– Они оба с востока, – прошептала гадалка. – Ты родом из империи, которой больше не существует. Из очень древней страны, протянувшейся на тысячи километров. Кровь, что течет в твоих жилах, берет начало между Черным и Каспийским морями. Посмотри в зеркало и убедись сама.
– Вы городите чушь! – возмутилась Алиса.
– Повторяю, Алиса, чтобы отправиться в это путешествие, тебе вдобавок ко всему нужно научиться принимать некоторые вещи. А судя по твоим словам, ты к этому еще не готова. Лучше пока на этом остановиться.
– Не пойдет, хватит с меня этой жуткой бессонницы! И в Лондон я уеду только тогда, когда окончательно удостоверюсь в том, что вы шарлатанка.
Гадалка строго посмотрела на Алису.
– Простите, мне очень жаль, – поспешно извинилась та. – Я вовсе так не думаю, я не хотела вас обидеть.
Гадалка резко отпустила ее руки и встала.
– Возвращайся домой и забудь все, что я говорила. Это мне очень жаль. Правда в том, что я выжившая из ума старуха, которая рассказывает небылицы, пользуясь чужой слабостью. Я предсказывала будущее и увлеклась. Живи своей жизнью и ни о чем не переживай. Ты красивая женщина, не нужно быть гадалкой, чтобы предсказать, что ты обязательно найдешь мужчину себе по нраву.
Старуха направилась к двери хибарки, но Алиса не двинулась с места.
– Только что вы казались мне более искренней, – сказала она. – Ладно, продолжим игру. В конце концов, ничто не мешает мне относиться к этому как к игре. Предположим, я вам поверила. С чего я должна начать?
– Ты несносна, дорогая. Повторяю последний раз, я ничего не предсказывала. Я говорю то, что вижу, так что не стоит терять время. Тебе разве нечем заняться в сочельник?
– Если вы хотите, чтобы я оставила вас в покое, ругаться не имеет смысла. Обещаю, что уйду, как только вы мне ответите.
Гадалка взглянула на маленькую византийскую икону, висевшую на двери ее балаганчика, погладила полустершийся лик святого и, обернувшись к Алисе, посмотрела на нее еще строже.
– В Стамбуле ты встретишь того, кто поведет тебя к следующей ступени. Только никогда не забывай: если ты доведешь поиски до конца, прежняя жизнь исчезнет. А теперь оставь меня, я устала.
Гадалка отворила дверь, в домик ворвался ледяной зимний воздух. Алиса закуталась поплотнее, достала кошелек, но гадалка денег не приняла. Девушка завязала на шее шарф и попрощалась со старухой.
Кругом было пустынно, фонари, причудливо поскрипывая, раскачивались на ветру. Издали автомобиль помигал Алисе единственной фарой. Долдри махал ей из-за стекла своего «остина». Поеживаясь от холода, она побежала к нему.
***
– Я начал волноваться. Уже подумал, не зайти ли мне за вами. На улице невозможно ждать в такой холод, – пожаловался Долдри.
– Похоже, придется в темноте возвращаться, – сказала Алиса, глянув на небо.
– Долго вы просидели в этой лачуге, – сказал Долдри, включая мотор.
– Я и не заметила, как время прошло.
– А я наоборот. Надеюсь, оно того стоило.
Алиса взяла с заднего сиденья карту и положила себе на колени. Долдри заметил, что если они хотят вернуться в Лондон, то карту следует перевернуть. Он нажал на газ, и машина рванула вперед.
– Странное у нас Рождество, правда? – почти виновато спросила Алиса.
– Уж лучше так, чем скучать в одиночестве и слушать радио. И потом, если в пути ничего не случится, еще успеем поужинать, когда доберемся. До полуночи еще далеко.
– До Лондона, боюсь, тоже, – вздохнула Алиса.
– Ну, давайте рассказывайте, не томите. Вы услышали, что хотели? Больше не волнуетесь из-за этой гадалки?
– Как сказать, – уклончиво ответила Алиса.
Долдри приоткрыл окно.
– Я закурю. Вы не против?
– Не против, если и меня угостите.
– Вы курите?
– Нет, – призналась Алиса, – но сегодня, пожалуй, следует покурить.
Долдри достал из плаща пачку «Эмбесси».
– Подержите-ка руль, – попросил он Алису. – Вы умеете водить?
