Он уложил старого коннетабля в постель, оставив на столике рядом с кроватью зажженный подсвечник, и, прихватив кресло, вышел за дверь.
Коннетабль смежил очи. Но сон не шел к нему. Мысли, одна другой тяжелее, беспрестанно лезли в голову, нахлынувшие воспоминания буквально душили его. Он повернулся на бок, и воображение тотчас воссоздало воочию битву под Руаном, пятилетней давности. Гул сражения, крики дерущихся, повсюду трупы убитых его солдатами гугенотов и кровь, кровь… Вот они встают, обезображенные ранами, с отрубленными головами, с рассеченными телами, идут к нему, протягивая свои уцелевшие конечности, требуя отчета о содеянном, осыпая проклятиями, хватают его и волокут в бездну царства мертвых, где нет света и тепла…
Монморанси застонал и повернулся на другой бок. Теперь ему мешал свет. Он задул одну свечу из трех и снова лег. Ему пригрезилась битва при Дрё. И вновь мертвые гугеноты тянут к нему руки и снова тащат за собой в преисподнюю, на расправу.
Старик лег на спину. Однако свет раздражал еще больше, и он задул остальные две свечи. Но едва он смежил веки, как перед ним опять возник образ Дианы де Пуатье и рядом – короля Генриха. 1537 год. Оба молодые. Ему, тогда еще дофину герцогу Орлеанскому, только восемнадцать; ей, в то время графине де Брезе, тридцать восемь. На вид – двадцать пять, не больше. Самому коннетаблю, маршалу де Монморанси, сорок четыре. Он был пособником в их любовных делах и помогал организовывать свидания в Экуэне, о которых Екатерина Медичи, законная жена дофина, не знала. Тогда же они вместе с Генрихом добились перемирия на севере Франции и перебросили войска в Пьемонт. Диана, к которой Монморанси питал нежные чувства, рожала от дофина детей, а он завидовал сопернику, страстно мечтая быть на его месте. Но коннетабль был слишком предан своему повелителю и не помышлял об измене, а графиня не обращала на него внимания. Или опасалась из-за случайной связи потерять свой престиж?
Год спустя они с Дианой образовали союз на основе общих политических интересов. Генриха едва не развели с Екатериной из-за ее бесплодия, и Диана бросилась на защиту соперницы, ибо та, кроткая, добродушная, нетребовательная и далеко не красавица, вполне ее устраивала. В противном случае Гизы планировали женить дофина на своей ставленнице, и уж тогда они наверняка бы добились, чтобы должность главнокомандующего досталась им.
Благодарный графине де Пуатье за заботу о нем, хотя, надо признаться, Диана думала в первую очередь о себе, Монморанси уже не мыслил своего существования без Дианы и своего подопечного дофина, у которого был военным наставником.
Два года спустя коннетабль попал в опалу к Франциску. После неудачной попытки установления мирных отношений с Карлом V, Франциск I по совету Монморанси согласился женить своего третьего сына Карла на дочери императора Марии. Карл V дал в приданое за дочерью Нидерланды, Франш-Конте и герцогство Миланское, но при этом поставил условие: вернуть ему ранее завоеванные Францией Савойю и Пьемонт.
Такого удара Франциск не ожидал. Тем более что император, решив, что дельце уже обстряпано и считая себя отныне хозяином положения на правах тестя, тут же назначил своего сына Филиппа герцогом Миланским, отняв таким образом то, что дал в приданое. И Монморанси, поняв, что король не погладит его по головке за его совет, покинул двор, куда, впрочем, вскоре вернулся, едва королева начала рожать Генриху одного за другим детей.
1547 год. Франциск I умер. Теперь у власти – Генрих и его любовница, всесильная фаворитка Диана де Пуатье. А поскольку она сохраняла к коннетаблю дружеские чувства, то без всякого труда уговорила короля проявлять такие же чувства к своим друзьям. Прежние фавориты пали, на сцену выступили новые, это были Монморанси, Гизы и Сент-Андре.
Три года спустя Гизы, желая упрочить свое положение при дворе и самим приблизиться к трону, женили герцога Франсуа де Гиза на Анне д’Эсте, внучке Людовика XII. Наследник рода оказался бы, таким образом, троюродным братом короля. Но этого им показалось мало, и они выдали замуж свою племянницу Марию Стюарт за сына короля, Франциска II. К тому же Мария Стюарт могла потребовать и английский трон, ибо он по воле Генриха VIII и в случае смерти Эдуарда VI[5] оставался без короля.
