После того, как рабыня их увела, он обратился к своему гостю:

— Видишь, сколь страшны были эти шары. С тех пор пятьдесят лет прошло, а в памяти они до сей поры еще полыхают.

Меня, хвала Зевсу, не тронул тогда огонь, но все равно я не в силах забыть. Слышал бы ты, как стенали наши воины, сгоравшие заживо! Видел бы ты тела тех живых, кто не смог от этого пламени убежать! И горели наши шатры. И катались по земле воины, пытаясь сорвать с себя горящие одежды. Уже и царство Аида не так страшно для тех, кто видел это зрелище! Даже неустрашимый Аякс бежал от этих шаров на свой корабль, ибо против них его палица была бессильна.

А после тех шаров начался новый штурм. И одним только богам ведомо, как мы выстояли тогда.

По вечерам стенания раздавались над нашим лагерем. Страшны были муки обожженных воинов!

В один из таких вечеров я увидел, как Патрокл приблизился к стенающему воину. То был его друг по имени Селеп, красивейший микенский юноша, но теперь юное, красивое лицо этого Селепа было чудовищно изуродовано ожогами, и это мучило его, наверно, даже страшнее, чем боль.

— Убей меня, Патрокл! — рыдал он. — Заколи меня мечом: я не в силах перенести это! Лучше смерть, чем это уродство на всю оставшуюся жизнь! Молю: возьми свой меч, заколи меня!

— Я не могу, мой милый Селеп, — печально ответил Патрокл. — Ни один ахеец никогда не сможет заколоть друга.

— Друга не можешь?.. А врага?! — воскликнул тот. — Врага-то ты можешь заколоть?!.. Враги были рядом, они убили тысячи наших! Сотни наших они сегодня заживо сожгли! Смотри, что они сделали со мной! И где все это время был твой меч? Зачем он тебе, если ты не можешь им воспользоваться?!

— Но ты знаешь, Селеп, — отозвался печально Патрокл, — ты же знаешь — я не мог, никак не мог!

Одиссей подошел и слушал этот разговор.

— И все-таки — сколь многим помог бы избежать гибели твой меч, — проговорил он.

— Но я не могу вступать в битву, ты ведь тоже знаешь! — воскликнул Патрокл.

— Знаю: твоя клятва Ахиллу, — сказал Одиссей. — Но ведь еще прежде была другая клятва — данная тобой Менелаю: клятва биться с его обидчиками до последней капли крови.

— Да... — вздохнул Патрокл. — Но исполнив одну из этих клятв, я тем самым нарушаю другую. В любом случае проклятия богов мне не миновать. О, знал бы ты, как меня это мучает!.. — Он с мольбой взглянул на Одиссея: — Ты слывешь хитроумнейшим среди нас! Так дай же мне совет, как мне быть!

Я догадывался, что у Одиссея уже есть какое-то решение, иначе не стал бы сейчас и подходить к Патроклу; но, как все хитрецы, он не торопился сразу все ему выкладывать.

— Ты прав... (При этом он вздохнул еще тяжелее, чем Патрокл.) Для ахейца нет ничего страшнее, чем преступить клятву, скрепленную именем богов... Если же он дал две клятвы, причем такие, что соблюдение одной немыслимо без нарушения другой... Да, тяжела тогда будет его участь в мрачном Аиде!..

Патрокл молчал, поникший.

Вдруг Одиссей, словно лишь только что озаренный мыслью, спохватился:

— Но — какую клятву ты дал Менелаю?

— Клятву, что не пожалею жизни в битве за его жену, — был ответ. — Эту клятву я скрепил именем Зевса. То была клятва, которая для всякого ахейца...

— О, никак не преступаема! — подхватил Одиссей. — А какую клятву ты дал Ахиллу?

— Клятву, что никогда более не выступлю с оружием на стороне данайцев до тех пор, пока сам Ахилл не выступит с оружием на их стороне.

Глубоко задумчивый некоторое время стоял Одиссей. И внезапно, словно вдруг прояснившись разумом, возопил:

— С оружием?!.. Ты сказал — "с оружием"?!.. Но кто же сказал, что доблестный Ахилл, всегда, как и все герои, верный своей клятве, — кто сказал, что он должен с оружием в руках выходить против троянцев?! Одного лишь вида его было бы довольно! "С нами Ахилл!" — возглашали наши ряды, — и победа оставалась за нами! Было у него при этом оружие или нет — никто того и не видел. Сам Ахилл... само его имя было нашим самым смертоносным оружием!..

