— Ха!
Смешок Вара прозвучал невесело.
— Одна из тех шуток, которые могли бы позабавить, будь они и впрямь шутками… Если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Вон деревня, командир! — крикнул всадник, ехавший перед наместником и начальником конницы. — Паршивая дыра, населенная вонючими дикарями.
Квинтилий Вар сомневался, что последняя фраза предназначалась для его ушей, поэтому сделал вид, что не расслышал. Тем более что, выехав из леса на расчищенное пространство и приглядевшись, Вар понял, что трудно не согласиться с кавалеристом.
Коровы и овцы были мелкими и неказистыми, лошади — мохнатыми и низкорослыми, свиньи мало чем отличались от диких кабанов, а высыпавшие навстречу римлянам злобные собаки казались отпрысками рыщущих в здешних лесах волков. Дома представляли собой лачуги с соломенными кровлями, со стенами из обмазанных глиной, переплетенных прутьев. Края кровель нависали над стенами, чтобы во время дождя возле дома оставалась полоска сухой земли.
Что касается жителей… Что ж, германцы есть германцы.
Их облик не вызывал у Вара большого раздражения — особенно облик женщин, по большей части рослых, светловолосых, с пышными формами. Зато мужчины как будто ушли от первозданной дикости не дальше, чем их собаки и свиньи. Вар уже знал, что «свинский пес» считается у германцев одним из самых крепких ругательств, и теперь подумал, что понимает, почему варвары так часто пускают это ругательство в ход. Очень уж оно им подходит.
Десять или двенадцать высоких мужчин с копьями, завернувшись в плащи, стояли кружком на поляне (видимо, игравшей роль деревенской площади) и спорили — верней, орали во все горло, потрясая друг перед другом сжатыми кулаками. Драка еще не началась, но Вару подумалось — за ней дело не станет.
— Это и есть то собрание, которое они хотели тебе показать, командир? — спросил Вала Нумоний. — Если им кажется, что таким сборищем можно похвастаться перед наместником, одним богам ведомо, что эти дикари вытворяют, когда мы их не видим.
— Верно, — со вздохом признал Вар.
Ему подумалось, что он вправе, не погрешив против истины (или почти не погрешив), написать Августу, что германцы начинают перенимать римские обычаи. Август обрадуется, получив такое известие. Ну а если это пока не вполне соответствует действительности, он, Вар, сумеет в скором времени изменить действительность в нужную сторону. В этом он не сомневался.
Один из варваров вдруг устремился ему навстречу, размахивая руками, с энтузиазмом восклицая:
— Хайл, почтенный наместник! Рад тебя видеть! Как твое драгоценное здоровье? Если позволишь, я буду твоим толмачом!
— Арминий?
Вар был доволен, что вспомнил имя парня. Правда, ему всю зиму вопили это имя в ухо, не говоря уж о скандале с похищением девушки, случившемся прошлым летом… Но ведь Арминий был, в конце концов, всего-навсего германцем, и большинство римлян не стали бы запоминать его варварское имя, даже имейся у них на то веская причина. В общем… Квинтилий Вар был собой доволен.
Жители деревни спорили о том, что следует им предпринять в отношении жителей соседней деревни, лежавшей в нескольких милях отсюда. В безлунные ночи соседи повадились угонять у них скот. Собственно, решение напрашивалось само собой: устроить засаду и перебить воров. Но германцы не могли заявить об этом в присутствии римлян, присвоивших себе право карать (многие варвары видели в этом еще одно посягательство на их исконные права).
Арминий переводил речи местных жителей на латынь для Квинтилия Вара. Исказить смысл он не решался, поскольку кто-нибудь из римлян смог бы его уличить. Поэтому Арминий искренне надеялся, что у его соплеменников хватит ума не наговорить при чужеземцах лишнего. И германцы проявили благоразумие, не став упоминать о нападении и кровной мести. Кто-то даже попросил Вара послать к соседям воинов с требованием, чтобы угонщики скота прекратили набеги.
— Почему бы и нет? — рассуждали жители селения. — Конечно, такой приказ воров не остановит, зато унизит. А они заслуживают унижения!
