— Делай, как сочтешь нужным, — ответил келевсту Менедем.

Под команды, которые выкрикивали капитан и начальник гребцов, «Афродита» оставила маленькую гавань Суниона и двинулась на восток через Эгейское море к Косу, чтобы оттуда отправиться домой, на Родос.

Соклей продолжал смотреть на северо-запад — туда, где остались Афины; туда, где могло столько всего произойти. Он проклинал пирата, укравшего череп грифона, а заодно и всех остальных когда-либо живших на свете пиратов. Но что толку в проклятиях! Череп грифона пропал, и никогда больше Соклей не увидит ничего подобного; он не знал даже, увидит ли когда-нибудь что-либо подобное мир.

Вместо того чтобы попусту ругать пиратов, Менедем приготовился сражаться с ними, раздав команде оружие, так же как сделал по дороге к Аттике. При виде этих приготовлений пассажир «Афродиты» вынул из своего мешка меч гоплита и повесил его на пояс с видом человека, умеющего обращаться с оружием.

Царил мертвый штиль, и Эгейское море лежало гладкое, как отполированный металл, под свирепым, палящим солнцем.

Пот струился с тела Менедема, стоявшего на рулевых веслах; он жадно глотал разбавленное вино, чтобы удержать хоть немного влаги. Так же поступали и гребцы. На такой жаре они не способны были работать с полной отдачей, и Диоклей их за это не бранил: начальник гребцов знал, что люди и без того делают все, что могут.

На полпути между Сунионом и Кеосом «Афродита» прошла мимо остановившегося из-за штиля крутобокого судна. Моряки на бочкообразном паруснике, заметив галеру, тревожно закричали. Окажись «Афродита» пиратским судном, у них не было бы никаких шансов спастись. Потом моряки закричали снова, на этот раз с облегчением, увидев, что акатос не повернул в их сторону.

Далеко за полдень Менедем решил сделать остановку на Кеосе.

— Наполним водой кувшины и передохнем. Очень надеюсь, что завтра будет ветер, — сказал он Соклею. — Я знаю, мы прошли всего около сотни стадий, но…

К его облегчению, двоюродный брат не склонен был спорить.

— Мы все равно не добрались бы до Китноса к закату, и нам нужна пресная вода.

— Верно, — кивнул Менедем. — И вода на Кеосе лучше, чем та гадость, что пьют на Китносе.

Кеос и вправду выглядел более зеленым и гостеприимным, чего его южный сосед, хотя жестокое солнце опалило и этот остров тоже. Когда «Афродита» вошла в гавань Корессии, одного из четырех полисов маленького острова, Соклей заметил:

— Здесь в старину людей заставляли пить цикуту, когда им исполнялось шестьдесят, чтобы не кормить лишние рты.

Менедем щелкнул пальцами.

— Я знал, что это было на одном из кикладских островов, но даже персидский палач не заставил бы меня вспомнить, на каком именно.

— Я помню всякие бесполезные вещи, ты же знаешь. А еще с этого острова вышел поэт Симонид.

— «Путник, весть отнеси всем гражданам воинской Спарты: Их исполняя приказ, здесь мы в могилу легли», — процитировал Менедем эпитафию павшим в битве при Фермопилах.

— Он написал и много других стихов, — заметил Соклей.

— Знаю, но всем приходит на ум именно этот, — ответил Менедем. — Я, разумеется, не имею в виду тебя, мой дорогой. Ты ведь у нас вспоминаешь всякие диковинные вещи, не успеешь уронить шляпу.

Соклей снял с головы шляпу, и Менедем подумал, уж не собирается ли он ее уронить, но Соклей только обмахнулся ею и снова надел. Приподняв бровь, он рассматривал Менедема, как рассматривал череп грифона, — анализируя, классифицируя, находя для него место в более обширной системе вещей. Менедем не знал, понравится ли ему место, которое двоюродный брат для него приготовил. Конечно, он займет в квалификации Соклея место выше грифона, но вот намного ли выше?

Не успел Соклей дать на это ответ — наверное, куда более подробный, чем хотелось бы Менедему, — как на корму явился Дионис.

— Учитывая, сколько я вам плачу, я надеялся добраться до Коса в первый же день, а не приближаться к нему жалкими маленькими рывками, — сказал щеголь.

