетси сказала "мы", имея в виду и себя. Интересно.

– Ну… да. Но мы же понимаем, что вы, ребята, не… виноваты.

– Так это типа как родиться слепой? – сухо поинтересовалась Джессика. – Бедняжки, бла-бла-бла, повезет в следующей жизни?

– Вроде того.

– Ну, а ты тогда как здесь вписываешься? Оборотень, который никогда не бывает волком?

– Я не знаю, – ответила Антония, а затем поразила сама себя (и всех окружающих), когда расплакалась.

– О Боже мой! – очти проорала Бетси. – Прости меня! Не плачь. Прошу, пожалуйста, не плачь.

– Я не плачу, – всхлипывала Антония. – Я никогда не плачу.

Джессика, наклонившись, протянула руку через кровать и неловко похлопала девушку по плечу.

– Ну, ну, милая. Все будет хорошо.

– Абсолютно верно! – подхватила Бетси. – Абсолютно-абсолютно! Прошу, не надо!

– Я не плачу, – ответила Антония, рыдая громче.

– Ладно, не плачешь. – Джессика подняла темно-синий топик. – Что ты об этом думаешь?

– Ненавижу, – заплакала та.

– Не любишь синий, да?

– Джессика, ты что, не понимаешь, что она и правда расстроена?

– А ты что, не понимаешь, что она не хочет об этом говорить?

– Ну почему он тебя любит, идиот?

– Что? – обе женщины сказали в унисон.

– Я говорю, что синий мне не идет.