Гизы вырвали Марию из лап англичан и привезли во Францию. С ней оказалась гувернантка, некая леди Флеминг, дама приятная и лицом, и телом. На нее сразу же обратил внимание Монморанси. Но не для себя…
Воспоминания одно за другим проносились в голове коннетабля, он воссоздавал мысленно весь свой жизненный путь, и теперь, на пороге вечности, старался понять: где, когда и какие он допустил ошибки. Леди Флеминг… Чего он тогда добивался? Зачем она была ему нужна? Но разве ему? Кому же?..
– Королю! – раздался рядом голос в ночи.
Старик открыл глаза и обомлел. Перед ним, у самого изголовья, стояла Диана де Пуатье.
– Ты мечтал свести ее с королем, – продолжала Диана, глядя широко раскрытыми глазами прямо перед собой. – Ты хотел убрать меня с дороги, чтобы самому занять мое место. Так-то ты отплатил мне за мою доброту к тебе?
– Кто ты? – выдавил из себя коннетабль, стуча зубами от страха. – И зачем ты здесь?
– Я бесплотный дух или, если хочешь, бездушное тело.
– Как ты можешь быть здесь, ведь тебя нет… Разве я тебя звал?
– Ты думал обо мне, и я пришла.
– Чего ты хочешь от меня?
– Призвать тебя к ответу за прошлое.
– Но оно ушло… его уже нет…
– Ты ошибаешься, оно есть и будет всегда. Я напомню тебе. Ты воспользовался моим отсутствием и вздумал меня устранить, но я разгадала твой замысел и вырвала короля из твоих лап. Однако она все же родила от короля ребенка, но мы с Катрин не дали вам овладеть его сердцем и выгнали ее. Я хочу, чтобы ты сам пережил то, что пережила я, хочу, чтобы ты вспомнил всё перед своим смертным часом.
– Разве я умираю? – со страхом спросил коннетабль.
Вместо ответа Диана присела на его постель прямо поверх одеяла и вперила в него свой немигающий взгляд. В ее широко раскрытых глазах, как в зеркале, старик увидел все вехи своего жизненного пути.
А призрак между тем продолжал:
– Эти любовные делишки, которые ты подстраивал королю, окончательно рассорили тебя с Гизами, к которым я тогда была благосклонна. Ты лебезил перед Карлом V, а он намеревался обрушиться на Францию с 50-тысячным войском.
– Но я выставил ему надежный заслон!
– Что толку, если ты проиграл битву.
– Зато я способствовал подписанию мирного договора в Воселе.
– И в Като-Камбрези? Ты по-прежнему был дружен с Карлом, но Франция потеряла все то, что завоевал для нее Гиз. Он и был полководцем в тех войнах. А ты? Мало того, что ты сам не участвовал ни в одной из них, ты еще и мешал Гизу выигрывать сражения, но в случае победы ты всю славу забирал себе.
Коннетабль застонал и пролепетал:
– Я давно уже осознал свои ошибки…
– Ты должен их смыть своей кровью. Вспомни, на твоей совести лежит арест д’Андело.
– Это было сделано по приказу кардинала.
– Но ведь он твой племянник! Почему же ты не вступился за него и не помешал, таким образом, разверзнуться пропасти между католиками и гугенотами, которая и образовалась в результате этого ареста?
Коннетабль тяжело вздохнул:
– Гизы были сильнее меня…
– А завтра ты поднимешь против него меч… – предрекла Диана.
– Завтра?!
– И против его брата, адмирала Франции…
– Господи! – простонал коннетабль и закрыл лицо руками.
– Вспомни восстание в Бордо, – бесстрастно продолжала Диана. – Сколько человек ты там перевешал, сколько отрубил голов, а виноваты вы с канцлером, чрезмерно завысив налоги.
Не отрывая рук от лица, коннетабль протяжно стонал.
– Как ты потерял Сен-Кантен? Оживить твою память? – не унималась Диана. – Сначала потерпел постыдное поражение на Жиберкуле и Лизероле и этим открыл дорогу испанцам к Парижу, а затем попал в плен. Король выкупил тогда тебя у испанцев, но взятие Кале доверил Франциску де Гизу. А потом, не желая снова возвращаться в тюрьму Гента, ты посоветовал королю заключить мир, причем действовал через меня и ради этого даже согласился женить своего младшего сына на моей внучке. В результате ты обесславил Гизов, чьи достижения на военном поприще во славу Франции пошли прахом. Потом ты забрал у меня мою дочь, выдав ее замуж за старшего сына, и решил, что теперь тебе до власти рукой подать. Но ты жестоко ошибся, смерть придет за тобой раньше, нежели ты думаешь.