О, если бы великий Ахилл (соблюдая, конечно свою страшную клятву, скрепленную именами всех богов), — если бы он... Хотя бы без оружия... Видит же он, как страждут ахейцы, оставшись не столько даже без оружия его, сколько без его имени!.. Без оружия, мой Патрокл, хотя бы без оружия!.. Только бы само имя его!.. И если бы Ахилл, если бы славный Ахилл... Если бы он — пускай даже без всякого оружия!.. И если бы в это самое время — рядом ты, мой достойнейший Патрокл!.. И если бы позади, — о, пускай тоже без оружия!.. — если бы позади ступали ваши славные мирмидонцы!..

О, если бы хоть в этой малости ты, Патрокл, мог нам помочь!

Уверен, боги забыли бы о твоих клятвопреступлениях, Патрокл, если бы ты помог нам лишь в одной малости... Если бы все наше воинство однажды вдруг снова возгласило: "С нами Ахилл!"

А за оружие... За оружие (коли была дана клятва богам)... За оружие при этом и не надо браться, мой Патрокл! Лишь бы возглас этот — "С нами Ахилл!" — разносился над нашими рядами!

— Но Ахилл!.. Он — никогда, никогда!.. — начал было Патрокл.

Однако Одиссей прервал его:

— Пройдемся по нашему лагерю, Патрокл, — сказал он. — Мне надо посмотреть, сколь мы нынче готовы к обороне.

Я понял: он увидел меня, слушавшего их разговор, и не желал, чтобы кто-либо знал, чем этот разговор закончится. Потому я сам поспешно двинулся по берегу в сторону от них.

Я шел, Профоенор...

Ах, не смущайся так! Для меня ты — по-прежнему, Профоенор!..

Я шел вдоль берега, Профоенор, и думал: неужели Одиссею удастся подвигнуть Патрокла на то, чтобы тот, в свой черед, подвигнул Ахилла?..

На что?!..

На то, о боги, на то, чтобы Ахилл, позабыв о том, что сотворил Агамемнон с его Брисеидой... чтобы он, обо всем позабыв, снова вышел против Гектора и троянцев... Уж неважно, с оружием или без оружия...

Нет, не мог я такого себе представить, мой Профоенор!.. (Клеон опять с легкой усмешкой взглянул на своего гостя.)

И все же, — продолжал он, — все же не зря (я так думал) Одиссей, хитроумнейший среди нас, затеял весь этот разговор! Что-то же он замыслил. Но вот — что, что?..

О, не верил я, что позабудет о своей страшной обиде Ахилл!..

...На другое утро опять загремели трубы над стенами Трои, распахнулись городские ворота, и, быстро выстроившись в правильные ряды, на наш частокол двинулись троянцы. Позади волы везли метательное орудие, а другие волы везли подводы со страшными шарами. А впереди троянских рядов ступал Гектор в своем шлеме с высоким гребнем, страшным для всех, кто когда-либо лицом к лицу встречался в бою с этим великим воином.

Хотя Одиссей и Аякс были с нами, но робость все еще сковывала нас.

И вдруг из нашего лагеря вышел высокий воин в черных доспехах, в шлеме с золотым гребнем и стал впереди наших военачальников, Аякса и Одиссея.

Был он, этот воин, без меча и без щита, в легких кожаных доспехах, но при этом бесстрашно шел на врага.

О, мы узнали эти доспехи, этот шлем. И опять, как бывало прежде, в пору забытых уже побед, разнеслось над нашими рядами:

— С нами Ахилл! С нами снова Ахилл!

И двинулись мы на врага, на ходу сплачивая свои ряды, уже ничего не страшась. Ведь с нами опять был Ахилл, а это значило для всех нас, что на нашей стороне опять бессмертные боги!..

Клеон примолк, чтобы выпить немного вина.

— Так что же, — нетерпеливо спросил его гость, — Ахилл нарушил свою клятву больше не выступать на стороне Агамемнона?

— Ты, как все молодые люди, нетерпелив, — ответил Клеон. — Что ж, слушай, слушай...

— ...Слушай же, слушай! — продолжал Клеон, допив вино. — Слушай, Профоенор... как бы там тебя в действительности ни звали!

Когда нас отделяло от троянцев расстояние не больше, чем в десять копей, Гектор, видя перед собой золотой гребень на шлеме Ахилла, движением руки остановил свои грозные ряды.

Мы тоже остановились.