Арминия вообще не волновала эта деревня и краденый скот. Здешние жители не принадлежали к его клану, не принадлежали даже к его племени. Но они тоже были германцами, и его злило, как хорошо они притворяются, будто следуют римским обычаям.
Впрочем, сам Арминий тоже волей-неволей улыбался и пожимал руку толстопузого римлянина, демонстрируя притворное дружелюбие. Еще прошлым летом он сделал все возможное, чтобы понравиться наместнику, потому что иначе Сегест руками римлян поквитался бы с похитителем Туснельды. Судя по словам Вара, Арминий напоминал ему сына, обучавшегося где-то во внутренних землях Римской империи. Тут германцу просто повезло: не будь у Вара сына, будь у него только дочери или будь его сын с виду другим…
Но лучше было не полагаться на случайное везение.
По мнению Арминия, если бы молодой Вар был настоящим мужчиной, он находился бы сейчас в Германии, рядом с отцом. Что может быть важнее, чем помогать отцу в выполнении огромного дела, порученного вождем его народа? Наверное, лучше было бы вообще не напоминать римлянину о таком сыне.
Но Вар как будто не находил в отсутствии юноши ничего странного. У римлян не существовало семейного и родового единства, которое народ Арминия принимал как должное. В империи мужья и жены разводились по самым разным причинам, а то и вовсе без причин, и никто их за это не осуждал, никто не думал о них плохо. Римские женщины были настолько ветреными, настолько часто изменяли своим мужьям, что на сей счет даже ходили шуточки… Для германцев такое казалось немыслимым.
Представление было сыграно деревенскими жителями до конца, и донельзя довольный Квинтилий Вар сказал Арминию:
— Пожалуйста, передай этим почтенным гражданам, что я восхищен их вдумчивыми и зрелыми рассуждениями. Слыша, как мудро и справедливо толкуют они о делах своего селения, я верю, что их внуки, возможно, наденут тоги и украсят своим участием заседания сената в Риме.
Арминий, приложив максимум стараний, перевел это на родной язык, причем снова не решился исказить перевод, боясь, что кто-нибудь из присутствующих римлян достаточно хорошо понимает речь германцев. Он надеялся, что собравшиеся на лужайке люди помнят, что не должны выдавать Вару своих истинных чувств. К радости Арминия, никто об этом не забыл, ведь прибывших с Варом всадников хватило бы, чтобы перебить так называемое народное собрание, да и всех остальных жителей деревни в придачу. Осознание этого, несомненно, помогло германцам сосредоточиться на исполнении своих ролей.
Арминий восхитился тем, что они не выказали ни малейшей обиды, когда Вар сказал, что их потомки когда-нибудь станут римскими сенаторами. Конечно, Вар думал, что делает комплимент, но вряд ли свободные германцы могли пожелать своим потомкам подобной судьбы.
— Все прошло очень хорошо — даже лучше, чем я надеялся, — сказал Вар, когда большинство поселян разошлись по домам.
Арминий остался на площади среди римлян. Он чувствовал себя одиноким, но, разумеется, не подавал виду. В глазах Вара он являлся римским гражданином, а разве место римского гражданина не среди сограждан? Конечно, так и есть… Вроде бы.
— Они начинают свыкаться с мыслью о том, что их будущее неразрывно связано с будущим империи, — ответил Арминий.
При этом он сознательно умолчал, одобряют ли германцы то, с чем «свыкаются», но этого ни Вар, ни другие римляне не заметили. Как свойственно многим людям, они слышали лишь то, что хотели слышать.
— Это деревня не твоя, Арминий, так? Ты ведь живешь к северо-западу от Минденума, верно? — проявил осведомленность Вар.
— Да, верно, — ответил Арминий. — Для меня большая честь, что об этом помнит римский наместник. Возможно, когда-нибудь ты окажешь мне еще большую честь, посетив мое скромное жилище.
— Что ж, очень даже может быть.
Если Вара и удивило неожиданное предложение германца, он скрыл удивление под толстым флером привычной римской учтивости.
