подобного от Сидорова я не ожидал. Максимум, на что он был способен - пьяная драка.
- Ну и кража, - напомнил следователь.
- Это было достаточно давно, - возразил я. - И он не испытывал недостатка в деньгах. Я уже не говорю о трех трупах...
- Тем не менее есть три трупа. И есть видеопленка, где ваш дорогой друг запечатлен с пистолетом в руке.
- И там заснято, как он убивает этих людей?
- Я не имею права сообщать вам содержание пленки. Скажите лучше - какая машина была у Сидорова? На чем он ездил?
- "Ауди". Цвета кофе с молоком.
- Ее мы нашли, - нахмурился следователь. - А еще?
- У него была только одна машина.
- Но, вероятно, он мог воспользоваться любой из машин, что стояли в гараже автосервиса. Как вы считаете?
- Вероятно. Если в этот момент в гараже была хотя бы одна машина на ходу. Вы же понимаете, что там не автостоянка.
Туда свозят сломанные машины.
- Я понимаю, Константин. Итак, подпишите вот здесь... И можете быть свободны. Одна последняя просьба - если вы
вдруг узнаете что-нибудь о Сидорове...
- Так? И что? - Я вопросительно посмотрел на следователя.
- Я надеюсь, что вы мне дадите знать...
- Надейтесь. То есть, конечно, дам знать. Если мне дадут знать.
Я поднялся с табурета и выскочил в коридор, провожаемый настороженным взглядом затянутого в темно-синий плащ
Козлова. Когда я толкнул тяжелую дверь Управления внутренних дел и вышел на улицу, накрапывал мелкий дождик, а ветер
гонял мокрые желтые листья. Это показалось мне лучшей в мире погодой. Я яростно встряхнул куртку, чтобы ветер выдул из
нее запах камеры, и зашагал к своей машине. «Ока» действительно стояла на стоянке перед зданием, рядом со служебными
милицейскими автомобилями. Выглядела она при этом как Золушка рядом с принарядившимися для бала сестрами.
Макс поработал на славу. Он мог бы наговорить мне еще с три короба гадостей - я все бы ему простил. И снаружи и
внутри машина была такой чистой, какой она не была даже в день покупки. Стекло Макс, конечно, вставить не успел, но
пулевое отверстие он остроумно превратил в дыру от удара дорожного камня. Или хулиганской выходки. Оно было закрыто
прозрачной полиэтиленовой пленкой.
- Спасибо, Макс, - сказал я. - Ты настоящий друг.
Я сел за руль и вздохнул. При помощи Макса и Гарика я заработал небольшую передышку. На этот раз мне дали выйти из
серого здания с колоннами. В следующий раз все может закончиться иначе.
Особенно если кому-то взбредет в голову просмотреть все вчерашние видеопленки со всех видеокамер «Европы-Инвест».
И увидеть там мое изображение. Эта свисающая с потолка змея все-таки ухватила меня. И теперь непросто будет дать
убедительное объяснение тому, что я валял дурака в вестибюле «Европы-Инвест» за час или полтора до того, как там
начались странные и кровавые события при участии Сидорова. События, которые обеспечили моему приятелю не только
объявление в розыск, но еще три пулевых ранения и загадочных преследователей в черных масках.
И все-таки Сидорову было лучше, чем мне. Он лежал в чистой отдельной палате под присмотром опытных и заботливых
врачей. Он не знал о том, что его ищет вся городская милиция. Он был вообще вне этого мира. Может быть, ему виделись
тропические острова, экзотические красавицы, теплые моря... Может быть, он видел только непроницаемый черный полог,
отделяющий его сознание от реальности. Во всяком случае, он не мучался в раздумьях о своем завтрашнем дне.
За него это делал я. Меня также очень интересовал вчерашний день Сидорова, меня очень интересовал тот таинственный
парень, разработчик гениального плана налета на «Европу-Инвест». Тот самый парень, после встречи с которым Сидоров
заболел денежной лихорадкой и стал совершать несвойственные себе поступки.