— Я и сам на такое надеялся, — ответил Менедем, — но ветра нет, и я не собираюсь гробить людей. Может, завтра дела пойдут веселее.

— Лучше бы так оно и было, — мрачно проговорил Дионис.

Растянув губы в еще более холодной и неприятной улыбке, чем та, которой он только что одарил Менедема, Соклей сказал:

— Что ж, несравненнейший, если наша скорость тебе не подходит, я верну тебе деньги, которые ты заплатил, и можешь найти здесь другое судно, отправляющееся на восток.

Дионис налился темно-багровой краской, и вовсе не из-за жары. В гавани Корессии, в которую впадала река Элике, не было других судов, кроме «Афродиты», — лишь маленькие рыбацкие лодки, никогда не уходившие далеко от острова.

Сколько времени путешественнику пришлось бы прождать другое судно, направляющееся на Кос? Менедем понятия не имел, и Дионис тоже.

С двойным всплеском якоря акатоса упали в воду. Моряки погрузили в лодку кувшины и погребли к берегу, чтобы наполнить их пресной водой из реки Элике.

— Может, сходим на рыночную площадь с благовониями и шелком? — предложил Менедем. — Посмотрим, не сумеем ли тут что-нибудь продать?

— Здесь? — Взгляд Соклея был очень красноречив. — Не думаю, что с тех пор, как здешние жители послали пару судов, чтобы сражаться с персами при Саламине, они совершили еще хоть один поступок.

Менедем засмеялся.

— Ты, вероятно, прав. И все равно они должны желать, чтобы их женщины хорошо пахли и выглядели красивыми.

— Полагаю, да, — признал Соклей. — Но вот могут ли они заплатить за это?

— Тут уж никогда не угадаешь наперед, — в свою очередь признал Менедем. — Но, думаю, стоит выяснить.

Почти никто в Корессии не обратил особого внимания на двух родосцев, шагавших к агоре.

Мужчины в такую жару сидели в винных лавочках или лежали, распластавшись, как ящерицы, в любой тени, которую только могли отыскать. Двоюродные братья увидели и пару громко храпевших пьяных, рядом с которыми стояли пустые винные чаши. Соклей приподнял бровь, Менедем только пожал плечами.

На рыночной площади почти не было народу. Кто-то торговал вразнос луком, одна женщина разложила на продажу яйца и сыры, но вот покупателей заметно не было. И казалось, продавцы и не ждали их — они всего лишь делали вид, что торгуют. Менедем видел такое и раньше, и это всегда вызывало у него пренебрежительную усмешку.

— Давай покажем этим людям, что не все спят день напролет, — предложил он Соклею.

Тот зевнул.

— Прости, почтеннейший. Ты что-то сказал?

Менедем фыркнул и начал кричать — все громче, пока его голос не разнесся по всей агоре:

— Благовония с Родоса! Прекрасный косский шелк! Кто хочет купить? Мы не пробудем здесь долго, поэтому лучше поспешите! Кто хочет купить?

Парень, торговавший луком, и крестьянка уставились на приезжих. Соклей присоединился к Менедему, однако родосцам оставалось лишь гадать: а волнует ли вообще это кого-нибудь, кроме двух голубей, склевывавших что-то с земли. Может, Корессия была не сонным городком, а мертвым?

Но наконец на агоре появился человек средних лет, который двигался ленивым шагом.

— 'дравствуйте, — сказал он, опуская звонкие согласные, как делали все говорившие на ионическом диалекте. — Что 'ы привезли на продажу?

«Ничего себе! Двери и черепицу. Разве ты не слышал, как я расхваливал их?» — подумал Менедем.

Но Соклей уже демонстрировал штуку тонкого шелка, и Менедем нехотя объяснил покупателю, что они с двоюродным братом продают также благовония.

— Сколько 'а это? — Местный разинул рот, как будто никогда не слышал вообще ни о каких товарах. — Сколько ты 'а них хочешь?

Менедем назвал цену, добавив:

— В афинских драхмах, конечно.

Кеос входил в Островную лигу, но имел более тесные связи с соседней Аттикой.

— Хорошо, — сказал местный. — 'айте мне пару кувшинчиков 'лаговоний и, может, еще 'ве-три штуки шелка. Похоже, это будет очень неплохая сделка.