— Каждый делает свое дело, — спокойно сказал Руди. Ему было совершенно все равно, кто и зачем паразитирует на его изобретениях. Главное, что он может заниматься любимым делом и никто ему не мешает. Остальное его не слишком интересовало. Таким уж он был человеком — без особой коммерческой жилки. Впрочем, наличие недюжинных способностей позволяло Руди прекрасно без нее обходиться.
Шелли чувствовала себя уставшей, поэтому после встречи с Руди сразу поехала домой. Из-за дня рождения Гарри она совершенно не выспалась и теперь, сидя за рулем серебристого «вольво», с трудом удерживалась от того, чтобы не упасть носом в руль. Зевая и стряхивая с себя назойливое сонное состояние, Шелли поставила машину в гараж и направилась к дому.
Кондиционеры, которые она установила по совету Руди, работали неплохо, но в доме все равно чувствовалась духота. Уже темнело — время для чаепития на террасе было не совсем подходящим, но Шелли все-таки устроилась за маленьким деревянным столиком, наплевав на комаров и мошек, надоедливо жужжавших вокруг нее.
Терраса, выходившая в сад, была самым приятным уголком дома в теплое время года. Выйти на нее можно было через кухню или через гостиную. Достаточно широкая, но при этом не слишком большая, терраса вмещала две скамьи, круглый деревянный столик и несколько стульев. В вечернее время она освещалась лампой причудливой формы, которую Шелли выбирала специально для этого места. Издалека лампа казалась сделанной под старину из-за обрамлявших ее многочисленных завитушек, но при ближайшем рассмотрении она выглядела не старинной, а скорее даже футуристической. Стеклянную сферу обвивала стальная спираль, к которой были припаяны завитушки. Все это оригинальное сооружение крепилось к круглому стальному диску, края которого тоже были украшены завитушками. Шелли лампа понравилась с первого взгляда — она любила забавные и необычные вещи.
Сад, на который смотрела терраса, находился в изрядно запущенном состоянии. Когда Шелли покупала дом, возня с садом в ее планы не входила. Она посадила дикую вишню, несколько яблонь, кусты шиповника алого и белого, решив ограничиться этим скромным набором растительности. Шиповник разросся и облепил изгородь, яблони широко раскинули свои ветви, высокая трава малахитовым ковром покрыла землю.
Шелли не хотела ничего менять — ей нравилось то ощущение заброшенности, дикости дома, возникавшее, когда она сидела на террасе и любовалась садом. Она представляла себе, что ее дом — один из немногих оставшихся в округе, что жители давно уже покинули эти места, и только она может сидеть здесь в одиночестве и наслаждаться магией тишины. Впрочем, это было не далеко от истины — домов вокруг было действительно немного, потому что место, где она поселилась, не пользовалось особым спросом. Большинство людей предпочитало устраиваться поближе к центру, к фешенебельным районам. А Шелли не жаловала городскую шумиху.
Прихлебывая чай, она пыталась думать о планах «Паблисити Сторм», но волей-неволей возвращалась к мыслям, которые частенько угнетали ее в последнее время — к мыслям об одиночестве. Шелли всегда считала, что одинокие люди сами виноваты в том, что с ними происходит. Ей казалось, что одиночество зачастую — последствие слабости и эгоизма, либо, в некоторых случаях, — своеобразный мазохизм. А некоторым просто нравится жаловаться на свое одиночество, чтобы привлечь к себе внимание окружающих. Только к какой категории отнести свое одиночество, она не знала.
У нее был Руди — хороший, надежный друг и интересный человек. У нее была масса знакомых, которые замечательно относились к ней и всегда были рады ее видеть. Но при всех своих внешних и внутренних данных Шелли до сих пор не нашла себе спутника жизни.
