Гаривальд поторопился домой. Слова вихрем кружились в голове. Запершись в избе, он вновь припал к крынке с самогоном. Аннора, судя по расслабленному выражению лица, пила беспрерывно все это время. Теплые стены и жаркая печь уберегали крестьян о зимних морозов, так же как деревенские избы уберегали от самых страшных ужасов войны. Но теперь война пришла к ним в дом. Альгарвейцы открыли ей дверь.

– Будь они прокляты! – прохрипел Гаривальд.

Жене его не понадобилось спрашивать, о ком речь.

– Будь они прокляты, – пробормотала она. – Чтоб их силы преисподние побрали…

– Пьокьяты! – весело повторила за ними Лейба.

Она еще не понимала смысла слов – но если родители так упорно это повторяют, значит, интересно.

Слезы – легкие пьяные слезы – покатились по щекам Гаривальда. Он в отчаянии прижал в груди точку. Лейба пискнула и попыталась вывернуться – отцовская ласка доставалась ей нечасто. Но Гаривальд только что посмотрел смерти в лицо, и страх не оставлял его.

Пекка почти жалела, что не может поставить этот опыт в родном Каяни и придется тащиться в Илихарму. Потерпеть неудачу в столице Куусамо, потерпеть неудачу, когда все семеро князей надеются на успех, будет еще унизительней, чем потерпеть ее дома, где неудач было немало.

Оба старых чародея, вызвавших ее – фактически приказавших – приехать в Илихарму, встретили Пекку на вокзале. И оба рассмеялись, услышав о ее страхах.

– Глупости, моя дорогая, – утешил ее Сиунтио. Улыбка озаряла его широкое скуластое лицо. Седой волшебник походил скорее на доброго дедушку, чем на ведущего чародея-теоретика своего поколения. – Я уверен, все пройдет как по маслу.

Пекка пригладила прядку черных прямых волос, которые ледяной ветер все время бросал на глаза. Климат в Илихарме был помягче, чем в южном Каяни, но с тропическими пляжами северной Елгавы столицу трудно было перепутать.

– В первый раз мы проводим опыт на расходящихся рядах, – промолвила она. – Слишком многое может случиться.

Теперь расхохотался Ильмаринен. Если при взгляде на Сиунтио Пекке на ум приходил образ добродушного деда, то при виде его спутника – образ двоюродного дядюшки-»черной овцы» в семье. Однако в своей специальности он уступал только Сиунтио, и то многие – включая прежде всего самого Ильмаринена – ставили его на первое место, а не на второе.

– И чего вы больше опасаетесь? – поинтересовался он, бесцеремонно разглядывая чародейку. – Что не случится ничего или случится слишком много?

У него был талант задавать неприятные, но важные вопросы.

– Если не случится ничего, – ответила Пекка, подумав, – то я буду умирать от стыда. А если случится слишком многое, можно и всерьез помереть.

– Мелко плаваете, – жизнерадостно объявил Ильмаринен. – Если все пойдет вразнос, мы захватим с собой в могилу половину Илихармы – а то и город целиком, если повезет.

Пекка не назвала бы это везением, но спорить с Ильмариненом себе дороже.

Сиунтио сурово глянул на своего давнего помощника:

– Это, как тебе прекрасно ведомо, маловероятно. Мы имеем понятие о масштабах задействованных сил. Мы же работаем не в эпоху Каунианской империи, когда чародеи понятия не имели о теоретических основах своего ремесла.

– Об основах и мы не имеем понятия, – отозвался Ильмаринен с неприятным педантизмом. – Иначе мы пользовались бы ими, а не ставили бы опыты.

Пекка полагала, что он прав, но надеялась, что ошибается. Сиунтио попросту не позволил втянуть себя в спор.

– Отвезем лучше госпожу Пекку в «Княжество» – не волнуйтесь, милая моя, по счетам платят семь князей – и поможем обустроиться, чтобы к завтрашнему опыту она могла приступить с ясной головой.

Чародеи благородно дотащили до кареты ее чемоданы, хотя Пекка годилась в дочки им обоим. Извозчик ждал у самых дверей вокзала. Если бы кучер заскучал еще сильней, то преставился бы с тоски. Даже лошадь в упряжке засыпала на ходу, медленно и неохотно волоча карету в сторону гостиницы – лучшей гостиницы Илихармы.