Слишком много вопросов. Скорее всего, придется ждать, пока Сидоров придет в себя и расскажет то, что он может
рассказать. А там видно будет.
Я снова вспомнил тот вечер, когда мы сидели на кухне и разговаривали. Уже не о безумных сидоровских планах, нет, он
уже понял, что уговаривать меня бесполезно. Мы говорили о женщинах, о фильмах, о работе и еще о какой-то ерунде... Мы
просто говорили, и тогда это казалось мне вполне обычной вещью. Еще один полуночный разговор на кухне, когда коньяк
уже кончился, а в холодильнике больше ничего нет. После таких вечеров не остается ярких воспоминаний, а содержание
бесед выветривается из головы так же быстро, как пары алкоголя.
Оказалось, что все не так просто. Очень может статься, что таких вечеров больше не будет никогда. Очень может статься,
что это был последний вечер, когда мы с Сидоровым вот так запросто сидели за одним столом. Пропавшие четыреста тысяч
баксов, вставшая в охотничью стойку городская милиция, три пули, сволочи в масках - все это могло запросто разрушить
устоявшийся порядок вещей.
Что имеем - не храним, потерявши - плачем... Не так много было у меня вещей, достойных хранения. И я не собирался их
терять.
Часть вторая
Комиссия
Глава 1
Макс как-то сказал мне, уже не помню по какому поводу: «У тебя не голова, а мусорный бак. Всякую ерунду
запоминаешь, а на важные вещи у тебя постоянный склероз». Я в ответ заявил что-то типа: «А у тебя не просто мусорный
бак, а мусорный бак с дырой. Оттуда все вываливается. Бумаги уже вторую неделю забываешь оформить...» Про какие,
собственно, бумаги шла тогда речь, уже и не вспомнить, да и не в этом дело. Короче говоря, обменялись любезностями.
Так вот. В какой-то степени Макс был прав. Память у меня действительно не идеальная. И чем дальше в прошлое, тем
хуже.
Про такие вещи, как первый поцелуй или там выпускной вечер в школе, у меня сохранились весьма смутные
воспоминания. Невнятны и загадочны сведения о первом знакомстве с алкогольными напитками. А ведь, если судить по
книгам, фильмам и просто разговорам, именно такие биографические вехи и врезаются в память навечно. Что-то со мной не
так. Впрочем, это мало меня волнует.
Зато всякая ерунда из прошлого... Иногда она так стремительно и неудержимо врывается в мысли, разгоняя сегодняшние
заботы, что просто держись.
На следующее утро после того, как меня совместными усилиями Гарика и Макса выпустили из холодных помещений
Управления внутренних дел, я вышел из подъезда, неприязненно взглянул на серое осеннее небо, а потом неожиданно
вспомнил о коробках с кубинскими сигарами.
Красивые картонные коробки заполняли витрины универмага по соседству с нашим домом. Еще там были башни из
спичечных коробков, жутковатого вида глыбы хозяйственного мыла, трехлитровые банки с консервированными кабачками и
огромных размеров кубы белого жира, на которых заботливой рукой кого-то из продавщиц были вырезаны геометрические
узоры. Видимо, для придания товарного вида.
Если в продаже появлялось что-то, кроме вышеперечисленного набора товаров, тут же выстраивалась очередь. Если за
ливерной колбасой - то умеренной длины, всего лишь до дверей универмага. Если вдруг завозили что-то стоящее - типа
сосисок или сыра - то очередь выплескивалась из дверей и огибала магазин раза два. «Как в мавзолей», - говорили стоящие в
очереди люди, и на лицах читалось странное удовлетворение, словно они гордились своим участием в столь солидном
мероприятии.
В обычное же время делать в универмаге было нечего. Разве что рассматривать картинки на сигарных коробках. Там
были парусные корабли, там были тропические острова. Короче говоря, там было на что посмотреть. Можно было также