– Абсолютно не умею, – ответила она и, наклонившись, ухватилась за руль, а Долдри вытянул из пачки две сигареты и зажал их во рту.
– Старайтесь держаться посередине дороги.
Он щелкнул зажигалкой, свободной рукой поправил руль, выровняв машину, которую сносило к обочине, и протянул сигарету Алисе.
– Стало быть, у нас полное фиаско, – сказал он. – И вид у вас еще более озабоченный, чем вчера.
– Кажется, я приняла слова этой гадалки чересчур близко к сердцу. Наверное, от усталости. Плохо сплю в последнее время, совсем вымоталась. Эта женщина еще более безумна, чем мне показалось поначалу.
От первой же затяжки Алиса закашлялась. Долдри забрал у нее сигарету и выбросил в окно.
– Тогда поспите. Я вас разбужу, когда приедем.
Алиса прислонилась головой к стеклу, глаза у нее слипались.
Долдри поглядел на спящую девушку и сосредоточился на дороге.
***
«Остин» остановился у тротуара, Долдри выключил мотор и стал думать, как бы ему разбудить Алису. Заговорить – еще напугаешь, тронуть за плечо – неприлично. Можно, конечно, кашлянуть, но, если за всю дорогу ей не мешал скрип подвески, придется кашлять довольно громко, чтобы пробудить ее ото сна.
– Мы умрем от холода, если останемся тут на всю ночь, – прошептала Алиса, открывая глаза.
Долдри вздрогнул от неожиданности.
Добравшись до своего этажа, оба стояли молча, не зная, что сказать. Алиса заговорила первой:
– Итак, сейчас только одиннадцать.
– Вы правы, – ответил Долдри, – одиннадцать с небольшим.
– А что вы купили сегодня на рынке?
– Ветчину, баночку маринованных овощей, красную фасоль и кусок честера. А вы?
– Яйца, бекон, булку и мед.
– Да нас ждет пир горой! – воскликнул Долдри. – Я умираю с голоду.
– Вы угостили меня завтраком, истратили на меня уйму бензина, а я вас даже не поблагодарила. Теперь моя очередь вас угощать.
– С превеликим удовольствием, я всю неделю свободен.
– Итан, я говорила про сегодняшний вечер!
– Прекрасно, сегодня вечером я свободен.
– Я догадывалась.
– Действительно, было бы глупо праздновать Рождество каждому в своем углу.
– Тогда я приготовлю нам омлет.
– Чудесная мысль, – одобрил Долдри, – сейчас только отнесу плащ, и сразу к вам.
Алиса зажгла плитку, выдвинула сундук на середину комнаты, с двух сторон бросила по большой подушке, накрыла сундук скатертью и поставила два прибора. Потом залезла на кровать, открыла окно в потолке и достала коробку с яйцами и маслом, которые держала на крыше в холоде.
Чуть погодя в дверь постучал Долдри. На нем был пиджак, фланелевые брюки, а в руках корзина.
– Цветов сейчас нигде не купишь, так что я принес все, что купил утром. С омлетом получится восхитительно.
Долдри достал из корзины вино, а из кармана штопор.
– Все-таки Рождество, не воду же нам пить!
За ужином Долдри поделился с Алисой детскими воспоминаниями. Рассказал, как тяжело ему было уживаться с родными. О страданиях матери, вышедшей замуж без любви за человека, не разделявшего ее вкусов и взглядов и далеко не такого утонченного, как она сама. Про старшего брата, лишенного чувства прекрасного, но честолюбивого и приложившего все усилия, чтобы отдалить Итана от семьи, в страстном стремлении остаться единственным наследником отцовского дела. Долдри много раз переспрашивал Алису, не скучно ли ей, и та каждый раз уверяла, что ей совсем не скучно: история этой семьи казалась ей захватывающей.
– А каким было ваше детство? – спросил сосед.
– Счастливым, – отвечала Алиса. – Я единственный ребенок. Не могу сказать, что мне не нужны были братья и сестры, мне чертовски их не хватало, зато все родительское внимание доставалось мне одной.
– А чем занимался ваш отец? – спросил Долдри.
– Он был аптекарем, а в свободное время исследователем. Его очень интересовали лечебные свойства растений, он их со всего мира заказывал. Мама работала с ним, они вместе учились. На шелковых простынях мы не спали, но дела аптеки шли хорошо. Родители любили друг друга, и дома было весело.