У Шелли было много романов, но все они носили какой-то поверхностный и легкомысленный характер. Она не была легкомысленным человеком, но зачастую получалось так, что мужчины видели в ней лишь возможность покрасоваться «такой девушкой» перед окружающими. Это коробило и задевало ее. Она могла понять и даже оправдать их себялюбивые порывы, но чувствовать себя всего лишь красивой куклой... Ни одного из них не интересовало, о чем она думает, чем она увлекается, что ей дорого и близко. «Маленькой Шелли» (так ее прозвали из-за невысокого роста) достаточно быть красивой — большего от нее не требовалось. А ей так хотелось, чтобы мужчины ценили не ее красоту, а внутренние достоинства. Но, несмотря на то, что внутренний мир Шелли пестрил самыми яркими и радужными красками, мужчины упрямо не обращали на него никакого внимания. Иногда ей хотелось вытащить свою душу и положить им в руки — посмотрите на нее, она ведь не хуже того, за чем скрывается...
Трэвис, с которым она встречалась полгода, сказал, что его будущая жена сядет дома, нарожает ему детей и будет встречать его с пивом после футбольных матчей. Шелли рассталась с ним сразу после вечеринки, на которой он ходил важный, как петух, показывая пьяным приятелям «свою красивую подружку».
Огастес, тридцатилетний мужчина, обожающий «высшее общество» и «все утонченное», таскал ее по светским раутам и покупал ей откровенные ярко-красные платья, которые она терпеть не могла. Почему-то он был уверен, что она в восторге от раутов и от платьев, а когда Шелли выложила ему правду об отношении ко всему этому, он назвал ее «пустоголовой блондинкой», которая ни черта не смыслит в изысканных вещах и интересных людях.
Бишоп, самый симпатичный малый из всех, с кем она встречалась, энергично пытался склонить ее к карьере фотомодели. Шелли долго объясняла ему, что ей это, мягко говоря, не интересно, да и потом — с ее маленьким ростом... Но Бишоп был непреклонен — он с одержимостью маньяка приносил ей телефоны и адреса модельных агентств. В один прекрасный день он заявил ей, что она разбила голубую мечту его детства — он так хотел, чтобы его женой была девушка с обложки журнала...
Год за годом, роман за романом — и к двадцати пяти годам Шелли поняла, что найти мужчину своей мечты с такой внешностью — занятие из области фантастики. Стоило Шелли поверить в то, что заинтересовались ею самой, а не «обложкой», как из-за угла черной пантерой прыгало разочарование. Шелли не могла понять, то ли мужчины настолько ограничены, что не могут допустить наличия души в красивой женщине, то ли ей попадаются именно такие представители сильного пола. В итоге она пришла к выводу, что ее внешность притягивает к ней мужчин, которые падки на роскошный фасад и совершенно не готовы принять то, что за ним находится.
Именно поэтому она часто завидовала девушкам, не выделяющимся особенной красотой. Уж они-то могли быть* уверены в том, что их полюбят за истинную красоту — внутреннюю, и когда они постареют, их не оставят мужья, потому что эта красота будет при них всегда. Шелли была уверена, что пожалуйся она этим девушкам на свои проблемы, те просто засмеяли бы ее и сказали, что она с жиру бесится. Может, конечно, и бесится, но перспектива коротать свой девичий век в гордом одиночестве Шелли не очень-то согревала.
Она частенько говорила об этом Руди, который был в курсе всех ее романов, но он лишь разводил руками. Может, оттого, что не считал ее красавицей, а может, потому что не относился к одиночеству как к серьезной проблеме — его оно совершенно не угнетало. Понятное дело, вздыхала про себя Шелли, будь у нее способности Руди, она, наверное, тоже интересовалась бы лишь изобретениями.
Комары измучили Шелли постоянным жужжанием, и она нехотя ушла с террасы. Сон, о котором она мечтала, сидя в машине, куда-то улетучился. Очевидно, мрачные раздумья в изрядной степени посодействовали этому процессу. Может, ей лечь на первом этаже и уснуть под тихое шуршание телевизора?
Шелли любила спать в разных местах. «Официальная» спальня находилась на втором этаже, но хозяйка, жаждавшая разнообразия, часто пренебрегала ею, отправляясь ночевать то в одну из гостевых комнат, то в гостиную... Перемена спальных мест избавляла Шелли от бессонницы и кошмаров, которые неизменно начинали ее преследовать, как только она больше месяца оставалась спать в одном и том же месте. Поэтому тумбочка со свежим постельным бельем находилась почти в каждой комнате дома, ожидая того часа, когда хозяйка соизволит в очередной раз изменить спальное место.