Пекка разглядывала столичные улицы в окошко кареты. Илихарма хотя и превосходила размерами ее родной Каяни, не могла сравниться блеском с Трапани или Сетубалом. Но крепость на столичном холме возывшалась еще в те века, когда о прочих городах и слышно не было.

Большинство прохожих внешне походили на Пекку и ее спутников-чародеев. Иные, однако, были выше ростом и светлей лицами, кое-кто мог похвалиться острым носом или рыжими кудрями – признаками лагоанской крови. В Сетубале тоже можно было встретить невысоких темноволосых жителей в толпе тощих и рыжих.

Прибыв в «Княжество», Пекка первым делом разобрала чемоданы, потом попарилась в бане и нырнула в холодную ванну – все при номере, затем заказала ужин и, вытащив тарелки из подъемника, с удовольствием изничтожила тушенного с укропом лосося. Если уж она лезет в карман к семи князьям, можно не экономить.

Она пожалела, что не может активировать хрустальный шар в номере и поболтать с оставшимся дома мужем. Но опытный чародей в силах уловить отдаленные колебания эфира, а Куусамо находилось в состоянии войны с Альгарве. Лейно поймет, почему жена не дала о себе знать. Он знает, что такое государственная тайна.

И Пекка углубилась в работу. Большую часть теоретических расчетов для завтрашнего опыта делал Ильмаринен, а все, что выходило из-под его пера, приходилось изучать внимательно. Сиунтио, которому Пекка старалась подражать по мере сил, рассуждал всегда последовательно и четко; мысль Ильмаринена же билась, как гадюка с перебитым хребтом – и так же легко могла впиться ядовитым зубом, когда этого меньше всего ждешь.

Пекка проверяла и перепроверяла, рассчитывала и повторяла расчеты. Чародей, который проводит магический опыт без предварительной подготовки, просто дурак. А чародей, который без подготовки попытается добыть энергию из тех глубин бытия, где сходятся законы сродства и подобия, легко может оказаться мертвым дураком. Пекка осознавала, что гибель может настигнуть ее в любом случае: такова плата за проникновение в неведомое. Но она намеревалась по возможности уменьшить риск.

Заработавшись, она легла спать поздней, чем собиралась. Большая кружка чая с медом и булочки на завтрак помогли развеять сонливость. Решив, что вполне готова, чародейка спустилась вниз, где обнаружила, что карета ее ждет.

– В университет, не так ли? – поинтересовался кучер.

– О да! – воскликнула Пекка.

Не хотела бы она проводить этот опыт во дворце семи князей. Если опыт выйдет из-под контроля на территории университета, то, по крайней мере, не погубит всех повелителей Куусамо разом. Во всяком случае, чародейка на это надеялась.

Ильмаринен и Сиунтио тепло приветствовали ее.

– Добро пожаловать в мою берлогу! – заявил Ильмаринен с ухмылкой, обнажив кривые зубы. – Теперь посмотрим… если будет на что смотреть.

– Будет, – с полнейшей уверенностью заявил Сиунтио. – Как можем мы, воспользовавшись твоими блистательными расчетами и вдохновенными опытами госпожи Пекки, не вырвать истину из цепких лап природы?

– Можно подумать, что вы к этому опыту не имеете никакого отношения, магистр Сиунтио! – воскликнула Пекка. – Вы приложили больше усилий – плодотворных усилий – к разработке теории двух законов и соотношения между ними, чем любой другой. Вся честь должна по праву принадлежать вам.

Ильмаринен, похоже, готов был поспорить с этим, но промолвил только:

– Или бремя вины.

– Именно так, – невозмутимо ответил Сиунтио. – Сила – любая сила – сама по себе не является злом, но может быть ко злу обращена.

Сей кроткий ответ отчего-то взбесил Ильмаринена еще больше.

– Для того мы и проводим опыт, – пробормотал он. – Чтобы выяснить, как можем мы невырвать истину из лап природы.

Пекка, тщательно проверявшая подопытных крыс в клетках, старалась не обращать внимания на их перебранку, хотя получалось скверно: Ильмаринен требовал не меньше внимания к себе, чем ее сын Уто, и добивался его столь же бесстыдным образом. Чародейка выбрала пару клеток с крысами: одна зверушка, если верить этикеткам, приходилась другой внучкой. Если опыт пройдет как задумано, эти крысы станут не менее знаменитыми, чем те, с которыми она проводила опыты в Каяни. Пекка покачала головой. Знаменитыми они станут, но насладиться славой уже не смогут. А вот чародейка – собиралась. Если повезет…